Рассказы охотников про таежную охоту: Охотничьи рассказы / Сибирский охотник

Читать «Таёжные рассказы» — Полковников Иван, Бакланов Борис, Храмцов Анатолий — Страница 1

Таежные рассказы

Иван Полковников

Шатун

Рисунки Н. Лазаревой

Колеса вагона ритмично отстукивали на стыках километр за километром, а я сидел в купе, предаваясь мечтам. Какова-то будет охота? Я еще ни разу не участвовал в зимней охоте с, настоящими охотниками-промысловиками — манси.

В прошлом году на одном из бесчисленных притоков Оби я оказал услугу одному охотнику. Он перевернулся в обласке (лодка, выдолбленная из целого дерева) и утопил припасы, а главное, все патроны. На мелкого пушного зверя промысловики охотятся с малокалиберной винтовкой.

Наш поход близился к концу, и мы отдали Даниле, так звали потерпевшего аварию, пять коробок патронов, соль, сахар, муку. Тогда-то и последовало приглашение на зимнюю охоту. Мы оговорили сроки и место встречи, и вот теперь я ехал до безымянного разъезда, где меня должна была ждать упряжка.

Ехал я в хвосте поезда и, выйдя из вагона, увидел только одиноко маячившую впереди фигуру дежурного по разъезду.

Меня никто не встречал. Делать было нечего, и, тяжело вздохнув, я направился в вокзал, похожий на избушку на курьих ножках, готовясь к ночевке на вокзальной лавке.

Я уже приближался к вокзалу, как вдруг на перрон вышла молодая мансийка лет двадцати. Ткнув рукой в мою грудь, она промолвила всего одно слово «Ивана».

Я утвердительно кивнул головой и стал спрашивать ее, где Данила. Она молча выслушала мою тираду, молча тронула меня за рукав, приглашая следовать за собой.

Я пробовал ей что-то говорить, но скоро понял, что она не знает русского языка. Аяна (так звали, как я узнал впоследствии, мою спутницу) подвела меня к нартам, в которые было впряжено двенадцать ездовых собак, достала сверток и подала его мне.

В свертке оказался полный набор зимней одежды охотника манси. Переодевшись в вокзале, я вернулся к нартам. Аяна подала мне ружье с патронами и жестом приказала садиться в нарты.

Вожаком упряжки был старый одноглазый кобель с широкой грудью и мощными лапами. Он умело вел упряжку, подчиняя сородичей своей воле. Собаки были все как на подбор — настоящие ездовые, с длинной шерстью, развитой грудью, сильными ногами.

Дороги никакой не было, но собаки шли ходко по неведомой мне тропе. И часа через три Аяна остановила упряжку у развесистой ели, привязала нарты и подала мне топор…

Через десять минут костер жарко запылал, пожирая белый снег в котелке.

Бросив собакам по небольшой рыбине, Аяна достала два куска мороженой вареной оленины. Один кусок она подала мне, а во втором сделала небольшие отверстия ножом и, надев его на палку, сунула в пламя костра. Я последовал ее примеру, — получился своеобразный шашлык. Выпив по кружке горячего, крепко заваренного чая без сахара, мы отправились в дальнейший путь.

Сколько прошло часов — не знаю. Снег становился все глубже, приходилось слезать с нарт и бежать за упряжкой, собаки все чаще стали сбиваться с ритма бега.

Я знал, что ездовых собак, как и лошадей, можно «загнать», пора останавливаться на отдых, а место было неподходящее.

Вот Аяна свернула в небольшой ложок. Вручила мне топор, сама занялась собаками, а когда костер разгорелся, вновь жестом пригласила меня следовать за ней. Срубив небольшую елочку и приготовив стяжок длиною в мой рост, подала мне топор и, показав обе руки с растопыренными пальцами, пошла к костру.

Я понял, что мы готовимся к ночлегу и что мне необходимо изготовить десять колышков для установки тента…

Только к полудню седьмых суток мы прибыли к одиноко стоящей избушке в глухой обско-енисейской тайге. Но за эти семь суток я познал таежную жизнь куда больше, нежели бы прочитал не семь, а даже семьдесят семь книг о тайге.

Прибыв в избушку, Аяна принялась «ворожить» над железной печкой, а я уже без ее подсказки пошел искать сушину.

Поужинав, Аяна взяла меня за руку, вывела из избушки и начала показывать свое нехитрое хозяйство — склад для продуктов, склад для охотничьих снастей. Показала две пары лыж — одни без меха, другие подбитые мехом.

Интересно, наверное, было наблюдать со стороны, как два взрослых человека молча осматривают хозяйство. Один тыкает пальцем, а другой то согласно кивает головой, то вопрошающе смотрит на спутницу. Затем Аяна подала мне кусок лепешки, позвала с улицы одну из собак и несколько раз повторила слово Ур. Я понял, что так звать собаку, и, угостив лепешкой, стал гладить ее. Обнюхав меня, Ур положил голову на колени и уставился в меня умным преданным взглядом.

Выпив кружку холодного чая, я через несколько минут уснул.

Каково же было мое удивление, а вернее, даже испуг, когда, проснувшись на другое утро, я не обнаружил ни Аяны, ни упряжки. Только, свернувшись в клубок, у входа в избушку дремал Ур.

Ничего себе положеньице!

«Немая» завезла куда-то, не на одну сотню километров, в тайгу и бросила. Что делать?

Конечно, можно было, надев лыжи, устремиться по следам беглянки или, на худой конец, взяв Ура на поводок, пойти за ним. Он непременно приведет домой. Но это значит показать свою трусость или выразить недоверие. А ханты и манси страшно не любят недоверие. Они безукоризненно честны, в их лексиконе нет слов украсть, обмануть, соврать.

Не любят они и трусливых людей.

Пришлось вспомнить в детстве прочитанную книгу и стать таежным робинзоном.

Взяв небольшую палку, я нанес на ней шесть черточек и один крест (крест обозначал воскресенье).

Позавтракав сам и покормив собаку, облачась в полное охотничье снаряжение, я отправился на свой первый зимний промысел.

День оказался удачным. Ур работал отлично, и мне удалось подстрелить десяток белок и даже одного соболя.

Вечером при свечке, которых я привез из города полтора десятка, засел за дневник. Ох и поназаписывал же я там!

Второй день моего одиночного изгнания был похож на первый, как две капли воды. Вновь около десятка белок, только без соболя, но зато пара крупных глухарей. Вновь нехитрый ужин, дневник, зарубка на палке, мертвецкий сон.

На третий день настроение начало падать. Охота оказалась неудачной, и уже часа в два я направил лыжи к избушке. Не доходя с километр, я увидел, как Ур обнюхивается с какой-то собакой. Сердце радостно забилось — одиночество кончилось.

В избушке ждали Аяна и Данила. Они приехали на двух упряжках. Привезли много свежей оленины, боеприпасы, рыбу, муку, соль…

Завтра Аяна должна увести обе упряжки в юрту, так как кормить такую ораву собак невыгодно — слишком много нужно завозить корму. По случаю встречи я достал фляжку со спиртом, коробку конфет, и мы устроили торжественный ужин. Занимались промыслом мы ровно три недели. Добыли много белки, несколько соболей, куниц и горностаев.

Данила по каким-то почти незаметным признакам находил зверей. А как метко стрелял! У себя в юрте, и вообще в обыденной жизни, он почти не выпускал трубки из зубов. Здесь же не закурил ни разу — я был некурящий.

Свободного времени почти не было. Все светлое время суток находились в лесу, да и вечер был плотно расписан: надо приготовить ужин и завтрак, снять шкурки. Правда, очень часто, когда мы занимались снятием шкурок, Данила говорил мне: «Кончай, иди, твоя писать надо. Моя доделает одна».

Между нами буквально с первого дня установились самые дружеские отношения. Обязанности распределились сами собой. Сегодня один делал одно — другой другое, а завтра роли могли смениться, и все это, чаще всего, делалось молча.

Дня за три до окончания охоты, когда мы находились километров за двенадцать от избушки, шедший впереди Данила наклонился над каким-то следом. Я подошел к нему. След для меня был непонятный. Одно было ясно — он принадлежал крупному зверю.

Щербаков Ф. Рассказ алтайского охотника

Произведения об Алтае
Информация о материале

Старая курла

(Рассказ)

Костер пылал, разбрасывая искры. Вода в котелке заходила кругами, увлекая движением случайно залетевший уголек.

Сакыл, не вставая с колен, вынул из торбочки небольшой, стянутый шнурком мешочек, достал из него щепотку кирпичного чаю и бросил в котелок. Все это он проделал неторопливо, размеренными, привычными движениями. Не спеша опустился на потник, подвернув под себя ноги, и, посасывал трубку, опять устремил неподвижный взгляд на огонь.

Он был охотником с двенадцати лет. Родители ему и имя дали охотничье — Сакыл (белка). Длинными вечерами в разговорах у костра (а по-русски Сакыл говорил довольно хорошо) я постепенно узнавал своего друга. В нем чувствовался бывалый человек, исходивший алтайскую тайгу вдоль и поперек и немало повидавший на своем веку. Как-то я спросил Сакыла о его возрасте.

— Не знаю, сколько годов, не помню, — попробовал отшутиться он.

Но я повторил вопрос.

— Вот, посмотри бумажки, там есть все. Зовут как, отца как звали, родился где — все. Ты грамотный, разберешь.

Сакыл ко всем документам относился с каким-то особым уважением. Он бережно достал из грудного кармана гимнастерки пакет, завязанный в носовой платок, и подал мне.

Я с интересом стал перебирать аккуратно сложенные бумажки. Были тут удостоверение колхоза, «выданное бригадиру охотников», удостоверение сельсовета, квитанции пункта «Заготживсырье» на пушнину, вырезка из газеты «Красная Ойротия» за 1948 год. Около большой статьи «Знатный медвежатник области» был фотоснимок. На меня смотрело знакомое лицо с неизменной трубкой в зубах. «Сто девять медведей на счету Сакыла», «двадцать две рыси, четыре росомахи н множество других хищников уничтожил алтайский следопыт» — такими выражениями пестрила статья.

Я взглянул на своего товарища, он смущенно ковырял длинной палочкой в костре, держа в другой руке дымившую трубку.

— Так ты, оказывается, знатный человек, Сакыл? — сказал я, возвращал ему бумаги. — Наверное, и премии не раз получал?

— Маленько получал.

Очнувшись от раздумья. Сакыл поднял голову и, медленно поглядев вверх и по сторонам, сказал:

— Однако, дровишек мало мы с тобой припасли, утром мороз будет.

— Насчет дров не беспокойся, Сакыл, я еще принесу. А вот ты мне лучше скажи, почему твоя старая берданка бьет лучше моего нового ружья?

Уловка удалась. Старик долго выколачивал о конец головни трубку, потом достал из кожаного кисета листовой табак, тщательно растер его в ладони. Прикурив от уголька, ответил:

— Хорошее ружье редко попадает, купить трудно. Было когда-то у меня доброе ружье — да люди извели в старое еще время, молодой когда был. Долго рассказывать, да уж начал, так расскажу.

И поведал мне Сакыл эту историю.

* * *

Лет шестьдесят тому назад Сакыл с отцом и матерью жил в Семинской долине. Отец его. Сарас, был хорошим охотником. Рослый, плечистый, он не раз один на медведя с ножом хаживал. Но вот, когда Сакылу исполнилось восемь лет, случилось с отцом несчастье: на одной неудачной охоте сильно помял его медведь, еле-еле Сарас домой помирать дотащился.

Перед смертью сказал жене:

— Трудно вам будет жить одним, но продавай, что хочешь, а курлу на шевели. Подрастет Сакыл — кормить семью будет.

А надо сказать, о ружье Сараса шла, добра молва по всей округе: от пули этой курлы еще ни один зверь не уходил.

— Ружье это не простое, — продолжал Сарас,— Кто и где его изготовил, не знаю, а только нет ему цены за меткий бой. Друг мне его на память оставил, беречь наказывал…

После смерти хозяина висело ружье в аиле шесть лет. Много охотников приценивалось к нему, хорошую цену давало, да никак не соглашалась вдова, твердо соблюдала завещание мужа.

Винтовка висела, а Сакыл рос. И вот исполнилось ему четырнадцать лет. Уже второй год он постреливал дичь из дедова старого дробовика, а на курлу только поглядывал — не давала ему мать в руки ружьё ни под каким видом. Но когда сын раздался в груди и ростом перегнал мать, а в хозяйстве не осталось скотины, и нужда наступила на горло, не могла она больше противиться, позволила сыну сходить с курлой на охоту за кураном — самцом косули. Чуть не каждый вечер трубил тот на ближних горах, беспокоя собак, зажигая сердце молодого охотника.

Быстро собрал Сакыл припасы, и едва дождавшись утра, отправился в горы. Нелегкой была охота. Долго пришлось ему лежать в засаде у тропы, долго не шел зверь. Но терпенья у парня хватило бы на целую неделю, только не вернуться бы с пустыми руками.

И вот зашелестела высокая трава, хрустнул сучок, из-за кедров показались ветвистые рога, и куран, с гордой осанкой, вышел на опушку. Забыв про все на свете, не дыша, не сводя глаз с таежного красавца, Сакыл медленно навел ствол ружья и спустил курок. Когда дым разошелся, у него от радости захватило дух: куран лежал, зарывшись головой в куст маральника.

…В тот вечер Сакыл важно восседал на мужской половине аила и не спеша принимал из рук матери куски жирного мяса.

Постепенно, незаметно для самого себя, Сакыл превращался во взрослого охотника. Ни одного почти дня не пропуская, бродил он с ружьем по горам, всё дальше и дальше уходя от стойбища. Уже были встречи и с медведем к с маралом — верная курла не изменила ни разу. Уже мать за добычу купила хорошего коня, и теперь Сакыл, как заправский охотник, гарцевал мимо юрт с прославленным ружьем за плечами. Всё шире расходилась слава о старой курле.

Как-то раз заехал к ним приказчик самого Воротникова, шебалинского купца-богача. Целый вечер уговаривал он Сакыла и мать уступить винтовку купцу за большие деньги, но те не хотели и слушать. Под конец Степанов, так звали приказчика, даже грозить стал расправой всемогущего купца, если будут упрямствовать, но все было напрасно, и он уехал ни с чем.

Тревожно стало на душе у бедняков. Мать охала и вздыхала весь вечер. Посуровел Сакыл с того дня, стал избегать людей, почти все время старался проводить на охоте.

* * *

Людно в Шебалино. Праздник зимнего Николы. Народ под хмельком, обнявшись подвое, по трое, а то и целыми ватагами, гулял, переходя с песнями из избы в избу; рекой лилась русская водка и алтайская арачка.

Особенно шумно было у Воротникова. Сегодня у него в гостях сам исправник из Бийска, какой-то чиновник из Улалы, купцы из Алтайского, Черги и Онгудая. В просторных горницах толпятся приказчики с женами, местные мужики-богатеи.

Бородатый хозяин, плотный и высокий, с медно-красным, блестящим от пота лицом, в чесучевой рубашке с расстегнутым воротом, охрипшим голосом приглашает и потчует всех. Жена и дочь сбились с ног, разнося дымящиеся блюда среди жующих, поющих и кричащих гостей.

Тучный исправник, заядлый охотник, еще при входе заметил на стене централку Зауэра и после угощения попросил хозяина показать ее.

Купец с готовностью повел гостя в переднюю комнату и снял ружье с гвоздя.

— Из Бельгии, ваше благородие, выписал, триста целковых, как одну копеечку, отдал! — хвастливо сообщил он исправнику, подавая централку.

Тот, повертев ее в руках, сказал:

— Ружьишко, видать, ничего. А как бой? Не испробуем?

— Что за разговор, конечно, можно испробовать, — ответил Воротников и громко объявил гостям о состязании.

Желающих поглазеть оказалось немало. Шумно вышли во двор. На заборе прибили бумажку с нарисованными углем кругами и начали стрельбу. Победил исправник. Хоть и купец был не из последних стрелков, а все же проиграл: или хмель мешал целиться, или нарочно мазал в угоду почетному гостю.

Долго хвалил исправник хозяйский «зауэр». Польщенный купец самодовольно перебирал пальцами бороду. И тут не выдержал Степанов:

— Централка, конечно, стоящая, а вот я знаю ружье так ружье, не этому чета!

— А ну, скажи, где такое? — нетерпеливо спросил задетый Воротников.

— У одного парня-алтайца, вниз по Семе, сирота, с матерью живет.

— Быть того не может! Откуда у алтайца хорошее ружье? Централка? Винтовка? — допытывался купец.

— Старая алтайская винтовка, курла кузнечной работы. Еще ни одного промаха, говорят алтайцы, не сделала. Давно уж я слышал про нее, хотел для вас, Илья Карлович, купить, целый вечер уговаривал парня и мать — ни в какую не соглашаются! Заветная она у них, говорят.

Тут словно сдурел купец.

— Чтоб у какого-то алтаишки да ружье было лучше моего? В жизнь не поверю! Запрягай, Степанов, сейчас же Воронка с Галкой и духом привези мне этого парня вместе с его курлой. Пряников возьми, платок ситцевый — подарок матери. Проси, чтоб отпустила. Скажи: пусть только приедет ее парень в цель пострелять, меткость свою показать, гостей моих потешить, Скажи: если хорошо будет стрелять — награжу, как надо!

Подвыпивший приказчик мигом заложил пару вороных в легкую кошевку и погнал крупной рысью по накатанной зимней дороге.

Раскормленные, застоявшиеся кони шутя несли легкие санки. Молчаливые лиственницы, одиноко стоявшие по обеим сторонам дороги, неторопливо проплывали назад. Слева тянулся тальник, меж его кустов изредка показывалась неширокая белая полоса замерзшей Семы. Но капризная река не везде поддавалась морозу: в местах, где подступившие с востока и запада горы слишком сжимали русло. Сема билась зверем, перекатывая пудовые камни, пока с шумом не прорывалась в долину. В узких местах мороз был не в силах бороться с рекой, и она, свободная, сверкала хрустальной водой, пенилась над камнями белыми барашками. Дорога все время шла под гору, вдоль реки, и не пролетело и часу, как Степанов подъезжал к юрте Сакыла.

Как ни отказывался тот от поездки, как ни противилась мать, а все же подействовали подарки купца и уговоры расторопного приказчика.

* * *

Часа два или больше купец и исправник сидели отдельно от гостей, рассказывая по очереди всевозможные охотничьи истории.

Наконец, послышался долгожданный звон колокольцев.

— Вот, привез удалого охотника вместе с его ружьем. — улыбаясь, доложил приказчик хозяину и, обернувшись к Сакылу, сказал: — Покажи-ка курлу Илье Карповичу!

Воротников уже подходил с протянутой рукой. Сакыл боязливо подал винтовку. Тяжелое ружье непривычно оттянуло руку; купец долго его вертел во все стороны.

— Ну, давайте пробовать…— сказал

Воротников, передавая ружьё исправнику. — Как тебя звать-то? — обратился он к Сакылу на его родном языке.

Парень назвал себя, свою мать и урочище, где стоял их аил.

— Если твое ружье бьет метче моей централки — на рубаху сатину тебе подарю и весь сегодняшний праздник гулять у меня будешь!

Сакыл промолчал.

Живо соорудили две цели: для курлы на сто сажен и для централки — на двадцать пять. Приз взяла курла. Три пули подряд всадил в вершковый кружок Сакыл, а у купца из трех выстрелов только два оказались удачными.

Сколько ни просил купец и исправник, не дал им парень стрелять из своего ружья.

— Мне отец наказывал никому не давать стрелять из курлы, а то она попадать в зверя не стянет, — упрямо повторял он.

Обескураженные хозяин и гость, надувшись, оставили его в покое. Однако слово свое купец сдержал: велел сейчас же отмерять Сакылу четыре аршина на рубаху и угощать его как гостя до вечера.

Но Сакыл, как только хозяин и гости ушли в комнаты, незаметно выбрался из воротниковского двора и отправился к знакомому плотнику Захару, у которого решил переночевать.

Захар раньше тоже охотничал и не раз ходил вместе с Сарасом на марала и медведя. Сакыла он встретил приветливо. Расспросил о житье-бытье, поздравил с победой у Воротникова и, между прочим, заметил:

— Ты подальше держись от богатеев, Сакыл. Обидят они тебя. Нас, русских переселенцев, вовсю прижимают, а вас, алтайцев, они и за людей не желают считать. Знаю я Воротникова, ох, как знаю. Выпил он моей крови немало, пока я у него в работниках жил.

Переночевал Сакыл и ушел домой утром.

* * *

Запала Воротникову мысль в голову — любым путем добыть у алтайца курлу. Он перебирал в уме всякие способы, пока, наконец, не придумал,

— Слушай. Степанов, — сказал он как-то приказчику, — найди-ка ты какого-нибудь охотника из тех, что «не любят выпить», и подговори сходить с этим Сакылом на медведя. Пусть сумеет во время охоты утащить курлу, да так, чтоб никто не подкопался. Ты потом винтовку у него купишь, и дело с концом! Сумеешь? Действуй!

На злое дело мастера не требуется. Подослал Степанов к Сакылу одного горе-охотника, готового за рюмку водки на все, и сманил тот парня в компанию на медведя. Вскорости это было, той же зимой. Зверь давно уже залег. Нашли жилую берлогу, коней отвели подальше и привязали под елью, где было много сухой травы, не засыпанной снегом.

— Иди, Сакыл, подразни зверя валежиной, а как заворочается — беги ко мне и вместе стрелять будем.

Парень отдал ружье товарищу, выворотил сухую елку и привился поднимать медведя. Как только стал тот выходить из берлоги, Сакыл бросил валежину к скорее к ружью. Смотрит: товарищ его бежит прочь и курлу в руках держит, а берданку оставил. Оторопел на минуту Сакыл, но зверь уже шел на него. Схватил парень берданку, дернул затвор — не поддается: «Заржавел затвор», — мелькнуло в мозгу. Бросил он ружье и бежать. Да ведь по снегу пешему от медведя далеко не уйти — пришлось карабкаться на первую ель.

Зверь был крупный, за человеком на дерево не полез, потоптался немного внизу, рявкнул для острастки и вразвалку пошел в тайгу.

…Поздно вернулся Сакыл в свою юрту и без добычи и без ружья. Всю ночь он глаз не закрыл, ворочался, матери спать не давал — спрашивал, скоро ли утро. А чуть светлеть стало — оседлал коня и, не поевши, отправился к товарищу. Застал его на постели.

— Заболел, брат, испугался зверя вчера, — торопясь, оправдывался тот, не глядя в глаза, — и курлу твою бросил, шибко тяжелая, боялся, до коня не успею добечь. Со страху-то я перепутал, заместо берданки курлу твою схватил… Как теперь, брат, искать будем— не знаю. Сам-то я не могу, как есть больной… Ты посиди, хозяйка сейчас придет, поесть чего-нибудь даст тебе с дороги…

Расспросил хорошенько Сакыл, где тот бросил курлу, и поехал на поиски. Весь день топтал сугробы в тайге вдоль следов своего вероломного товарища, но, не найдя ничего, опять вернулся и нему. На этот раз того дома не оказалось, только жена по хозяйству управлялась. Стал осторожно ее расспрашивать Сакыл про мужа, но та сразу же разразилась бранью:

— Вот иди, полюбуйся на своего дружка — пьянешенек лежит в грязи у кабака. Как вернулся с охоты, так и загулял. Ружье-то, которое у тебя на берданку выменял, он Воротникову продал.

Сакыл молча вышел, все ему стало теперь понятно. Сел он на коня и тихо поехал домой.

* * *

— Так я расстался с курлой. Доброе было ружье, и сейчас еще жалко, — закончил Сакыл свой рассказ.

— А купец долго охотился с этим ружьем? — спросил я.

— Сказывали люди, ни одного зверя не убил Воротников из курлы. Стал он стрелять в глухаря или еще в кого, и разорвало у него ствол. Грязь, видать, в ствол набилась.

Годов двенадцать еще пожил купец. А когда убегали богатеи вместе с белыми на Алтай, догнала его партизанская пуля. Я тогда тоже маленько партизанил. Нельзя без этого. Когда весь народ встал и добывать хорошую жизнь пошел, — как дома сидеть будешь? Больше года по тайге с отрядом ходил. Не одну засаду нам белые ставили, да я тайгу маленько знаю, всегда людей на место выводил. Жизнь-то теперешнюю нам кто дал? Этими вот руками ее делали. Приезжай в наш колхоз, посмотри, как я живу: аила нету, все. В избе живу — колхоз делал. Председатель говорит: «Отдыхай, Сакыл, долго жил, много работал, полезай теперь на печку».

Сакыл раскурил погасшую было трубку и добавил:

— Старик пускай лезет на печку, а Сакыл еще молодой. Сакыл, как снег падает, на медведя сходит, шибко пакостить зверь начал этот год.

…Чай давно был готов, котелок наполовину выкипел. Я принялся развязывать рюкзак и доставать продукты. Вокруг стало совершенно темно, только возле огня оставался освещенный круг: свет костра выхватывал из тьмы то ветви кедра, то белый ствол березы, то высокий обомшелый пень.

Было тихо. Высоко-высоко, в голубой синеве, блестели яркие, холодные звезды.

Ф. ЩЕРБАКОВ. (Алтайская правда, 1957 г.)

Переведено в текстовой формат Е. Гавриловым 30 августа 2015 года.

Однажды на охоте

Виктор прошел хорошую отцовскую школу, который смог передать ему любовь к природе, знания и опыт охотника­промысловика. Обладая прекрасной памятью, в разговоре он свободно цитировал дневниковые записи, которые отец постоянно делал на зимних промысловых охотах. Виктор Викторович рассказал, как однажды Виктор Михайлович добыл за один день почти сотню белок, а потом дома смеялся: « ­ Добыл бы больше, да патроны кончились.» Такая в те времена была охота. На протяжении всего охотничьего сезона его отец добывал по100 белок за один день. Проходя на лыжах за световой короткий день по 50­70 км, да еще вечерами хватало сил и белок ошкурить и вести дневник. За свой 30­летний стаж отец добыл более 300 волков (вместе с выводками ­ по 10­12 волчат). Огромная цифра. Был мастером охоты с капканами. Воспитал много учеников, в том числе своего сына. Виктор вспоминал, что отец всегда встречал его с охоты и требовал детального отчета за ту или иную промашку. Он помнит и сегодня строгое высказывание отца: «Снимай­ка, сынок, шапку…», и при этом так накрутит ухо, бывало, чтобы запомнил, а запомнилось на всю жизнь…

Благодаря стараниям отца, Виктор стал хорошим охотником. И когда разговор зашел об охоте на медведей, много рассказал интересного о повадках одно го из самых крупных хищников. Известно, что в Туве, а точнее, в Тодже, водятся самые крупные медведи. Характерно, как местные жители тут величают медведя. В именах проявляется отношение охотников к этому необыкновенному зверю. Называют его часто «хозяином тайги» или с теплым оттенком «потапычем», иногда «топтыгиным» или «косолапым мишкой» а то и «мохнатым чертом»…Медведь ­ это зверь, а называют его, как человека – Мишка, и фамилия есть – Косолапый, и должность присвоили –
«Хозяин тайги».

Пять лет подряд я ежегодно выезжаю в Туву и всегда с большим интересом слушаю рассказы охотников об охоте на медведя. До этого о медведях я знал больше по книгам, этих зверей под моим Курском, где я родился и жил, не водится. Более сильного зверя трудно себе представить, одним ударом лапы медведь способен сломать хребет взрослому лосю! Поэтому добытый медведь ­ это всегда почетный трофей. Охотники иногда говорят, что за жизнь свою можно добыть тридцать девять медведей, а «сороковой медведь» добудет охотника. Такое вот поверье. Так отец Виктора добыл за свой охотничий век более сотни. Точно он не считал. Такой была его работа.

Когда я спросил, что необходимо для успешной охоты на медведя, он, подумав, ответил: ­ Необходима осторожность, выдержка и самообладание. Надо быть всегда готовым к встрече с медведем. А она всегда происходит неожиданно. А бывает иногда так. Шли беспечные охотники по тайге, разговаривали. Вдруг видят, впереди стоит большущий медведь. Один охотник другому шепчет: ­ Медведь, медведь!. А второй, уходя в сторону с тропинки, также шепотом отвечает: ­ Не надо, не зови его, зачем он нам…

Виктор, подкладывая дрова в железную печурку, обогревавшее наше зимовье, вспомнил и рассказал еще один невероятный случай. Весной 70­го года к его отцу «на орехи» приехали друзья москвичи за заработком и романтикой. Все люди бывалые, не раз приезжали к отцу на рыбалку и охоту. Доехав до избушки, как водится, хорошо поужинали с водочкой и расположились спать. Одному из них стало жарко спать в доме, и он взял свой спальник и пошел ночевать под открытым небом, погода благоволила. Среди ночи всех разбудил отчаянный лай собак и истошный крик гостя. Все с фонарями и оружием, кто какое схватил, бросились на улицу. В свете фонарей увидели, как медведь, схватив зубами тащил спальный мешок внутри которого тщетно отбивался и орал не своим голосом московский гость. Видимо, еще голодный после зимней спячки мишка схватил этот шевелящийся мешок да и поволок в темноту, стараясь порвать его и добраться до «начинки», не обращая ни на кого внимания. Пришлось стрелять, хоть и страшно попасть в человека. Из порванного мешка мужик отчаянно прокричал: «Стреляйте, добейте, гада! Не бойтесь, лучше я от пули погибну, чем приму смерть от этой сволочи…». Отец изловчился и добил зверя. Кое­как вытащили в раз протрезвевшего, но уцелевшего москвича. Хорошо, что легко отделался ­ больших ран на нем не было. Медведь человеку совсем не товарищ.

Уже за полночь, укладываясь в избушке спать, Виктор рассказал напоследок то ли правда происшедшее, то ли пошутил, о старинном способе охоты на медведя. Суть этого способа такова. В тайге находят подходящее дерево, где медведь часто появляется и метит свою территорию, сдирая кору на дереве. Так вот, к большому суку на высоте роста вставшего на задние лапы медведя привязывают огромный камень пуда в два ­ три. Рост зверя определяют по высоте содранной коры. Рядом с этим «маятником» выкапывают большую яму, причем, таким образом, чтобы попавший туда медведь не мог выбраться, и хорошо ее маскируют. Камень обрабатывают пахучей приманкой, состоящей из внутреннего жира мускусных желез копытных, и все это приправляют изрядной порцией меда. Это очень действенная приманка, ей обмазывают верхнюю часть камня. Медведь по запаху быстро обнаруживает приманку и пытается, встав на задние лапы, дотянуться до лакомства. Зверь «дуреет» от предстоящей дармовой трапезы и начинает ловить откачнувшийся от него камень, нервничает и злится. Мишка с силой толкает маятник, а камень, возвращаясь назад, сбивает любителя сладкого в яму, где его и застает охотник.

Помню, я задал Виктору вопрос: ­ Не страшно ли тебе вот так, одному в тайге? Он мне ответил: ­ Не страшно в лесу только дураку. А охотник должен знать и соблюдать неписанные правила поведения в тайге.

Первое правило ­ самое главное: при встрече с медведем никогда не провоцируйте его на нападение. Не делайте резких движений и ни в коем случае не показывайте, что напуганы. Медведь сочтет такое поведение подозрительным. Резкие движения для него, как сигнал того, что вы будете нападать. И он непременно сделает это первым. Ваш испуг его спровоцирует на нападение. Не стоит и дружелюбно улыбаться медведю. Подобное доброе отношение к себе он воспримет, как оскал или приглашение к драке. Сытый медведь не причинит вреда человеку, который стоит спокойно, но при любой попытке к бегству медведь его будет преследовать. Ибо в данный момент бегство от медведя лучший способ распрощаться с жизнью. Погнаться за человеком заставляет зверя не голод, а инстинкт хищника. И еще одно важное правило: не следует выказывать своего любопытства к медвежатам. Помните, медведица всегда где­то рядом, близко и она очень опасна, всегда готова защитить свое потомством! Разорвет человека в клочья за секунды. И еще, никогда не преследуйте в одиночку раненого зверя и без собаки. Такая охота обычно плохо кончается.

Поздней осенью и зимой надо быть предельно внимательным и осторожным, готовым к возможной встрече с медведем – шатуном, который по каким ­ то причинам не залег в берлогу. Шатун ничего не боится: ни костра, ни людей, его лучше всего уничтожить сразу, если вы к этому готовы и такая возможность у вас имеется.

И самое последнее правило лично от меня. Если вы безнадежно заблудились в тайге, найдите медведя, и бросьте в него камень или палку. Не пройдет и двух минут, как вы найдете дорогу, которая вас выведет к людям. Но это шутка.

Page not found — Первая Роса. Литературный клуб

Unfortunately the page you’re looking doesn’t exist (anymore) or there was an error in the link you followed or typed. This way to the home page.

  • ГЛАВНАЯ
  • АНДРЕЙ БЕЗДЕНЕЖНЫХ
  • АВТОРЫ
  • ПРОЗА
    • АНДРЕЙ БЕЗДЕНЕЖНЫХ. ФАТАЛИЗМ. Сборник
    • ДРАМА
    • РОМАНЫ
    • ПОВЕСТИ
    • РАССКАЗЫ
      • Александр Ралот. Смерть на водах. Альпинистка поневоле
      • Александр Ти.Мирный договор. Традиция. Выбор. Солдатское
      • Александр Ти. Актриса. Тормоза. Точка G. Другой Я
      • Александр Ти. Ворона. Депресука или Чужие-Близкие
      • Альмечитов Игорь. Зимы…Вокзалы. Без определённого места жительства. Москва — Благовещенск
      • Альмечитов Игорь. Двадцать пятая весна. Against a Blank Wall. Анна. A Fall Time
      • Альмечитов Игорь. Лабиринт. Весь этот блюз. Грани. Таракан. Страсти по Маяковскому
      • Альмечитов Игорь. Зима Девяносто Пятого
      • Бацунов Александр. Счетовод.Рыжик. Коваль. Ерофеич. Калмык. Бес. Яблоки. Ашкеназ
      • Бацунов Александр. Печка. Око за око. Порушенная вера. Брат на брата. Диверсанты. Нейтралка
      • Бацунов Александр. Банька. Обелиск. Предатели. Баглай. Костюм
      • Богдан Баега. Художника всякий может обидеть. Гвоздь программы. Под гром аплодисментов
      • Борисов Владимир. Парафраз об одиночестве, прохудившейся крыше, приближающейся осени и изумрудах. Белые цветы на темной, кирпичной стене. Шалава Люси
      • Васильев Денис. Ночной разговор писателя со своей Смертью. Письмо. Страх. Улитка. Дама с собачкой. Огонь любви
      • Воробъёв Анатолий. Весенние мгновения. Настойчивый Эрос. Ходоки от Невского. Дурачок из «компа»
      • Воронин Александр. Весенним днём. Пасмурной осенью. До новоселья. Брат. Неподаренная подвеска. Не столь отдалённые гастроли
      • Гаврилов Святослав. Добро пожаловать в забытие. Спичечный коробок
      • Гладков Константин. Джон Ренолл. Человек-время. Выбор. Надежды. Молчаливый. Угасающее солнце. Темные люди
      • Граждан Валерий. Завести швартовый. Прощание Славянки. Чудильник. Чудо света, но какое! Судьба Макара, или ангел в ночи
      • Граждан Валерий. Предтеча выхода в люди. Так получаются подводники. Приключения на природе
      • Гурьянов Сергей. Хранитель парковки. Кол. Тигры
      • Дворецкая Камилла. Последний привет Любимым
      • Добринский Владислав. Пока собирается дождь. Зло
      • Еланцев Константин. А я отсюда родом. Сокол. Берегиня. Продотряд. Баба Нюша. Сосед. По имени «жизнь»
      • Ефремова Дарья. Хороший сон. Оля. Мечта. Должник
      • Жданов Алексей. Рассказы
      • Замлелова Светлана. Катя Варенцова. Метаморфозы
      • Ибукова Елена. Правда
      • Исаев Владимир. Время и место
      • Келеш Ирина. Санаторий «Маяк». Урюк персикового дерева. Фантазии мальчика из деревни «Безлюдово». Жена Аболтуза Идиотова. Скамейка. Женская до(у)ля. Точка сборки
      • Киахиди Мария. Домой!
      • Костина Ирина. Август. Новость. Тыщщи
      • Котухов Леонид. Комсомолка. Анфиска
      • Красина Марина. Выпускной.
      • Краснов Игорь. Реквием. Избранный. Верой жив человек
      • Кудряшов Борис.. Пивная пробка. Не плюй в колодец. Реквием по детству
      • Кудряшов Борис. Эх, всё не так. Журавль в небе. Лыжная лихорадка. Летучий троллейбус
      • Кузенкова Юлия. Герой вне времени
      • Лоншаков Константин. Кошачий дождь. Убийца лис. Скальпель — в душу
      • Мамонова Ирина. Душа наизнанку
      • Мансурова Яна. Моя автобиография
      • Манцуров Дмитрий.Веское слово. Ситуации. Пьяный трамвай. Неприятное знакомство. ЧП. Утро
      • Мартишин Юрий. Киноман
      • Метла Антон. Третья суббота. Диоген. Мимо Портленда
      • Мещерякова Вера. Зелёный вагон
      • Мирончева Анна. Цветок дождя
      • Мухлынин Александр. Мы полетим
      • Невский Владимир.Пять. Все радости – завтра .Завтра будет никогда. Лада. Сеть.Половинки
      • Невский Владимир. Автобиография. Проходя, пройдёшь. Вечер счастья. Прохожий. Свеча на ветру. Finita. Каждому своё. Надежда. Осенняя усталость. Ночь под дождём
      • Невский Владимир. След дождя. Четыре часа в пути. Два брака. Чужая женщина
      • Невский Владимир. Горьковатый привкус счастья. Оживший огонёк. Бокал с вином. Сторожка барского сада. Душа леса. Скажи надежде «ДА». Трудные дни
      • Невский Владимир. Бархатный сезон. Проще простого. Жизнь прекрасна! Каникулы
      • Невский Владимир. Оправдание.Перекрёсток. Счастье длиной в неторопливую затяжку. Тополиный пух. Через тернии к звёздам
      • Невский Владимир. Мужики. Нулевой вариант. Морской узел. Розовая жемчужина
      • Невский Владимир. Трубка мира. Музыка под снегом. Посредине жизни. Ева. Дебют долгожданного счастья. Пробуждение. Девочка моя
      • Невский Владимир. Из блокнотов В. Чиркова
      • Невский Владимир. На даче. La femme fatale. Тонкая грань. Притяжение любви
      • Невский Владимир. Горький мёд. Соседи. Утро после юбилея. Срок давности. Лаврушка. Эфиоп из «Берёзовки». Ох уж этот Лермонтов
      • Невский Владимир. Ночь незашторенных гардин. Рандеву с прошлым. Однажды в октябре. Стерва. Замкнутый круг. Она не гордой красотою
      • Невский Владимир. Карамболь Заварзина. Чистильщик. Фикция. Калейдоскоп памяти. Амалия. Десять лет спустя
      • Невский Владимир. Кузьма Ильич. Запоздалое «прости». Попутчик. Замок из песка. Если бы… Женитьба мачо
      • Невский Владимир. Вася, Василёк, Василиса. Ульга. Пряник и Сергеич. Кабысдох
      • Невский Владимир. Зигзаг. Та самая. Чистые озёра. Корпоратив. Рука возмездия. Барсетка
      • Невский Владимир. Истории большого спорта: «Закулисная игра». «Цена подката», «Боец», «Поклонник», «Офсайд»
      • Невский Владимир. Хозяйка земли таёжной. Приворотное зелье. За тридевять земель.Мулатка
      • Невский Владимир. Русалкин гребешок. Недописанный сонет.Егерь. Покоритель
      • Нечаева Алина. Зюля
      • Никифоряк Александр. Рассказы
      • Никишин Евгений. Чёрный стяг. Хозяин глуши. Мечтатели
      • Николаев Сергей. Лошади белые. Атауальпа. Упавшие звёзды. АнтиКультура. Рисунок слоника. Разговор с ангелом
      • Никонов Александр. Белошапочка
      • Осокина Алина. Закрытый город. Волхова. Совы нежные. Перед Пасхой
      • Патрикеева Полина. Рассказы
      • Петров Александр. Ограбление по…Кем я был в прошлой жизни
      • Петров Сергей. Курортная история. Верность
      • Полотнянко Николай. Шесть лет мне. Штаны. Книга блаженств. Миллион
      • Полотнянко Николай. Стеклянный графинчик. Минус единица слова, или один литератор попал в изолятор. Нос
      • Полотнянко Николай. Голубчик. Комиссар от митинга. Тёмная сила
      • Pol Pot. Случайно подслушанный разговор ни о чём. Миллениум
      • Пронин Дмитрий. Человек, умеющий говорить с голубями
      • Прохорова Валерия. Рассказы
      • Резников Владислав. Порыв ветра. Вспышка
      • Рыбкин Иван. Вожатая
      • Самсонова Дарья. Грег
      • Сафронов Евгений. Визуальная антропология. Коммунальный юродивый. Неприкаянный
      • Серебров Валерий. Ночная прогулка. Лампочка
      • Симонова Наталья. Снеговик. Яблоки. Красавица. Хмельной чай. Музыка жизни. Виртуоз
      • Синицкий Геннадий. Да воздастся каждому по делам его. Набат. Донор
      • Смирнов Михаил. О время, погоди. Внутри рассвета. Сердце матери. В тёмном небе фейерверк. Дачный сезон
      • Сотников Юрий. Как мы клад искали. После войны
      • Сущевский Александр. Рассказы
      • Сущевский Александр. Клякса на голубом. Чернобыльский клад. Грязь. Бабушка Алёна из деревни Чеблоково
      • Темерева Евгения. Счастьепад
      • Тимаков Александр. Карамолька. Чеченские рассказы
      • Тишин Василий. Как начиналось лето. Ворону
      • Троицкая Татьяна. Ртуть. Эбола. Саксофон
      • Улитин Игорь. Чечен Аю. Вор. Миша Мент
      • Унянина Жамиля. Непутевый. Слушайте, детки. Долгое возвращение к себе
      • Шевчук Ирина. Рассказы
      • Шестаков Илья. Деревня
      • Шпоркина Диана. Здравствуй, Красная Поляна!
      • Щапова Галина. Воспоминания о походе. На бархатных путях. Рассказы бывалого охотника. Западня
      • Элла Жежелла. Умер человек, говорят, хороший. Оленики бегут.Напоследок или я больше не хочу тебя ненавидеть. Вымой полы и твори. Первая любовь и швабра в кепке
      • Элла Жежелла. Осмеянная. Я — на ракете. Выше предрассудков
      • Элла Жежелла. Вязаный капор, страсть и ненависть. Первый мужчина всегда умирает
      • Элла Жежелла. Пошел ты…через мост. Акафист. По имени «Одеяло»
      • Ясюлис Дмитрий. Крыша. Обещание.Так почему же всё-таки любовь? Сны
      • Ясюлис Дмитрий. История, рассказанная неправильно. Школа
    • МИНИАТЮРЫ
    • ВЕРСЭ
    • НОВЕЛЛЫ
    • ДЕТЕКТИВЫ
    • ЮМОР
    • ДРАМАТУРГИЯ
    • СЦЕНАРИИ
    • ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ
    • ФАНТАСТИКА, ПРИКЛЮЧЕНИЯ
    • НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА
    • ЭКШН
    • ФЭНТЕЗИ
    • МИСТИКА
    • УЖАСЫ
    • СКАЗЫ, БЫЛИНЫ, ЛЕГЕНДЫ
    • ПРИТЧИ, ФИЛОСОФСКАЯ ПРОЗА
    • ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ЖАНР
    • Андрей Безденежных. СИМБИРСКИЙ КОНТЕКСТ
    • ПУБЛИЦИСТИКА
    • ЭССЕ
    • ЭТО ИНТЕРЕСНО
  • ПОЭЗИЯ
  • ДЕТЯМ
  • КОНКУРС
  • ГАЛЕРЕЯ
  • О НАС

Леонид Чадамба. Сын тайги (Повесть)


Под большим мохнатым кедром уютно укрылся шалаш. Трещит костер. Стремительно улетают в черную высь его искорки-звездочки, освещая стволы дремлющих исполинов. Возле костра хлопочет с богатой добычей дня охотник. Одна искра упала ему на руку. От неожиданности и боли чуть не выронил соболью шкурку в огонь. Заворчал про себя:
— Черт возьми! Чуть было огню не пожертвовал! Однако, надо быть осторожнее, всякое, видишь, бывает…
Охотник отодвинулся немного от костра и стал дальше оснимывать тушки соболей и белок. Это был один из известных звероловов Тоджи Бараан Дажырган. За свою долгую жизнь он до тонкостей освоил нелегкое промысловое дело, неоднократно бывал в Москве как участник ВДНХ. Но в большом городе он чувствовал себя неуютно — ему каждый раз хотелось поскорее вернуться в родную тайгу…
Проверяя качество очередной шкурки, Бараан еще раз встряхнул ее. «Славная»,— удовлетворенно отметил он. Тихо падал снег. Снежинки порхали вокруг маленькими бабочками. Поодаль от костра терпеливо лежал верный друг и бывалый «охотник» Костюк. В ожидании ужина собака внимательно следила за действиями хозяина. Держа шкурку одной рукой за нос, другой — за хвост, Бараан продолжал любоваться собольим мехом. Он то и дело встряхивал шкурку, дул в темный ворс, опять встряхивал, всматривался. «Хорош!» — окончательно решил он. Ему казалось, что по блеску шкурка не уступает пламени костра, так же горит, переливается, искрами вспыхивает то тут, то там.
— Ну и шкурка, ну и красота! — радовался бывалый охотник. — Спасибо тебе, родная тайга!
Но его слушатели — древние могучие кедры — оставались молчаливыми и безучастными, погруженными в сон и снег.
Неожиданно хрустнуло. Не выпуская из рук соболя, Бараан стал вглядываться в ту сторону, откуда послышался звук. Темнота была черной, непроглядной, только валил хлопьями снег. Наконец обозначился силуэт человека, с ног до головы облепленного снегом. «Будто в муке обваляли», — подумал Бараан. Следом выскочила собака и, радостно виляя хвостом, устремилась к костру.
Бараан через костер крикнул:
— Ну, как, Вик, почему так долго?
Тот, кому был задан вопрос, на ходу стряхивая снег с шапки, ват­ника, бойко ответил:
— Заблудился немного. Ушел дальше, а они, оказывается, под носом паслись. Ух, какой богатый снег валит!
Парень подошел к костру, на его лице радостно блестели мальчишеские глаза. И хотя ему едва исполнилось шестнадцать лет, но по сноровке в таежном промысле он мало кому уступал. Виктор Байыр-оол (так звали парня) ходил за оленями, на которых они передвигались по тайге. На ночь их отпускали на отдых.
— Когда же мне посчастливится поймать такого? — с восхищением произнес Виктор, оценив шкурку в руках старшего товарища.
— Придет время, и тебе такой попадется. Непременно. Ты мне лучше скажи, что дальше делать будем? Тебе до плана двух шкурок не хватает, мне — одной. А тут еще снег мешает, продукты кончаются.
Виктор налил чаю в самодельную чашку из корня березы, сделал несколько шумных глотков и решительно сказал:
— План надо выполнить во что бы то ни стало! Может, переберемся в другое место?
— Правильно рассуждаешь, парень. План — закон. Мы его не выполним, другой кто-нибудь не выполнит — вот тебе и весь наш совхоз, а значит, и район, дальше — республика отстала!
— Ну, нет. .. Уж я-то выполню, честное слово! Клянусь тайгой!
— Да. Но продукты, говорю, кончаются. И у нас, и вот у наших друзей, — Бараан кивнул на собак.
Виктор продолжал с шумом прихлебывать горячий чай.
— Собак можно поддержать дичью, — предложил он, подумав.
— И то верно. Завтра и пойдем за ней. Может, удастся сохатого подвалить.
— Тогда бы мы продержались! А возвращаться без плана — позор! Как людям в глаза смотреть?
— Тебе особенно неловко, девчата в поселке засмеют: кому, мол, такой жених нужен — горе-охотник!
Парень только молча погладил шкурку соболя.
— Давай-ка теперь поговорим серьезно, — продолжил старший. — Вот почему мы с тобой сейчас здесь находимся, в глухой тайге, вдали от людей, на морозе, отказываем себе в отдыхе, еде? Чтобы добыть больше соболя, белок. Пушнину недаром называют мягким золотом Чем больше мы ее заготовим, тем богаче, могучее будет наша страна. Я бывал на Великой выставке в Москве, видел пушнину, привезенную из далекой Якутии, Бурятии, Алтая. И смотрят ее тьма людей, со всех стран мира, и высоко оценивают, наравне с золотом. Хозяева Выставки поясняли гостям, что меха из Тувы — особенно ценные. Вот и ты, Вик, станешь знатным охотником. Конечно, если будешь стараться, повезешь и ты свою пушнину в Москву.
Слова старшего еще больше утвердили Виктора в решении белковать дальше.
— Пока не выполню плана, из тайги-матушки не выйду, — твердо сказал он.
— А как будешь без продовольствия? — опять вернулся к злополучной теме Бараан. Он будто испытывал юного напарника.
— Да вы за меня не беспокойтесь! Ерунда!
— Вовсе не ерунда. Запомни, Витя, охотник должен быть выносливым, сильным, с зоркими глазами, чуткими ушами. А откуда придет сила, если нечем подкрепиться? На голодный желудок никакое дело не спорится, даже ноги не идут. А уж об охотнике и говорить нечего!
— Сегодня надо мной не так высоко самолет пролетел к верховью, — радостно сообщил Виктор.
— О-о, так он, возможно, привез продовольствие и снаряжение.
— Тогда я схожу на базу. Привезу свежие газеты, письма, — глаза Виктора стали большими, с пиалу.
«База отсюда порядком, туда-сюда — четверо суток уйдет, не меньше. Разве можно спокойно отправить одного парня по тайге?» — чуть не вслух размышлял Бараан.
— Вот что сделаем, — сказал он, наконец. — Снег будет идти и завтра. Снаряжения нам пока хватит. Я пойду за зверем, а ты сходи туда, где я уже был. Там есть один соболь. Постарайся его добыть.
— Так на базу не идти? — не скрывал досады парень.
— Лучше походить здесь, поблизости, добрать до плана, а потом поскорее домой. По-моему, так будет умнее.
Снег падал все гуще и гуще. Ветви кедров уже почти не задерживали полета снежинок. Собаки Костюк и Хартыга уже дремали, свернувшись калачиками, изредка поднимая головы с настороженными ушами. Они знали, что скоро опять идти на охоту, и потому восстанавливали свои силы.
Проверив еще раз все свое снаряжение — карабин, тозовку, патроны — Бараан с легкой душой стал укладываться на ночлег. Лег спиной к костру. Виктор увлеченно читал сильно потрепанную книжку, вернее, перечитывал ее уже в который раз.
Бараан долго не мог уснуть — мешали все те же думы о продовольствии, перед глазами стояли соболи, которых не хватало.
— Ну-ка, Вик, о чем пишут в книгах?
— Ха-а, в этой книге написано очень интересно, очень…
— Вот и расскажи, что там написано?
— Да, пишут обо всем, только вот не написано, как соболей найти.
— Ладно, а еще о чем? Почитай вслух.
— Я вот читал недавно в газете, один чабан из Дзун-Хемчика от ста овец получил 162 ягненка. Вот здорово, а!
— Да-а. 160 ягнят! А мы? Из-за трех соболей в тайге застряли! Ну, ладно, спать, спать, братишка. Завтра нам надо далеко шагать.
— Три — это ничего… Переживать особо нечего… Вот только снег притормозит нас, — боролся со сном парень.
А снег все шел и шел, падая хлопьями, шипел в костре, как сало. Вскоре сон все-таки сморил охотников.
С рассветом отправились на охоту, чтобы застать зверя во время его завтрака. Снег по-прежнему валил, но уже не такой густой, можно было промышлять. Кобель вел себя как-то странно: был ленив, безучастен, не озирался, как обычно, не искал следов.
— Костюк, почему ты сегодня такой, а? Как мы с таким настроением будем искать добычу? — вполголоса разговаривал охотник со своим другом.
Собака только виляла хвостом, высунув язык.
Они не спеша поднимались вдоль хребта вверх. Было тихо, ничто не нарушало безмолвия: кругом один глубокий снег, укутаны в снежные одеяла деревья, спрятались под большущие белые шапки пни. Разве что взлетит где рябчик или глухарь. Тайга без конца и края, царство кедра. Все это близко и дорого сердцу, знакомо, привычно. Никогда не отпускала тайга охотника с пустыми руками, всегда возвращался он с богатой добычей. Что же нынче-то происходит?..
С такими невеселыми думами Бараан незаметно оказался у знакомого места — Хорумнуг-Озен — курганной ложбины. Звериных следов не было. «Видать, не будет мне удачи», — подумал охотник. С досады слез с оленя, закурил.
Перед ним раскинулась величавая, бесконечная черно-синяя тайга Кара-Суглуг. Казалось, она любезно приглашала охотника: «Иди сюда, перебеги ко мне, не останешься без добычи!».
— Ээ-хай! Костюк, давай-ка лучше перейдем на ту сторону, иначе нам придется здесь туго, — посоветовался хозяин со своей собакой, которая плелась следом. Костюк коротко взлаял в знак согласия и зевнул, дав понять, что пора бы и перекусить чего. В это время на осину прямо перед ними сели рябчики. Бараан тут же выстрелами снял одного, второго, а двух — прямо на лету. Двух он кинул собаке, двух приторочил к седлу. Костюк разом управился с обедом, кинул благодарный взгляд на хозяина.
Перевалило за полдень. Пес, умявший рябчиков прямо с перьями, разбудил аппетит у охотника. Бараан достал из кармана тужурки боорзак — обжаренные в масле кусочки теста, которые брал с собой, вместо сухарей — и стал неторопливо жевать. Олени копытили глубокий снег в поисках ягеля, шумно собирали его толстыми губами.
Бараан все прикидывал, не решаясь окончательно, и в то же время испытывая нетерпение поскорее перебраться в манящую на той стороне горной разложины тайгу. Она была холмистой, сухостойной, а значит, там мог обитать соболь. Вдруг ушки собаки встали торчком, она беспокойно забегала, со свистом втягивая воздух в ноздри, а затем стрелой полетела в темнолесье. Охотник быстро сел на оленя и осторожно поехал следом. Костюк бежал без остановок, пока сухостой не сменился темно-зеленым кедрачом. Тут собака вернулась обратно и снова бросилась вперед. Под кедром был виден след соболя. Спешившись, охотник убедился, что следы были совсем свежими, лишь немного запорошены снегом. Значит, соболь где-то рядом…
Собака пошла дальше. Бараан пустил оленей пастись, опутав им ноги, а сам пошел за Костюком. С нетерпением ожидал, когда собака, обнаружив зверька, зайдется в лае, но та шла молча. Следы стали более отчетливыми, видно было, что соболь убегал, не останавливаясь. Пошла всхолмленная местность.
«Вот беда! Сейчас уйдет, спасаясь, в нору. Лови его потом! — лихорадочно соображал охотник. — Чтобы его догнать, надо чуть ли не бежать».
Конечно, при таком снегопаде зверек вряд ли уйдет, разве что укроется в укромном месте. Бараан поднялся на небольшой взгорок, устало присел на поваленное дерево.
Снег повалил гуще. Высоко в хребтах уныло шумела тайга. Оттуда, сверху, доходили порывы ветра, сбрасывавшего изредка комья снега с веток. Тайга предупреждала: скоро быть пурге. Стало темнеть.
— Вот и Костюк молчит, — отметил вслух охотник.
Вдруг Бараан почувствовал спиной чей-то взгляд. Он вздрогнул и резко повернулся. Первым делом увидел свою собаку, которая беспокойно бросилась к хозяину, лизнула ему руку, кинулась прочь, отрывисто лая, и вообще была в сильном возбуждении.
— Ну, ладно-ладно, понял тебя, дружок! — успокоил собаку хозяин. А про себя подумал: «Неужто сам хозяин тайги?..».
Мысль эта обожгла: что делать? Время позднее, Виктора рядом нет, однако, не оставлять же столько сала. Пока светло, надо выяснить, кто это, и если косолапый, то завтра пожаловать к нему в гости.
— Что, Костюк, пойдем или нет? — спросил, словно искал поддержки у собаки.
Пошли за оленями, которых оставили довольно далеко. От быстрой ходьбы Бараан вспотел, одежда стала тяжелой. Найдя оленей, сел на переднего и поехал за собакой. Вскоре Костюк привел к поваленному дереву, перепрыгнул его туда-сюда и стал со злостью лаять.
Голос собаки встревожил тайгу.
— Ага! Так вот где он прячется! — от радости охотник рассмеялся.
Бараан спрыгнул с седла и стал осматривать дерево: вот тебе на! Не говори гоп, пока не перепрыгнул! Нет его, одни следы. Ай да умный соболь, ай да хитрец! Убежал, пока собака бегала за хозяином.
Охотник опять пошел по следу. Между тем сумерки сгущались. Охотник, наконец, успокоился: один соболь есть, можно не беспокоиться — он от них не уйдет. Надо только заночевать здесь. Постой-ка! А как же Виктор? Ничего, молодой, ловкий, наверняка, подстрелил кой-какую дичь. Не пропадет!
Бараан запалил костер, принялся готовить себе и собаке ужин — шашлыки из рябчиков. Перекусив, стал сушить мокрую одежду.
Ночь прошла благополучно. Утро вновь выдалось пасмурным, валил снег. Самочувствие было неважным, ведь со вчерашнего дня толком не ел, не пил. Но о себе Бараан не беспокоился, знал, что выдержит. Тайга закалила его. И теперь, не обращая внимания на непогоду и легкое недомогание, потихоньку двигался по следам соболя.
Вдруг собака стрелой устремилась вперед и побежала меж кедров, громко лая. Бараан весь подтянулся, поспешил следом и увидел сидящего на дереве глухаря. Что ж, и за это спасибо, родная тайга! Тут же снял глухаря, спроворил костер, поджарил на огне грудину и две ножки, остальное отдал собаке. Немного порадовав пустой желудок, двинулся дальше.
Настроение поднялось, стало легче в пути. Костюк тоже повеселел. Однако следы соболя пропали. Ничего, собака свое дело знает. Вот Костюк взял влево, и через некоторое время оттуда послышался его лай.
Костюк опять бегал возле поваленного дуплистого дерева, караулил один конец дупла. Охотник стал стучать по кедру палкой, иногда шуруя ею изнутри дерева. Пусто. Обошел вокруг — никаких признаков, видимо, опять ушел. Но… собака, она-то ведь не должна обмануться. Посмотрел на часы — девять утра. На душе стало тревожно: Виктор, должно быть, теперь не на шутку обеспокоен.
«А что, не пустить ли в это убежище дыму?» — подумал про себя.
Принес елового хворосту, запалил. Дым, как назло, относило ветром в сторону. Чем же направить его в дупло? Стал смотреть по сторонам: кругом, кроме снега и укрытых им деревьев, ничего не было. Тужуркой! Снял ватник, прикрыл им костер от ветра, дым густо повалил в ствол дерева. Стал с нетерпением ждать главного. Скоро стало подмерзать, а соболь все не выскакивал. «Однако так дальше не пойдет!» — Бараан надел ватник и стал направлять дым с помощью срубленных веток кедра. Через какое-то время вместе с дымом что-то молниеносно выскользнуло из дупла и мелькнуло перед глазами. В тот же миг Костюк прыгнул в сторону от бревна, кинулся дальше.
— Халак, халак! Бедняга соболь! Сколько из-за тебя мучений! — с этими словами охотник побежал за собакой.
Костюк заливался лаем, стоя на задних лапах, прыгал вверх. Бараан заметил на верхушке кедра, у основания одного из его отростков, что-то черное. Хитро спрятался, умница! Охотник вскинул ружье, целясь в голову. Выстрел — и вот уже красавец камнем падает вниз. Костюк бросается к добыче. Бараан поднимает соболя и прячет его за пазуху. Кажется, рукой сняло усталость и голод.
Бараан освободил от пут оленей, сел на одного из них и поехал, весело напевая: «Спасибо тебе, моя Одуген-тайга!..».
Это был его 57 по счету соболь, последний в охотничьем сезоне.
Солнце еще не зашло. Но в тайге, да еще в зимнюю пору, темнеет рано. Снег глубокий, про такой в народе говорят: по самые бедра. Олени осторожно ставят ноги, причем задний безошибочно попадает в следы от переднего, напоминающие дырочки от колышек. Собака бежит по снегу, как спортсмен, легко подпрыгивая.
Серо-бурый олень Бараана шел впереди, умело управляя своими раскидистыми рогами, стараясь не задевать веток деревьев. Кажется, глаза у него на самой макушке. Древние кедры, ели, осины стояли в безмолвии, только вверху чуть слышно гудели от ветра. Изредка целый сугроб падал с дерева.
Костюк искал след. Вот он подпрыгнул вверх и настороженно залаял. Зоркие глаза охотника сразу заметили белку, бегущую по кедру. Приученный олень тут же остановился. Не слезая с седла, стал прицеливаться. Только показалась головка зверька, как раздался выстрел. Падая, белка застряла в ветвях. Пришлось лезть на дерево, доставать.
В это время в стороне послышался радостный лай собаки. То был Хартыга. Сидя на дереве, Бараан видел, как его собака кинулась в заросли и исчезла в них. Затем вдруг испуганно, как показалось охотнику, взвизгнула, вернулась назад. Охотник положил белку за пазуху и слез с кедра. Тут подъехал Виктор.
— Чем порадуешь, Вик?
— Плохо, не везет мне, только семь штук кое-как добыл. Мало там белок.
— Да и мне хвастать нечем — четырнадцать пока…
— Собака залаяла беспокойно, думал — хозяин тайги пожаловал. Напугался малость.
– Здесь он, близко… Костюк никогда не ошибается.
— Темно становится, — сказал Виктор. Он был встревожен, хотелось скорее к спасительному костру.
Бараан Барымаевич, казалось, не замечал испуга парня, напротив, предложил:
— Вот и пожалуем к нему в гости, — и стал торопливо собираться.
— Как?! Вы собираетесь сейчас идти на медведя? — не поверил парень.
— Здесь где-то внизу есть стоянка охотников, сейчас мы спустимся туда, а там поглядим, — уклонился от ответа старший.
Стали спускаться вниз. Прихватывал морозец. Бараан в спешке забыл опустить уши шапки из черной мерлушки, и ушанка закрывала только одно ухо. Даже рукавицы впопыхах не надел. Ехал, подгоняя оленя ногами. У Виктора в душе нарастало недоумение: что заставляет напарника идти на поединок сейчас, на ночь глядя, удастся ли им двоим справиться с косолапым?.. Белковать бы дальше, нет, с медведем хочет встретиться…
Виктор ехал и напряженно осматривался: за каждым деревом чудился медведь. Внизу, где кончается ложбинка, увидели голубой дымок от костра. Он струился вверх по стволам кедров и исчезал в пасмурном небе.
К мохнатому кедру притулилась стоянка охотников — чум из еловой коры. У костра неторопливо двигался человек богатырского телосложения — с широкими плечами, могучей, как сундук, грудью. Он нанизывал на шнурок шкурки белок для сушки. Все тоджинские охотники полтора месяца назад ушли на промысел и ни разу не встречались друг с другой. Только вот сейчас, как было условлено. Встретиться с близкими, знакомыми людьми всегда радостно, а в тайге — втройне! Успеваешь соскучиться по людям. Хозяин стоянки еще издали, едва увидев гостей, широко улыбался. Встретившись, крепко обнялись.
Привязав к молодому дереву оленей, сели к костру.
— Здравствуйте, дарга!
— Здравствуйте, здравствуйте! Ну как, с добычей вас? — с нетерпением спросил богатырь.
— Особо хвастаться нечем. А вы, Бараан Самбуевич? По лицу вижу, вам, как всегда, есть о чем рассказать, — в свою очередь, обратился с вопросом Барымаевич.
— Откровенно говоря, чуть перевалил план. Мои напарники один за другим уехали домой, а я вот надумал еще малость пострелять. Теперь-то уж домой надо, все равно белки мало.
Бараан Самбуевич снял с огня кипящий чайник.
— Ну, мужики, вы с дороги, устали, отведайте хооргала — пригласил к чаю, тем же боорзаком, только назвав его по-здешнему, по-тоджински, угостил.
Дажырган, смачно потягивая чай, начал беседу:
— Что и говорить, спасибо тайге! В этом году много пушнины. Все зависит только от нас самих.
— Верно. В народе говорят: будешь сидеть, останешься без добра. Тайга не скупится. Сколько хожу по Серлиг-Хему, а никогда не был в обиде, всегда возвращался с добычей.
С этими словами Бараан Самбуевич Чигжит, небезызвестный охотник Тоджи, проворно вытащил из кожаного мешка черно-бурого соболя. Заправски взяв одной рукой за нос, другой — за кончик хвоста, встряхнул шкурку: пушистый, мягкий ворс так и заискрился.
— Да-а, хорошая шкурка. У нас тоже есть два таких красавца, но с вашим не сравнить!
— Серьезно? Ну-ка, давайте сравним! — вошел в азарт богатырь, словно вызывал противника померяться силой в борьбе.
— Погодите, дядя! Нам показалось, когда ехали сюда, что рядом медведь. Вы не встречались случайно с ним?
Виктор в разговор не вступал, усердно чаевничал. В горячий чай он положил несколько кусочков боорзака, которые плавали там полешками, и с аппетитом жевал. Щеки его раздувались, как у рыбы.
— Может, след старый? — засомневался Чигжит.
Виктор, услышав, о чем разговор, стал отговаривать товарищей:
— Да ну его! Он уже давным-давно ушел искать свою берлогу, шатается где-нибудь, такая уж его доля…
— Странно, почему он не спит, в самом деле? Кто мог его разбудить? Вроде в этом году было много и ягод, и ореха, — недоумевал Дажырган.
— Может, ваша собака разбудила?
— Нет, наверное, ваши побеспокоили, — ответил Барымаевич.
— Ладно, вы тогда поезжайте сейчас, пока не стемнело, посмотрите следы, а завтра втроем наведаемся в гости, если что, — предложил Чигжит.
— Решено! — обрадовался Дажырган. – Поедем за салом.
— Погоди, любитель сала, не сало — самое ценное у медведя, а желчь, народное лекарство. Но еще рано пировать. Надо еще свалить быка, как говорится. Да и опасен шатун, может напасть, если голодный. Отправляйтесь, пока не поздно, да осторожнее! — поторопил старший по возрасту.
Бараан Барымаевич и Виктор, позвав собак, стали подниматься наверх.
— Дядя! — обратился Виктор к Дажыргану. — Почему не взял с собой карабин?
— Да мешаться только будет. Косолапый сегодня, думаю, не попадется, — самоуверенно ответил тот.
— С ума сошел! Возьми ружье, говорят! — крикнул вдогонку Чигжит.
Пришлось вернуться, взять карабин.
Проехали достаточно. Вот он, тот самый косогор, о котором говорили. Слени привычно идут по снегу, оставляя следы-колышки. Чуткими ноздрями ловят аромат спрятанного под снегом ягеля, дразнят нюх древесные грибы — иногда олени делают скачок в сторону, к ним. Охотники едут не торопясь, отводя руками низко свисающие ветки.
Костюк и Хартыга пока спокойны, бегут себе на длинных поводках за оленями. Охотники объехали косогор, но ничего подозрительного не заметили. Неужели медведь успел так далеко уйти? Берлога его где-то рядом, это точно. До темноты надо непременно найти хотя бы след.
Виктор молча едет за Дажырганом. Страх терзает его, кажется, вот-вот выскочит зверь со страшным ревом. По спине бежит холодок, лицо в огне. Однако парень старается взять себя в руки, успокаивает нервы: «Бояться совершенно нечего. Я еду с бывалым, бесстрашным охотником…».
Косогор кончился, местность стала склоняться книзу. Внизу — чернота дремучего леса. Тут-то вдруг олени и собаки учуяли… Олени стали беспокойно озираться, Костюк — с лаем рваться вниз.
Виктор затаил дыхание, только сердце отчаянно билось в груди. Усилием воли заставил себя успокоиться: «В половодье и теленок пловец». Что ж, пускай выходит, еще посмотрим, кто кого.
— Ну, Виктор, тут он, дедушка, — тихо предупредил Дажырган.
— А почему следов нет?
— Давай-ка пустим собаку, посмотрим, как она себя поведет.
— А если медведь задавит?
— Костюк — не простой орешек. Бывалый охотник.
Бараан отпустил собаку с поводка.
— Иди! Будь осторожна!
Собака пулей бросилась вниз.
— Давай, дядя, отпустим и Хартыга.
— Нельзя пока, а то медведь, если две собаки нападут, убежит.
Через некоторое время послышался тревожный лай.
— Ну вот, нашли, где отдыхает косолапый. Завтра утром можно пожаловать к нему в гости.
Виктор, ходивший поблизости в поисках следов зверя, вдруг испуганно закричал:
— Боже мой! Что это за чудовище? Смотрите, смотрите!
— Что такое?— встревожился Бараан.
На снегу четко выделялись огромные следы — они уходили вниз, разметая снег по сторонам. Казалось, прошел великан в огромной шубе и валенках.
— Да ведь это и есть хозяин тайги — дедушка!
Вернулся Костюк, сильно обеспокоенный. Бараан поймал собаку и привязал на поводок.
— Кажется, косолапый ушел. Поедем посмотрим — куда.
В полном молчании спустились, остановились у кромки чащобы.
— Он сейчас в ярости. Смотри в оба, Вик.
В лесу, меж деревьев, чернели два корневища. След уходил туда. Пошли по следу. Только сделали несколько шагов, как те самые корневища деревьев ожили и двинулись прямо на них. Казалось, тайга, горы, небо — все обрушилось враз па охотников.
— Виктор, беги! — крикнул Бараан и сам кинулся по косогору.
Не помня себя, улепетывал без оглядки, пока не натолкнулся на лежащее поперек дерево. Обернулся — и обмер от страха: перед ним на задних лапах стоял огромный медведина и, широко разевая пасть, лязгал зубами. Уже слышно его зловонное, как падаль, дыхание. Охотник вскинул ружье и направил дуло прямо в пасть зверя. Медведь поднял лапу, чтобы ударить. Чуть-чуть не достал, со злостью крутанулся на месте.
«Ты — хозяин тайги, я — ее сын. Давай сразимся!» — унял дрожь в руках охотник.
И в следующий миг, когда зверь с яростью прыгнул на него, выстрелил ему под мышку — в сердце! Медведь упал к ногам, но тотчас снова поднялся, заслонив тушей все небо — яростный, непримиримый. И тут раздался лай. Костюк! Собака вцепилась в ляжку раненого зверя. На помощь ей подоспел Хартыга. «Не один!» — охотник уже смело прицелился и выстрелил. Медведь замертво упал.
— Молодец, Костюк! Спасибо тебе! Спас хозяина! — Бараан был до слез благодарен верной собаке. Пес тоже радовался, бегал вокруг человека, ласкался к нему, виляя хвостом. Потом подбежал к поверженному медведю, принюхался к нему, брезгливо фыркая от страшного запаха.
Прибежал Виктор. Издалека увидел дядю, живого и невредимого. Бледный, как береста, парень подошел ближе.
— Слава богу, Виктор, живыми остались… Вот… собаке спасибо.
— Вы сами-то как… ничего?
— Собаку ты отпустил?
— Нет, сама, видно, вырвалась.
— Смелая! Бросилась прямо на зверя. Раненый, он очень опасен.
Охотники понемногу отошли от пережитого страха, успокоились, со смехом вспоминали всю историю с косолапым. Радость, что не случилось беды, брала верх. Принялись разделывать тушу.
— Крепкий медведь, как сама тайга.
Часть мяса повесили за ветви кедра, чтобы сохранилось, остальное погрузили на оленей и поехали на стоянку. В дороге весело, неумолчно болтали.
— Дядя, а сколько вам было лет, когда вы первый раз поехали на охоту?
— О-о, парень, с десяти лет я стал выезжать с охотниками. Помогал им: следил за костром, оленями, потихоньку выучился стрелять белок. Охоте меня учили дед Шончуур, Сываан Дамдын, Анчы Дамдын и другие. Теперь я промышляю в этих же местах на Одугене, Серлиге, Арга-Бельдире, по Большому и Малому Баш-Хемам. Эти места научили меня многому. Был один случай лет пятнадцать тому назад.
Как-то пошел я на охоту. И наткнулся прямо на дедушку. Я с ужасом смотрю на него, а он с не меньшим ужасом — на меня. Оба растерялись. Наверное, я первым опомнился: вскинул ружье, нажал на курок. А сам глаза закрыл. Когда их открыл — не поверил: лежит косолапый без движения… Сейчас мне за сорок. За все время в тайге больше тридцати мишек повидал. Но такого огромного, как этот, еще не встречал…
Самбуевич встретил охотников с похвалой:
— Хоок! Вот здорово! Настоящие звероловы, идете по стопам своих отцов-дедов!
   Азас — Адыр-Кежиг — Кызыл, 1957 — 1969 гг.

30 лет в тайге: история настоящего охотника

Этот случай сильно повлиял на меня. Тогда я зарекся, во-первых, что никогда не буду охотиться на глухарей, а во-вторых, всерьез задумался о том, в чем же смысл охоты.

Страсть добывать заложена в нас на генетическом уровне. Мы пытаемся задвинуть ее поглубже, но она все равно вылезает. И пока я в силах добыть дичь, я буду это делать. Но очень важно не убивать механически, на автопилоте. Жалость к животным и страсть к добыванию периодически спорят в моей душе. Я же нормальный человек, не лишен чувства сострадания. Но рука никогда не поднимется убить олененка, косуленка, кабаненка, потому что это неправильно, не по фэншую.

Личный тотем

А еще я никогда не буду стрелять в медведя, потому что это мое тотемное животное. Медведь спас меня от смерти. Лет десять назад я работал в Магадане и шел однажды по очень тяжелому маршруту. И уже под вечер со мной случился, по-видимому, гипертонический криз. Я понимал, что умираю. У меня был с собой спутниковый телефон, и я подумал: кому позвонить перед смертью? Позвоню-ка своему другу шаману.

Звоню, объясняю проблему. Он говорит: «Я вижу. Не бойся, все будет хорошо. Я к тебе сейчас пошлю гонца, медведя. Когда он придет, ты сразу почувствуешь. Не сопротивляйся ему, просто скажи «заходи», и все. А когда вернешься на базу, налей ему водки и отпусти». И он послал ко мне дух медведя.

Когда он в меня вселился, это было как в фильмах: меня начало сильно трясти. Я задрожал и вдруг увидел мир как будто другими глазами. Описать это невозможно. И я пошел, хотя до этого идти не мог совсем. Я прошел 25 километров ночью по горной тундре, ни один человек не смог бы этого сделать, только медведь. Я пришел на базу, вылил на себя ведро холодной воды, выпил стакан водки, плеснул в костер, и он начал из меня выходить. И опять это было какое-то особое ощущение. Он ушел, но с тех пор я понимаю, что где-то внутри я медведь.

Взгляд со стороны

Жить подолгу одному мне комфортно. По большому счету я всегда был волком-одиночкой, еще с детского сада. Помню, все дети чем-то заняты, а я залезу на дерево, сижу и смотрю на всех сверху. Так и вырос человеком вне социума. И к публичным выступлениям отношусь с ненавистью, несмотря на то, что считаюсь популярным человеком в Фонде дикой природы.

Раньше по полгода проводил в тайге, сейчас меньше, но все равно времени достаточно, чтобы подумать обо всем на свете, перебрать массу эпизодов жизни, проанализировать их в спокойной обстановке. И в этом для меня терапевтический эффект одиночества.

Таёжные рассказы читать онлайн

Таежные рассказы

Иван Полковников

Шатун

Рыбаки

Зорька

Борис Бакланов

Анатолий Храмцов

Кармен

На туманной реке

Лесная музыка

Таежные рассказы

Иван Полковников

Шатун

Рисунки Н. Лазаревой

Колеса вагона ритмично отстукивали на стыках километр за километром, а я сидел в купе, предаваясь мечтам. Какова-то будет охота? Я еще ни разу не участвовал в зимней охоте с, настоящими охотниками-промысловиками — манси.

В прошлом году на одном из бесчисленных притоков Оби я оказал услугу одному охотнику. Он перевернулся в обласке (лодка, выдолбленная из целого дерева) и утопил припасы, а главное, все патроны. На мелкого пушного зверя промысловики охотятся с малокалиберной винтовкой.

Наш поход близился к концу, и мы отдали Даниле, так звали потерпевшего аварию, пять коробок патронов, соль, сахар, муку. Тогда-то и последовало приглашение на зимнюю охоту. Мы оговорили сроки и место встречи, и вот теперь я ехал до безымянного разъезда, где меня должна была ждать упряжка.

Ехал я в хвосте поезда и, выйдя из вагона, увидел только одиноко маячившую впереди фигуру дежурного по разъезду. Меня никто не встречал. Делать было нечего, и, тяжело вздохнув, я направился в вокзал, похожий на избушку на курьих ножках, готовясь к ночевке на вокзальной лавке.

Я уже приближался к вокзалу, как вдруг на перрон вышла молодая мансийка лет двадцати. Ткнув рукой в мою грудь, она промолвила всего одно слово «Ивана».

Я утвердительно кивнул головой и стал спрашивать ее, где Данила. Она молча выслушала мою тираду, молча тронула меня за рукав, приглашая следовать за собой.

Я пробовал ей что-то говорить, но скоро понял, что она не знает русского языка. Аяна (так звали, как я узнал впоследствии, мою спутницу) подвела меня к нартам, в которые было впряжено двенадцать ездовых собак, достала сверток и подала его мне.

В свертке оказался полный набор зимней одежды охотника манси. Переодевшись в вокзале, я вернулся к нартам. Аяна подала мне ружье с патронами и жестом приказала садиться в нарты.

Вожаком упряжки был старый одноглазый кобель с широкой грудью и мощными лапами. Он умело вел упряжку, подчиняя сородичей своей воле.

Собаки были все как на подбор — настоящие ездовые, с длинной шерстью, развитой грудью, сильными ногами.

Дороги никакой не было, но собаки шли ходко по неведомой мне тропе. И часа через три Аяна остановила упряжку у развесистой ели, привязала нарты и подала мне топор…

Через десять минут костер жарко запылал, пожирая белый снег в котелке.

Бросив собакам по небольшой рыбине, Аяна достала два куска мороженой вареной оленины. Один кусок она подала мне, а во втором сделала небольшие отверстия ножом и, надев его на палку, сунула в пламя костра. Я последовал ее примеру, — получился своеобразный шашлык. Выпив по кружке горячего, крепко заваренного чая без сахара, мы отправились в дальнейший путь.

Сколько прошло часов — не знаю. Снег становился все глубже, приходилось слезать с нарт и бежать за упряжкой, собаки все чаще стали сбиваться с ритма бега.

Я знал, что ездовых собак, как и лошадей, можно «загнать», пора останавливаться на отдых, а место было неподходящее.

Вот Аяна свернула в небольшой ложок. Вручила мне топор, сама занялась собаками, а когда костер разгорелся, вновь жестом пригласила меня следовать за ней. Срубив небольшую елочку и приготовив стяжок длиною в мой рост, подала мне топор и, показав обе руки с растопыренными пальцами, пошла к костру.

Я понял, что мы готовимся к ночлегу и что мне необходимо изготовить десять колышков для установки тента…

Только к полудню седьмых суток мы прибыли к одиноко стоящей избушке в глухой обско-енисейской тайге. Но за эти семь суток я познал таежную жизнь куда больше, нежели бы прочитал не семь, а даже семьдесят семь книг о тайге.

Прибыв в избушку, Аяна принялась «ворожить» над железной печкой, а я уже без ее подсказки пошел искать сушину.

Поужинав, Аяна взяла меня за руку, вывела из избушки и начала показывать свое нехитрое хозяйство — склад для продуктов, склад для охотничьих снастей. Показала две пары лыж — одни без меха, другие подбитые мехом.

Интересно, наверное, было наблюдать со стороны, как два взрослых человека молча осматривают хозяйство. Один тыкает пальцем, а другой то согласно кивает головой, то вопрошающе смотрит на спутницу. Затем Аяна подала мне кусок лепешки, позвала с улицы одну из собак и несколько раз повторила слово Ур. Я понял, что так звать собаку, и, угостив лепешкой, стал гладить ее. Обнюхав меня, Ур положил голову на колени и уставился в меня умным преданным взглядом.

Выпив кружку холодного чая, я через несколько минут уснул.

Каково же было мое удивление, а вернее, даже испуг, когда, проснувшись на другое утро, я не обнаружил ни Аяны, ни упряжки . ..

Культ медведя у коренных народов Сибири

Эвенки, проживающие в Забайкалье и Амурской области, называют себя «орочонами» и имеют самый серьезный и многослойный культ медведя. Считается, что каждому орочонскому охотнику разрешено убить строго определенное количество медведей, которое не может быть превышено. Если бы это произошло, охотник лишился бы жизни. Отсюда священный мистический трепет эвенков перед Хозяином тайги. В этом плане показательна история эвенкийского охотника Александра Ердынеевича Степанова; это было записано во время одной из этнографических экспедиций:

«Если поймаешь медведя, надо извиниться.Вы должны извиниться, но вам просто нужен жир или что-то еще. Действительно, жир лечит. Раньше эвенки охотились на медведя ради сала, мяса не ели, ели только жир и желчь. Конечно, перед тем, как убить животное, они помолились и окропил водкой или молоком. Они спросили разрешения бурхана (духа), сказав: «Нандикан, позволь нам взять медведя, не самого Мастера, а обычного медведя». После того, как они убили медведя, они одели его тело; они должны были сказать, что они не одевали тело, а только муравьи щекотали медведя.Когда они закончили, взяли все необходимое и закопали мясо, им нужно было положить ветку в пасть мертвого животного, связать ее, а затем положить голову на дерево, чтобы дух животного не преследовал их ».

Обряд орочонов, связанный с головой убитого медведя, полон глубокой языческой символики: эвенки верят, что душа убитого медведя не умирает, а какое-то время остается в лесу, после чего переходит в другое. медведь, и при этом хрупкое естественное равновесие не нарушается.

Эвенки считают, что душа убитого медведя не умирает, а какое-то время остается в лесу, после чего переходит к другому медведю, и таким образом хрупкое естественное равновесие не нарушается.

Интересно и отношение бурят к медведю. В бурятском языке есть два способа обозначения медведя: бабагай и гуроохен. Первое слово представляет собой сочетание слов — баабай (отец, предок, праотец) и абгай (старшая сестра, жена старшего брата, старший брат). Известно, что буряты, когда говорили о медведе или просто упоминали животное в разговоре, часто называли его фамилиями: могучий дядя, одетый в шубу; дед в шубе; мать или отец … Кстати, слово бабагай — это общее определение всех живых и умерших старших родственников. Поэтому очень символично, что медведь называется точно так же.

Подобные почтительные имена и восприятие медведя как близкого родственника характерно не только для бурят.Например, хакасы называли медведя аба, ада, ага, апчах, абай, что также означало отец, мать, старший брат, аб дядя и другие термины, обозначающие близкие отношения.

Второе название медведя на бурятском языке — гуроохен. Это уже более «зоологическое» слово. В зависимости от вида медведя называли кхара гуроохен (бурый или черный медведь) или сагаан гуроохен (белый медведь). Вероятно, название этого медведя произошло от общего термина «гуурол», означающего «дикие животные».

Долгое время люди пытались объяснить происхождение медведя историями с основной идеей чудесного или магического превращения. Например, в бурятском фольклоре есть два наиболее распространенных варианта: смена облика, происходящая по воле человека, и спонтанная или насильственная смена облика, не зависящая от воли человека.

Одна из самых известных сказок рассказывает об охотнике на медведей-оборотней, который из зависти и враждебности других был вынужден всегда оставаться в животном обличье.Этот мужчина-медведь похищает женщину, и эта пара становится прародительницей всех медведей. Также распространены мифы о том, что происхождение медведя было тесно связано с волей бога (бурхана), который наказывал людей за серьезные или мелкие проступки, превращая их в животных. Интересно, что примером такого проступка является желание человека посмеяться над другими. Еще одними более популярными «причинами» наказания были жадность и жестокость. При этом вернуться в человеческий облик можно было обычным для сказок способом: через любовь и принятие.Медведь-оборотень из народной сказки «Баабгай-хун» («Человек-медведь») обрел человеческий облик после встречи с женой. Однако, возвращаясь в тайгу, он всегда превращался в медведя.

Бурятские шаманы считали самого медведя шаманом, а также сильнейшим шаманом из всех. В бурятском языке есть выражение: «Хара гуроохен буду элюутей», что переводится как «Медведь выше полета шамана».

Бурятские шаманы часто использовали в своих практиках еловую кору; кору приходилось снимать с дерева, поцарапанного медведем.Такие деревья обычно называли «баабгаин онголхон модон» — «дерево, освященное медведем».

Бурятский народный календарь содержит прямые ассоциации и сходства, связанные с образом медведя. Например, один из зимних месяцев в календаре хориских бурят называется «бурган» и «эхе бурган», что на аларском диалекте буквально означает «большой медведь-самец».

Еще одним свидетельством сакральности образа медведя в традиционной культуре бурят является клятва с использованием медвежьей шкуры.Такая клятва обычно дается вместе с поеданием или кусанием куска шкуры медведя и считается самой обязывающей и имеет самые ужасные последствия.

Кроме того, медведь издавна является одним из самых популярных персонажей народных игр бурят. Описание медвежьих игр встречается в записках путешественников, побывавших в Бурятских улусах. Об этом народном досуге, например, писала А. Потанина: «Здесь стараются как можно точнее имитировать все движения этого могущественного животного.Человек, изображающий медведя, демонстрирует сильные челюсти и зубы животного. Этот человек пытается взять зубами разные вещи и унести их в одно место, так что медведь помещает в это место всех присутствующих на игре людей. Чтобы игра продолжалась, все, кого схватили за зубы, не должны больше подавать признаков жизни и подчиняться, независимо от того, куда воображаемый медведь хочет поставить человека ».

Зов диких и востребованных охотников на соболей в сибирской тайге

АРЗОМА КЛЮЧ, Россия — В шляпе, сделанной из шкуры охотничьих собак, разочаровавших его, Валерий Карнилов, в прошлом скотовод, бродил по предгорьям Саян всего две недели, когда его лайки первыми посадили на деревья. Трофей сезона — рычащий баргузинский соболь с кремово-золотистой шерстью и черным хвостом.

После десятилетия хаоса и коллапса российской меховой промышленности, подъемов и спадов на розничном рынке и ожесточенной оппозиции со стороны международных организаций по защите прав животных единственной неизменной константой в торговле мехом была монополия России на самые популярные шкуры в мире: из Баргузинского района Сибири.

В пагубной постсоветской экономике российские охотники стали опорой мирового производства соболя, нарушив баланс по сравнению с советскими временами, когда соболиное хозяйство производило большую часть шкурок.Эксперты по меховой промышленности заявили, что теперь охотники, которые каждую осень отправляются в тайгу, в 4 раза больше, чем крошащиеся пушные фермы в России.

«После распада Советского Союза в России было около 200 норковых ферм до примерно 50, которые все еще работают, и не все из них хорошего качества, и осталось только пять соболиных ферм», — сказал Виктор Чипурной, заместитель директора Союзпушнина, меховая ассоциация, которая в советские времена монополизировала все аспекты отрасли, но теперь покупает и продает мех, конкурируя с частниками.

Сегодня Россия экспортирует шкуры, потому что экономика постоянно не в состоянии привлечь инвестиции, необходимые для обрабатывающих производств. Тем не менее, по официальным данным, российская меховая промышленность оценивается в 1 миллиард долларов, а с учетом контрабанды, браконьерства и незарегистрированной торговли эта цифра достигает 2,5 миллиарда долларов, сказал Чипурной.

Монополия на соболя помогла сохранить в России обширную охотничью культуру. Сегодня насчитывается не менее 10 000 лицензированных профессиональных охотников, которые в советское время работали в тех же социальных коллективах, что и фермеры и фабричные рабочие.Ряды пополнились до 200 000 любителей — и немало браконьеров. В сезон с октября до середины февраля они отстреливают или ловят до 250 000 соболей.

И хотя российские охотники страдают от экономических потрясений, которые обрушились почти на все постсоветские учреждения, десятки тысяч все еще откликаются на зов природы.

«Мы приходим сюда ради души», — сказал Александр Шевченко.

При уровне безработицы в 50% во многих сибирских деревнях охота может показаться привлекательной профессией.И всегда есть случайные хорошо оплачиваемые иностранцы, которых можно направить на охоту на медведя или оленей.

Гипнотизирующая охота сбивает россиян с толку

Но всю осень поступают сообщения из региональных спасательных служб: в западной части Калуги был проведен 21 поиск грибников, семь из которых были доставлены в безопасное место, пять были найдены мертвыми, а девять пропали без вести .

Пермь сообщила 11; К концу августа Иркутск выполнил 35.

Александр Змановский, возглавляющий спасательную команду недалеко от Братска, сказал, что почти каждый год кто-то уходит в дикую природу и никогда не обнаруживается — часто из-за медведей, которые так тщательно хоронят останки тела, что «мы никогда ничего не найдем.«

Старшее поколение знало, как ориентироваться по углу света», — сказал он.

«Если человек просто надевает кроссовки и идет в тайгу, или кто-то его везет, а он не знает, где он находится, то, конечно, он теряется», — сказал г-н Змановский. «Я называю этих людей детьми асфальта, теми, кто вырос в городе. Люди, выросшие в деревнях, не теряются ».

Один такой случай привлек внимание к Нижней Салде, городу на Урале с населением 17 000 человек.

В конце сентября 37-летняя женщина по имени Ирина Федино вернулась домой через полные 24 дня после того, как ушла собирать грибы, и более чем через две недели после прекращения поисково-спасательных работ.

Волноватая история выживания г-жи Федино распространилась до московского таблоида «Комсомольская правда», который процитировал ее описание леса, где «с одной стороны стреляли, с другой — выли».

Местный журналист скептически отнесся к этому мнению, написав в The City Herald, что г-жаФедино «после 24 дней в лесу выглядела совершенно свежей, не истощенной». Ксения Ващенко, журналист City Herald, заявила, что «в наших правоохранительных органах есть основания полагать, что она провела время, как бы сказать, с подругой».

В интервью г-жа Федино возмущалась слухами о том, что она «впала в запой». Не меньшее возмущение вызвал и ее муж Алексей Ситников, заявивший, что его жена вернулась домой с таким запахом, что после перенесенных испытаний ей было стыдно идти в больницу.Он сказал, что она разорвала блузку, чтобы обернуть раненую ногу, добавив. «Это тоже была хорошая блузка», и что, когда она, возвращаясь к нему, бросилась к нему в объятия, она была настолько легкой, что он мог подбросить ее до потолка.

Он сказал, что очень обрадовался, что она дома.

«Я думал, что больше никогда не увижу Иринку», — сказал он. «Двадцать дней. Никто не может прожить в лесу так долго. Но она выжила. Я верил и ждал, и, наконец, она вернулась домой ».

История Адучи — Встреча снежного барса

Зимняя буря свистит сквозь деревья за окном.Вы можете слышать, как волны бьют о береговые обрывы сквозь колокольчики на карнизе дома. Утомленный и сытый «Солнечный пес» Рикфорд слегка похрапывает в кресле, родезийский риджбек, который каким-то образом оказался на берегу Телецкого озера в Алтайском заповеднике. От большой кирпичной печи скатывается ровное тепло, словно от уютного и теплого костра…

Моя память переносит меня на десятилетие назад в долину Аргут, где мы с Адучи сидим у огня и ждем, пока закипит чайник.Снег закрыл горы из виду, покрывая толстым белым одеялом крутые склоны, по которым паслись маралы и бродили сибирские горные козлы.

Как и бинокль Адучи, моя камера и видеокамера остаются неиспользованными в своих контейнерах. Мы варим чай, ждем погоды и говорим о жизни. Рассказываю соседке по Телецкому озеру, Алтайскому заповеднику, нашей там деревушке Яилю, неудачно расположенной на берегу озера. Я говорю о парусных регатах, походах с молодежью в заповеднике и о нашей команде по обеспечению соблюдения.

Адучи внимательно слушает, поправляя поленья в огне. Наконец, чайник испускает клубок сварливого пара. Я снимаю его с крючка, и мой спутник наливает рассыпной чай. Сверху кладем сушеные листья горной смородины, и приятный аромат разносится ветром по крутой долине. Разливая дымящийся горячий напиток в кружки и сбрызнув их снегом, Адучи вытаскивает из рюкзака несколько банок и буханку хлеба. Используя большой охотничий нож, он легко нарезает толстые ломтики хлеба.Я кладу их на веточки жимолости и развешиваю над раскаленными углями. «Таежный лесной мангал» источает запах жареного хлеба. Мы засмеялись, представив себе завистливого марала, жадно поглядывающего в нашу сторону. После чая и таежных тостов, намазанных карамелизованной сгущенкой, приятно посидеть у огня, наблюдая за пламенем и слушая, как Адучи задумчиво пересказывает свою историю нашим детям здесь, в Яйлю…

Адучи живет со своей семьей в небольшом, но опрятном родном алтайском селе Инеген на берегу бурной реки Аргут.Как и его предки до него, Адучи всю свою жизнь пас овец и коз. Летом он и его стада взбирались высоко над линией деревьев, а зимой снова спускались на дно долины ниже. При каждой возможности он седлает лошадь и отправляется в таежный лес на охоту за мясом, чтобы прокормить семью. Адучи охотится на сибирских горных козлов и маралов, так как их много в этих краях и охота разрешена. Дед Адучи дал молодому охотнику свое имя. Когда он родился, его дедушка и бабушка жили далеко от Инегена.Но как только он узнал о рождении мальчика, дед отправился в деревню. Он проехал много километров, прежде чем добрался до долины Аргут и села Инеген. Однажды поздно вечером дедушка вошел в традиционный деревянный дом ail и подошел к спящему внуку. Он поднял подстилку мальчика и подставил под него короткий хлыст, чтобы защитить будущего воина и охотника от злых духов. Рукоять хлыста украшала irbis , или снежный барс. В ту ночь перед сном дед велел молодым родителям называть его Адучи, или «стрела».На следующее утро он снова отправился домой.

По мере того, как Адучи рос, он начал проводить много времени со своим дедом, который, в свою очередь, научил его быть пастырем и охотником. Внук быстро учился и превратился в хорошего пастуха и успешного охотника.

Здесь стоит немного рассказать о месте, где живет Адучи, о его семье и о долине реки Аргут. На Алтае Аргут иногда называют маслобойкой. Как сливки при взбивании дают масло, так и вода реки Аргут переворачивает бесчисленные камни и падает с большой высоты.Путь реки со всех сторон перекрыт крутыми и каменистыми горами, и зимой в Аргут не проникает холодный воздух. Из-за этого климат (относительно) теплый, а склоны покрыты высокой вкусной травой, на которой пасутся большие стада горных козлов и маралов. На этих горных вершинах среди круглогодичного снега обитает большая дикая кошка по кличке Снежный барс. Его еще называют Irbis . Это очень редкое и красивое существо. Ирбис встречается не только на Алтае, но и в других горных районах нашего евразийского континента: на Памире и Тянь-Шане, в Гималаях, в Тибете.Местные жители считают снежного барса священным животным, духом гор. Охота на него запрещена во всем ареале.

Как и у многих других горных народов, у алтайцев есть древняя традиция: чтобы мальчик стал мужчиной, он должен встретить и победить снежного барса. Однако эта встреча не должна заканчиваться кровотечением и убийством снежного барса. Молодежь, помняющая, что «лучшая битва — это битва, которой никогда не бывает», должна заставить Большого Дикого Кота уступить дорогу.Но, как это часто бывает из-за человеческой жадности, человек не может сдерживаться и может попытаться убить снежного барса за его очень красивую и, следовательно, очень ценную шерсть. Поскольку в этих горах практически невозможно встретить снежного барса среди скалистых обрывов и крутых пропастей, злые и жадные люди расставляют ловушки и ловушки для животного.

Адучи научился сложному искусству охоты у колена своего деда и бережно хранит древние традиции своего народа, никогда не ставя силки или ловушки для снежного барса.Но, как и все молодые люди его вида, он всегда хотел встретить снежного барса на тропе и сопоставить силу за силу в равном бою. Эта встреча произошла, когда Адучи был еще очень молодым охотником.

Однажды в феврале, ближе к концу зимы, когда дни становились все длиннее и солнце было таким теплым, что в каменистой долине Аргут просыпались комары и бабочки, юноша отправился на охоту. У него была лицензия на убийство одного марала. Адучи оседлал свою лошадь, загрузил седельные сумки архимака продуктами, охотничьим снаряжением и спальником.Он закинул ружье на спину и сел на лошадь, неторопливо отправившись вверх по крутой горной тропе. Через день охотник достиг того места, где всегда можно было найти марала и горного козла. Адучи оставил свое снаряжение и продукты в пастушьей хижине на берегу Аргута и продолжил путь верхом на лошади, поднимаясь по крутой тропе к самым верхним пикам, где стадо маралов паслось на широких и красочных альпийских лугах. В одном очень узком месте, где с одной стороны над ним возвышалась огромная скала, а с другой — отвесное падение в пропасть внизу, охотник встретил снежного барса.Неожиданно на тропе из-за угла выскочил ирбис и замер, нервно хлестая себя длинным хвостом по бокам. Лошадь Адучи застыла под ним, как камень, и рука молодого охотника уже по привычке тянулась к ружью. Дикий Кот внимательно следил за его движениями, не двигаясь. И когда ладонь Адучи легла на рукоять винтовки и подтянула ее к себе, Кто-то или Кто-то схватил приклад винтовки и не позволил охотнику прицелиться из ружья для выстрела. Снежный Барс смотрел юноше прямо в глаза и, казалось, читал его мысли и желания.Охотник опустил ружье, но не перевел взгляда. Время остановилось для двух воинов — Человека и Животного, встретившихся на поле боя извилистой горной тропы. Все вокруг замерло в ожидании исхода встречи. Рядом замерзли маралы на лугах. Ветер утих в пологе леса. Даже вездесущие горные галки утихли и исчезли с небес. Сердце Адучи, которое поначалу грозило выпрыгнуть из его груди при встрече, внезапно успокоилось.Молодой охотник чувствовал и верил, что ирбис не выдержит дольше его взгляда. А Дикий Кот, зримо признав победу молодого охотника, перестал нервно махать хвостом, отвернулся, издал долгое мяуканье и поспешно исчез в скалистых утесах.

Адучи глубоко вздохнул и слез с лошади. Он тихо сел на камень, чтобы подумать. Он чувствовал, что встреча со снежным барсом не прошла даром. Охотника переполнило чувство безграничной свободы и уверенности в своих силах, подаренное ему ирбисом во время встречи.Он чувствовал себя в гармонии с окружающим миром. Однако одна одинокая мысль беспокоила его: что остановило его руку, когда он потянулся за винтовкой? Адучи внимательно огляделся, изучая лошадь, его седло и висящий кнут с изображением снежного барса на рукоятке. Кнут, который его дед подложил под него в день его рождения, чтобы защитить его от злых духов и плохих поступков.

На этом рассказ о приключениях юного охотника закончился.Он встретил снежного барса и победил его в честном поединке. С тех пор Адучи стал настоящим мужчиной: успешным охотником, хорошим пастырем, верным мужем и хорошим отцом. Его дети растут, и он, как и его дед до него, учит их пастушьему и охотничьему образу жизни. А Ирбис — Дух гор — защищает свою семью.

Сегодня Адучи Белетов работает государственным инспектором и смотрителем в национальном парке Сайлюгем на границе Китая, Монголии и России. Часть водораздела Аргута, родины Адучи, является одним из так называемых кластеров парка. У Адучи жена и трое детей, две девочки и мальчик. И сегодня Адучи «Стрела» делает все, чтобы его сын, когда он немного подрастет, смог встретить снежного барса в Горном Алтае и посмотреть ему в глаза.

Полубиографический рассказ о жизни Адучи Белетова, написанный Евгением Веселовским, педагогом и ведущим рассказчиком Алтайского федерального заповедника, Яйлю, 2014 г.

http: // www.altzapovednik.ru/news/2014/12/aduchi.aspx

Поделиться записью «История Адучи — встреча снежного барса»

В бегах в Сибири — University of Minnesota Press

Если бы я позволил управлять собой одному разуму, я бы наверняка лежал где-нибудь мертвым на сибирском морозе.

Сибирская тайга: массивный лесной массив площадью примерно 4,5 миллиона квадратных миль, простирающийся от Уральских гор до Берингова моря, потрясающе красивый и самый холодный населенный регион в мире. Зимние температуры резко упали до 97 градусов ниже нуля, а под вечной мерзлотой лежат окаменелые останки мамонтов, шерстистых носорогов и других гигантов ледникового периода. Для юкагиров, коренного народа тайги, охота на соболя является одновременно экономической необходимостью и духовным опытом, где верить мечтам и предзнаменованиям так же необходимо, как и следовать по следам животных. После падения коммунизма коррумпированная региональная корпорация монополизировала торговлю пушниной, заставив юкагирских охотников в нищенскую рабство.

Войдите в Рэйн Виллерслев, молодой датский антрополог, который отправляется в эту замороженную землю с идеалистической миссией организовать меховой кооператив с охотниками по справедливой торговле. С самого начала дела идут ужасно неправильно. Региональная меховая компания, имеющая связи с коррумпированными государственными чиновниками, доказывает, что не остановится ни перед чем, чтобы сохранить свою монополию: один из юкагирских деловых партнеров Виллерслева арестован по надуманным обвинениям в браконьерстве и незаконной торговле; другой загадочно тонет. Когда полицию отправляют арестовать его, Виллерслев опасается за свою жизнь, и он вместе с местным охотником сбегает в отдаленный охотничий домик, еще глубже в ледяной пустыне.Их положение сразу становится еще более безвыходным: они успевают убить лося, но отдают мясо хищникам и начинают голодать, обморожаться и изолироваться в замерзшей тайге.

Так начинается необычный, леденящий кровь рассказ Виллерслева об одном году жизни в изгнании среди юкагирских охотников в суровой сибирской тайге. Поворачиваясь шокирующе и тихо, В бегах по Сибири — это потрясающий рассказ об идеализме, политической коррупции, голоде и выживании (при своевременной помощи Владимира Путина), а также поразительный портрет шаманского юкагиров. традиции и их угрожающий образ жизни, драма, ежедневно разворачивающаяся в одном из самых холодных и захватывающих пейзажей.

Мутная тайга | Культурное выживание

Оленеводческие народы, составляющие Южно-Сибирский и Монгольский оленеводческий комплекс, включают духа в северо-западной Монголии, тожу в Республике Тыва, тофа в Иркутской области, сойот в Республике Бурятия и эвенки, населяющие юг Сибири и северную оконечность автономного района Внутренняя Монголия Китая. Обитая в хрупком переходном поясе тайги и альпийской тундры между сибирскими бореальными лесами и степями Внутренней Азии, эти народы представляют собой самую южную крайность оленеводства в мире.

Хотя каждый из этих народов отличается этнически и культурно, все они имеют общую форму оленеводства, уникальную по своей истории, методам, функциям, экологии и формам культурного самовыражения. Южносибирские и монгольские оленеводы смешивают аккуратные антропологические категории кочевых скотоводов и охотников-собирателей. Действительно, они разводят и разводят скот, но в отличие от крупных оленеводов северной Сибири, европейской части России и Скандинавии, которые живут в тундрах и выращивают большие стада оленей в основном на мясо, южносибирские и северные монгольские группы разводят в тайге небольшие стада оленей.Они используют оленей в основном в качестве вьючных и верховых животных (для облегчения охоты) и как источник молочных продуктов, тогда как рыба и дичь являются основными источниками животного белка. Этот способ производства и тесная связь пастухов с окружающей их природой породили богатые культуры, широко известные в истории, фольклоре и музыке этих мест. Тем не менее, эти группы и их культуры остаются практически неизвестными по сравнению с оленеводческими группами Северной Сибири и Скандинавии, особенно в нерусскоязычной литературе.

Группы, составляющие этот южный контингент оленеводческих культур, имеют еще одну общую черту — все они в разной степени сталкиваются с одинаковыми угрозами для своего культурного выживания, включая переход к рыночной экономике, приватизацию земли, добычу полезных ископаемых, туризм. , глобальное потепление, языковые угрозы и утрата, а также ассимиляция в доминирующих русской, монгольской и китайской культурах. Общая численность населения этих народов составляет около 10 000 человек, что составляет лишь небольшую часть от общей численности населения регионов, в которых они проживают.Однако из этих 10 000 менее 1000 по-прежнему активно занимаются оленеводством. Это неравенство во многом объясняется резким сокращением поголовья домашних оленей. В регионе осталось около 3500 домашних оленей по сравнению с 15 000 всего десять лет назад.

Исчезновение оленей и исчезновение этих культур означало бы сокращение биологического и культурного разнообразия и утрату уникальных и ценных культурных знаний. Необходима срочная документация и помощь в усилиях по возрождению на уровне общин.Как замечает Сьюзан Крейт в своей статье о прекращении оленеводства в районе реки Вилюй в Республике Саха, «Учитывая современные свидетельства центральной роли культурного и экологического разнообразия в поддержании глобальных экосистем, по-прежнему необходимо найти способы облегчить выживание этих жизненно важных оленеводческих культур Южной Сибири ». Статьи в этом выпуске журнала Cultural Survival Quarterly фокусируют давно назревшее внимание к этим группам и их нынешнему положению, исследуя широкий круг вопросов, связанных с их борьбой за культурное выживание.

Кроме того, сосредоточение внимания на этих самых южных оленеводческих группах с их трансграничным распространением дает уникальную возможность для сравнительного анализа воздействия различных государственных систем, административных и институциональных механизмов на оленеводство и на жизнь коренных народов. Например, оленеводы-эвенки в автономном районе Внутренняя Монголия Китая пользуются привилегированным статусом меньшинства и до недавнего времени пользовались активной государственной политикой поддержки, которая позволяла им адаптировать свою оленеводческую деятельность к современным экономическим требованиям.

С другой стороны, духа, большинство из которых бежало в Монголию из Советского Союза в 1930-х и 1940-х годах, чтобы избежать насильственной коллективизации и оседлости, имеют лишь очень ограниченное признание в качестве меньшинства. Они сталкиваются с такой крайней маргинализацией в Монголии, что вынуждены прибегать к единственной системе поддержки, которую они имеют — к собственному народу и культуре. Таким образом, как это ни парадоксально, отсутствие защищенного статуса у духов способствует сохранению их языка, средств к существованию и традиций.

Оленеводческие народы в России официально признаны коренными малочисленными народами Российской Федерации (Коренные малочисленные народы Российской Федерации) 1, что дает им права и привилегии, предназначенные для защиты их «традиционного образа жизни». Однако эти меры защиты реализуются неравномерно и появились лишь недавно, после того как поколения наложенных друг на друга проектов социальной инженерии, таких как коллективизация и принудительная оседлость, почти полностью искоренили любые остатки традиционных структур.

Первый раздел этого выпуска « Cultural Survival Quarterly » посвящен эвенкам, наиболее густонаселенным и широко распространенным из официально обозначенных в России коренных малочисленных народов Российской Федерации. Н.В. Ермолова открывает этот раздел общим знакомством с эвенками и их особенностями оленеводства. Далее Сьюзан Крейт дает историческое объяснение полного исчезновения оленеводства среди одной группы эвенков, проживающих в районе реки Вилюй в Республике Саха (Якутия).Вклад Крейта иллюстрирует культурное опустошение, которое может произойти, когда промышленное развитие, в данном случае добыча алмазов, будет иметь приоритет над правами коренных меньшинств.

Гейл Фондахл затем предлагает тематическое исследование другой группы эвенков, расположенной южнее в Республике Саха, которые пользуются правами, предоставленными их статусом коренного малочисленного народа Российской Федерации, для создания относительно автономных и самоуправляющихся структур. известная как общинас .Эта альтернатива стала возможной благодаря Закону № «Об основах государственного регулирования социально-экономического развития Севера Российской Федерации» № от 1996 г. и усилена принятием в 1999 г. Закона № «О гарантиях прав коренных малочисленных народов». Закона Российской Федерации и Закона 2000 года Об общих принципах организации родовых общин (общин) коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации . Создание общины было провозглашено как наиболее приемлемый с культурной точки зрения способ дать коренным малочисленным народам Российской Федерации больший контроль над ресурсами и их будущим, а также как лучший способ спасти их от участи вилюйских эвенков. Однако концепция община имела лишь ограниченный успех в России; он, например, полностью разрушился среди оленеводов Тожу в Республике Тыва. Анализ Фондала указывает на причины этого ограниченного успеха.

В боковой панели по теме Фондаль обсуждает сопротивление эвенков созданию охраняемого природного заповедника. Официальная идеология в отношении охраняемых территорий по-прежнему предполагает, что люди, вместо того, чтобы быть частью экологического баланса, нарушают его и должны быть исключены для эффективной защиты природы. Таким образом, создание охраняемых территорий, хотя и кажется безвредным и даже экологически благоприятным, на самом деле представляет собой еще одну угрозу для оленеводов южной Сибири, поскольку оно лишает коренные народы доступа к ресурсам, необходимым для их жизненного образа жизни.

Именно такое развитие событий, похоже, может превратить, пожалуй, самый многообещающий пример из этого вопроса, в самый удручающий. Согласно недавним новостным сообщениям, китайское государство в одностороннем порядке решило переселить оленеводов-эвенков из Внутренней Монголии якобы для «сохранения экологического баланса гор» 2. Эта ветвь эвенков, обсуждаемая Инго Нентвигом и Хью Бичем, является единственный оленевод в Китае. Очень личные воспоминания Нентвига о двух посещениях эвенков представляют собой историю взлетов и падений, характеризующуюся культурной стойкостью перед лицом невзгод.Основываясь на своих впечатлениях от своего последнего визита в 1993 году, Нентвиг пришел к выводу, что в это время эвенки-оленеводы Китая уезжали в свой «последний закат».

Статья

Тем не менее, Бич, основанная на полевых исследованиях 1997 года, предлагает более оптимистичную оценку ситуации. Бич наблюдал за совместной договоренностью о совместном владении оленеводческими ресурсами между китайским государством и оленеводами, которую Бич называет «системой двойного владения». Такое устройство, хотя и не лишено своих недостатков, привело к значительному экономическому развитию и повышению уровня жизни эвенков, не разрушая их культурную основу.На момент составления этого журнала эта система, казалось, предлагала возможные решения проблем, с которыми сталкиваются южносибирские оленеводы в России и Монголии.

Но насильственное переселение оленеводов-эвенков из Китая почти наверняка окажется последним ударом по их образу жизни и впоследствии поставит под угрозу основу их этнической идентичности. Взятые вместе, эти истории являются острым напоминанием о хрупкости и ненадежности существования оленеводов и их бессилии против прихотей государства.

Во втором разделе этого выпуска обсуждаются четыре южносибирских оленеводческих группы, которые составляют то, что один из приглашенных редакторов Дэниел Пламли назвал Саянским крестом оленеводческих культур. Эти четыре группы — тофа, тожу, духа и сойот — все живут в смежных секторах горного хребта Восточного Саяна, но под разными административными режимами. У групп есть общая история и совпадающее этническое происхождение, но геополитические силы поставили их на разные исторические траектории.В результате они представляют собой своего рода континуум, от тожу и духа, которым удалось в той или иной степени сохранить свои оленеводческие традиции и родные языки, до тофа и сойот, которые почти полностью утратили оленеводство и их языки.

Статья Ларисы Павлинской посвящена сойотам Окинского района Бурятии (Российская Федерация), но служит введением в этнические процессы и историю оленеводства, практикуемого всеми четырьмя группами в этой области.Точно так же ее подробный исторический анализ факторов давления, которые привели к сокращению оленеводства среди сойотов — от коллективизации через принудительную ассимиляцию до санкционированных правительством «реформ», — может быть с равной справедливостью применен ко многим группам, обсуждаемым в этом выпуске. . Павлинская представляет собой увлекательный кейс, посвященный процессам угасания и возрождения этнической идентичности, тесно связанной с определенным образом жизни.

Каждый вклад Брайана Донахью и Дэвида Харрисона сосредоточен на одной конкретной области, важной для этнической идентичности и культурного выживания.Отмечая, что охота не менее важна в культурном и экономическом плане, чем оленеводство для народа тожу в Республике Тыва, Донахо отмечает, что ресурсная база диких животных, от которой зависят тожу, является их основным источником животного белка и основным источником доход от торговли пушниной — истощается, в основном из-за браконьерства для удовлетворения потребностей черного рынка в контрабанде частей животных. Другие угрозы для ресурсов диких животных включают деградировавшую среду обитания из-за добывающих отраслей (в случае Точжу, золотодобычи и лесозаготовки), а также соблазн прибыльного охотничьего туризма со стороны иностранцев.

Харрисон обсуждает факторы, приведшие к смерти языка тофа, и разрушительное влияние, которое он оказал на культуру тофа. Как и исследование Крейта эвенков реки Вилюй, Харрисон надеется, что его мрачная оценка языковой ситуации тофа окажется поучительной, «поскольку точно проиллюстрирует, что может быть потеряно, когда язык (и связанный с ним образ жизни) вымирает».

Население духа на северо-западе Монголии представлено Батулагом Сольным, этническим духа, Пуревом Цогцайханом из Министерства природы и окружающей среды Монголии и Пламли, который тесно сотрудничал с духами с 1996 года.Изложив краткую историю духа, авторы обрисовывают текущее положение духа и озвучивают непосредственные опасения духов, которые были почерпнуты из многочисленных встреч с представителями духа в 2002 году.

Несмотря на усилия по освещению историй успеха и будущей жизнеспособности этих исчезающих культур, этот выпуск имеет безнадежный тон. Полный упадок оленеводческой культуры на реке Вилюй, неминуемая смерть языка тофа и недавно санкционированное принудительное переселение эвенков в Китае — все это можно рассматривать как предвещающие неизбежную судьбу остальных обсуждаемых оленеводческих культур. в этом выпуске.Но мы включили эти мрачные портреты, потому что предпочитаем видеть в них уроки, которые необходимо извлечь для будущего выживания оставшихся культур.

Лучи надежды сияют на этой темной картине. Tozhu являются цепко висит на их язык и образ жизни, несмотря на многочисленные давления, и более чем достаточно Tozhu молодежи говорят, что они планируют провести на оленеводство традиции. Оленеводство среди духа по-прежнему жизнеспособно, несмотря на (или, возможно, из-за) пренебрежения со стороны правительства. Сойоты недавно были признаны одним из коренных малочисленных народов Севера России, что дает им определенные привилегии и поддержку со стороны государства.Кроме того, официальное признание властями Бурятии сойотского национального аймага (см. Павлинскую в этом выпуске) обещает сойотам больший контроль над решениями, касающимися доступа к природным ресурсам.

Новые федеральные законы, принятые с 1996 года, обещают создать правовую основу, с помощью которой коренные народы России могут отстаивать свои права на свои традиционные земли и получать доступ к ресурсам на этих землях. В дополнение к трем вышеупомянутым законам, Закон 2001 г. «О территориях традиционного природопользования коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» может быть использован в качестве механизма для обеспечения коренных земли народов объявлены особо охраняемыми природными территориями, что дает коренным общинам исключительное и неотъемлемое право пользования своей землей.3 Еще один федеральный закон, конкретно касающийся защиты прав оленеводов, находится в стадии разработки.

Работа проекта Пламли по сохранению тотемных народов (специальный проект культурного выживания) является примером позитивных сдвигов, которые могут быть достигнуты при сотрудничестве и взаимодействии правительственных учреждений, неправительственных организаций и коренных народов. Успехи проекта Totem и текущая работа отражены в статьях Solnoi-Purev-Plumley и Dampilon-Plumley, а в последнем и наиболее вдохновляющем вкладе в этот специальный выпуск сам Пламли излагает свое обширное и амбициозное видение будущего международного сотрудничества между Россия и Монголия. Пламли называет эту концепцию «парком мира трансграничное озеро Байкал-Саяны-озеро Хубсугул». Он будет включать в себя творческие инициативы, такие как ослабление международных пограничных ограничений, чтобы разрешить трансграничное сотрудничество между различными оленеводческими группами. В основе разнообразных подходов, используемых авторами в этом специальном выпуске, лежит общий интерес к предложению приемлемых с культурной точки зрения ответов на факторы, угрожающие землям, языкам и средствам к существованию этих коренных меньшинств, тем самым гарантируя им определенную степень контроля над своим будущим.Первостепенное значение в этих усилиях будет заключаться в признании того, что культурное выживание этих находящихся под угрозой исчезновения оленеводческих народов в районе, который современная геополитика превратила в трансграничный регион, потребует трансграничных решений и международного сотрудничества.

Этот выпуск Cultural Survival Quarterly представляет собой совместную работу экспертов из России, Запада и коренных народов, направленную на столь необходимое знакомство с этими культурами, находящимися под угрозой исчезновения, и инициирование обсуждения некоторых возможных решений. С этой целью, чтобы распространить влияние этого вопроса за пределы англоязычной аудитории и сделать этот выпуск полезным инструментом для активистов в русскоязычном мире, этот выпуск включает на следующих шести страницах русский перевод этого выпуска. введение и аннотации каждой статьи на русском языке. Финансирование от проекта по сохранению тотемных народов и фонда Nordlys позволит Cultural Survival распространять копии этого выпуска среди обсуждаемых групп коренных народов, а также среди заинтересованных активистов и соответствующих органов власти в Москве и столицах регионов России.
1. Пункт 1 статьи 1 Закона № «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» № определяет коренные малочисленные народы Российской Федерации как «народы, проживающие на территориях традиционного проживания. своих предков; сохранение традиционного образа жизни, экономической деятельности и ремесел; численность внутри России менее 50 000 человек; и признают себя независимыми этническими общинами ». (Из Федерального закона О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации , 30 апреля 1999 г.).
2. ChinaOnline. (2002, 15 марта). Последнее охотничье племя, вышедшее из гор. См. Стр. 32 этого выпуска.
3. См. Fondahl and Poelzer, 2003; Новикова, Тишков, 1999а, 1999б; Кряжков, 1999; Ошеренко, 2001 за подробное обсуждение этих законов и их потенциального воздействия.
Брайан Донахью — докторант антропологии в Университете Индианы. В Тыве он связан с Институтом гуманитарных исследований ( Институт гуманитарных исследований Республики Тыва ) в Кызыле.
Ссылки и дополнительная литература
Fondahl, G., & Poelzer, G. (2003). Земельные права аборигенов в начале двадцать первого века. Отправлено в Polar Record. Будет опубликовано в апреле 2003 г.
Кряжков В.А., составитель. (1999). Статус малочисленных народов России: Правовые акты. Москва: Тихомирова М.Ю.
Новикова, Н. и Тишков В.А., ред. (1999a). Человек и право. М . : ИД Стратегия.
Новикова, Н. и Тишков В.А., ред. (1999b). Обычное право и правовой плюрализм. Москва: Институт этнологии и антропологии РАН.
Обычное право и правовой плюрализм. (1999b). Москва: Институт этнологии и антропологии РАН.
Ошеренко, Г. (2001). Права коренных народов в России: важно ли право собственности на землю для культурного выживания? В обзоре международного экологического права Джорджтауна 13, стр. 695-734.

Глоссарий терминов
Альтернативные группы и географические названия
Все группы и места, упомянутые в этом выпуске Cultural Survival Quarterly, идентифицируются по именам и написанию, которые наиболее точно соответствуют собственным ссылкам их народов.Ниже приводится список имен, использованных в этой проблеме, за которыми следуют более общие и часто неправильные имена.
Тожу Тоджа
Тожу-Тыва
Тува-Тоджин

Духа
Цаатан
Эвенки
Тунгусы
Эвенки

Оленеводство 9022 Якобы 9022 Эвенки

Республика Китай 9022 Тыва
Республика Тыва
община
юридически признанная организация, объединяющая семьи, земли и домашний скот в административном, экономическом и культурно обособленном хозяйствующем субъекте для малочисленных народов Севера России.
Коренные малочисленные народы Российской Федерации
официальное обозначение в России группы коренных малочисленных народов в качестве меньшинства
совхоз
Административная и экономическая структура сельского хозяйства советских времен; совхоз
тайга
высокогорный бореальный лес
заповедник
самая строгая форма охраны природы в России; исключает проживание людей и ограничивает деятельность человека охраной природы и ограниченными научными исследованиями

Охота на рысь со старообрядцами | Бен Джуда

Бен Джуда

Впервые опубликовано журналом Standpoint Magazine в январе 2014 года.

Старообрядец Федя, 58 лет, за время своей охоты убил семь медведей

После того, как джип разбился, я успокоился. Это был советский джип, УАЗ, и теперь он стоял между березой и канавой. Я поднял голову. Ничего не пострадало. Горная дорога была устрашающей. Мотор завизжал и катился по замерзшим болотам. Снег был густым и свежим. Единственными отметками были следы животных. Мы думали, что видели волка.

УАЗ застрял.Мужчины вышли из машины и кричали друг на друга. Только тогда я понял, насколько серьезна была ситуация. Мы были в Туве, самой отдаленной из этнических республик России, недалеко от границы с Монголией, пытаясь добраться до ее самого дальнего анклава — где почти в дне от ближайшей асфальтированной дороги лежит долина старообрядцев.

Похоже, мы никогда не сможем этого сделать. Меня вытащили из машины и сказали толкать. Мужчины рубили березы и запихивали стволы в круглые колеса, чтобы поднять УАЗ из канавы.Они ругались и рвали березы, чтобы залить под ними водянистую грязь.

Это была Сибирь. Было минус 20 градусов по Цельсию, и не спасти джип было опасно для жизни. Нам предстояло пройти около 50 км, и нам нужно было нести наши припасы — огромные мешки с сахаром и мукой — ночью и по снегу. Волк был рядом. Мужчины указали на свежие следы.

Мы дрожали и молились, чтобы аккумулятор не сдался, когда УАЗ наконец вырвался из грязи с ревом и брызгами.Выпуск был эйфоричным. От паров бензина внутри пахло безопасностью. Мы поехали дальше. И мужчины начали рассказывать мне немного о своих предках.

Это были старообрядцы. Их предки впервые приехали в Туву на поиски Беловоде. Это была первая русская утопия: мифическая страна, которая, по мнению крестьян, существовала в Сибири вниз по рекам на крайнем востоке; волшебное царство изобилия, в котором белый царь правил с истинной справедливостью. На его поиски в 1840-х годах шли целые миграции.Крестьяне считали, что Толстой был там. Только в 1898 году на его поиски отправилась последняя казачья экспедиция.

Старообрядцы — остатки великого русского раскола. Пока Петр Великий строил Санкт-Петербург, его патриарх Никон вознамерился реформировать Русскую православную церковь, очистить ее от язычества и несоответствия греческому православию. Были изменены ритуалы и написание Христа. Изменилось то, как мужчины крестятся.

Взбунтовались раскольники.Они сказали, что религиозные ритуалы содержат в себе святость. Их изменение было равносильно превращению стихотворения в прозу. Смысл может все еще быть, но стихотворение по существу больше не существует.

Называя себя истинно старообрядцами, они отказались от петровских реформ. Российское государство их безжалостно преследовало. Тысячи людей скорее сожгли себя в своих деревянных церквях, чем обратились в христианство. Они разделились на десятки соперничающих духовенства, и самые радикальные из них — без священников — вообще обходились без одного.

Накануне революции старообрядцы составляли около 20 процентов населения России. Было сказано, что если анафемы с них когда-либо будут сняты, половина крестьянства обратится в эту анархическую деревенскую веру без священников, которая правила сама собой через залы собраний. Сегодня их всего около двух миллионов — в основном в изгнании. А из бесправных несколько десятков тысяч живут в самых глухих лесах Сибири.

Такие места, как Тува. Эта страна похожа на ковбойский фильм, в котором белый человек проиграл.Когда-то это было самое отдаленное государство в мире, аннексированное Советским Союзом в 1944 году и всеми забытое. Коренные жители — азиаты, тесно связанные с соседней Монголией, но говорящие на тюркском языке.

У красных были большие планы по модернизации Тувы. Но сегодня на Москву нет ни железной дороги, ни рейса. По дороге на юг вы проезжаете сгоревшие вигвамы и пьяные тувинские всадники, подъезжающие к проезжающим машинам. Один город, Кызыл, в основном состоит из деревянных лачуг и кишит знахарями и шаманами.Славяне составляют менее 20 процентов населения и быстро сокращаются.

В самых диких местах живут русские — около тысячи староверов без священников. К этим деревням дороги нет. Вы едете на юг пять часов. Потом по горной тропе. Чтобы проехать дальше, нужно дважды пересечь извилистую реку Енисей. Это нравится старообрядцам. Они контролируют баржу, и она не пускает тувинцев.

В ту ночь мы пересекли Енисей на небольшом плоту по сильным ветрам.Я проснулся в капсуле времени. Деревня Эрджей. Это одна из четырех старообрядческих деревень в извилистой долине нижнего Енесея. Нет дорог, соединяющих их, только вода, и чем дальше по реке вы идете, тем более фундаменталистскими они становятся, пока вы не доберетесь до разбросанных домов, которые отказываются касаться многих аспектов современного мира. В Эржеи нет телевидения, Интернета, почты, канализации и газет. Он примирился с несколькими технологиями — мобильными телефонами, старыми крепкими советскими джипами и электрическими лампами.Но деревенские жители не изменили своей жизни существенным образом.

В то утро я встретил Екатерину, хорошенькую старуху в зеленом платке. Она говорила о Петре Великом так, как веками старообрядцы — как о Дьяволе. «Он принес в Россию табак, картошку и ересь». Он был библейской змеей. Все, что пошло не так в России, восходит к нему. Опасные технологии и западные идеи — все это его вина. «Пётр проклял Россию».

Каждый дом деревянный, и в каждой семье есть свирепые охотничьи собаки и корова.В них хранятся металлические иконы Богородицы, которые передавались из поколения в поколение. Они стоят на самодельных полках, наблюдая за тесными спальнями. Они приехали в Туву со старообрядцами с Урала и внутренней Сибири — или, как они говорили, «из России».

Я ел за простыми столиками и разговаривал весь день. Они спросили обо мне. «Скажите, в Лондоне женщины тоже собирают ягоды?» Я спросил о них. Все женщины были в платках. Все мужчины отрастили бороды. Они едят только из собственных столовых приборов.Их дети до сих пор ходят пешком три километра до школы через реку. Дорога вьется через лес, и там иногда видят медведей. В ту неделю, когда я был там, был замечен волк. Матери волновались.

В долине нет рабочих мест. Нет экономии. Но все заняты. Женщины занимаются домашним хозяйством, но они также доят коров. Их мужья охотятся. Каждую зиму они уходят в лес на три месяца охотиться на белок, соболей, медведей и рысей. Эти меха они продают русским и китайским купцам, которые приходят в деревню и стучатся к ним в двери.

Такими всегда были русские деревни. Но долина старообрядцев перестала быть нормальной. Сельская местность России больше не умирает. Он уже мертв. Коттеджи с выбитыми окнами, наполовину погруженные в грязь, заброшенные, кроме пенсионеров и алкоголиков. Пьяницы заикаются на углах улиц. Повсюду валяются иголки и дикие собаки. Это места, где лесные животные теряют страх перед людьми.

В долине старообрядцев остались последние жившие русские села.Так много русских детей я еще не видел. Или новые деревянные коттеджи. Ни разу за две недели, проведенные в Эрджее, я не видел пьяного. Это села, мало затронутые российской наркоманией. Конечно, были пьющие. Я почувствовал запах их дыхания. Я встречал мужчин с корявыми красными носами и слышал о больной паре, которая жила у Енисей и тратила все свои деньги на пиво. Но алкоголь не был чумой.

Когда-то у беспардонного был строгий запрет на все виды водки. С тех пор срок их действия истек.Вместо этого они строго соблюдают месяцы сухого поста в течение года. Не пьют мужчины и на охоте. Они более-менее засыхают три месяца в году.

Никто точно не знает, почему в России такой эпидемический алкоголизм. Писатель Оливер Буллоу считает, что ответ связан с доверием. Сталинская кампания по принуждению крестьян к колхозам и разрыву с православной церковью отрезала русских от их земли и их идентичности; лагеря и политическая полиция друг от друга.СССР уничтожил деревенские ячейки русского общества задолго до того, как разрушил себя. Дешевая водка заполнила пустоту.

Это то, от чего убежали старообрядцы. Первая волна с Урала в 1920-е гг. Присоединилась к искателям Беловоде в независимой Туве. Вторая волна последовала из внутренней Сибири в 1960-х, когда Никита Хрущев возобновил войну с Богом.

Долина старообрядцев осталась нетронутой. Они никогда не были коллективизированы и контролировались слабо.Они были объявлены государственными охотниками, что на практике означало, что мужчинам давали зарплату, бесплатное оружие и патроны в обмен на их шкуры. Им сказали, что они выполняли срочные заказы на мех в Англии, и предоставили их самим себе в тайге — русской тайге в густых джунглях сибирских лесов.

Деревенская жизнь игнорировалась. Это означало, что старообрядцы никогда не были отрезаны от своего образа жизни. Непонятно, почему долину пощадили — возможно, потому, что к 1950-м годам советское государство стало циничным и имперским.В аннексированной Туве им было удобно, если белые люди жили в невероятно отдаленной, но стратегической долине, ведущей в Монголию.

Скорее всего, потому, что в старообрядческих деревнях не было священников. Арестовать было некого. Многовековое домашнее поклонение было способом молитвы, уникально подходящим для уклонения от КГБ. Что еще более важно, села и усадьбы вверх по Енесею были настолько недоступны, что их невозможно было контролировать без массовых депортаций.

Партия так и не смогла точно определить местонахождение старообрядческих монастырей и отшельников в тайге, к которым обращались сельчане.Семьи, даже целые деревни старообрядцев, которые не контактировали с другими русскими со времен революции, советские геологи часто находили по всей Сибири до 1980-х годов, когда такие экспедиции прекратились.

Я испытывал доверие и гордость за Эрджеи. После обеда я ел блины и пил лесной чай со старушками. Деревенские старейшины по-прежнему отказывались пользоваться какой-либо техникой — моторами, освещением, мобильными устройствами — ничего. Их дома были украшены пластиковыми гобеленами с изображением лесов и безделушками в обрамлении ярких лесов.Они улыбнулись: «Мы знаем, где находятся таежные семьи. Те, что прятались сто лет. Но мы вам не скажем.

В тот день люди готовились к отходу в тайгу. Я собирался уходить с длиннобородым Федей. Они назвали его стариком. Ему было 58. Два его столкновения с государством заставили его ужаснуться всему, что находится за пределами долины. Первый — когда его призвали в 1973 году и отправили на Камчатку. «Тюремные лагеря… даже медведи были в лагерях».

Его второй был в 2007 году.Проехав на своем джипе по изгибу горы, он оказался арестованным за «терроризм». Сотрудники ГАИ распахнули его сапог, обнаружив арсенал нелицензионных ружей. Они заперли его в камере на несколько недель с шестью алкоголиками, с которыми он не ладил.

Я был не первым чужаком, который пошел на охоту со старообрядцами. Три года назад явился бельгиец с блестящими наручными часами, хорошенькая жена и переводчик. Он хотел убить медведя. Старообрядцы нервничали. Медведи спали.Чтобы добраться до ближайшей пещеры, потребовалось бы как минимум недельное выслеживание с четырьмя охотниками и тремя санями. Не говоря уже о собаках. Бельгиец ухмыльнулся: «Хорошо. Я заплачу.»

Это была небольшая пещера. Охотники произвели предупредительные выстрелы и отправили собак внутрь. Они попытались отозвать жену бельгийца, которая была в солнечных очках. «Моя жена не боится», — рявкнул он. Она сфотографировала его, когда он четыре раза выстрелил в испуганного медведя. В ту ночь в деревне они резвились и выпили бутылку шампанского.Бельгийцы ничего не предлагали старообрядцам. Но жители села сохранили бутылку, как подсвечник.

Федя в прошлом году водил иностранца в тайгу и испытал смешанные чувства по этому поводу. Упомянутый человек был профессиональным финским золотоискателем из какого-то многонационального горнодобывающего предприятия. Но как только они достигли Тайги, он перенес несколько недельных приступов паралитической депрессии. Он отказался говорить и даже есть.

Федя впал в панику из-за того, что финн мог умереть, прежде чем приказал повернуть на Эрджей.Чтобы извиниться, он дал старику копию конфиденциальной карты перспективного золота компании. Но это было по-фински. Не зря Федя не нашел в Туве ни одного человека, говорящего по-фински.

Наш УАЗ заправили на охоту. Мы бросили винтовки, дробовики, патроны, капканы и мешок сухих старых хлебных корок, не говоря уже о двух собаках и внуке старика. Ехали по Енесею. Каждый поворот был поворотом, а каждая кочка — толчком. Это были следы, которые они вырыли для себя.

Старик и мальчик говорили о медведях. 15-летний парень видел одного по дороге в школу. Федя в свое время убил семерых и вспоминал. Его внук внимательно слушал. Как и любой мальчик, которого я встречал в Эрджее, он хотел быть охотником. Его будущее лежало в тайге, а не в классе. Но на этот раз мы не охотились на медведей. Мы хотели рысь. Нам снился этот золотой мех. Мы хотели поймать в лесу самое хитрое животное.

Эти три месяца в тайге охотники называют «сезоном».Их улов варьируется, но обычно составляет около трех рысей, 40 соболей и 300 белок. Если им повезет, за эти меха можно будет выручить до 10 000 фунтов стерлингов. Они отдают своим женам 5000 фунтов стерлингов на дом. Остальное идет на закупку винтовок и патронов на следующий сезон. Вот почему они хотели рысь — есть китайцы, которые платят до 300 фунтов за шкуру.

Прошел двадцать километров, и дорога остановилась. Следующие 20 километров мы прошли на лодке. Реки — это магистрали Сибири. Зимой охотники на джипах поясняют их вверх-вниз.Но вода еще не замерзла. Мимо нас проплыли айсберги, когда старик запустил двигатель своей деревянной лодки.

Вот она — Тайга. Но вам кажется, что вы видели этот пейзаж миллион раз раньше. В каком-то смысле у вас есть — от американских боевиков, заставок Windows и рекламы до посещения Канады. Горы были похожи на гигантские белые скалы, покрытые серым лишайником. Однообразные белые скелеты деревьев слабым солнышком сияли вдоль Енисея.

Тайга похожа на страну далеких времен.Но не к старообрядцам. Федя пояснил, что у каждой семьи из четырех сел есть свой надел. Каждый участок составляет примерно 25 кв. Км. Это то, чем всю зиму бродит охотник.

Ближайшая к деревням тайга истощалась, поэтому теперь охотники все дальше и дальше спускаются по Енесею. Они разделили тайгу до границы с Монголией в 200 км. Молодые люди теперь вообще покидают долину. Они рискуют тувинскими лесами.

Слушать, как Федя объясняет этот процесс меховой экспансии, было все равно, что слушать 17 век.Так была построена Российская империя. Казаки, охотящиеся на соболя, неслись все дальше на восток, к Тихому океану. Только после этого царь предъявил права на него.

Домик охотника находился у кромки воды. Роман был там со своими сыновьями, снимая шкуру с четырех белок. Вся семья старика использовала хижину, а Роман был его племянником, жестоким рыжебородым, с тремя маленькими детьми и больным младенцем. Он пожал мне руку. Под сломанными ногтями была темная кровь.

Роман был одним из тех неудачников, которые русские называют «дикими девяностыми».Это были годы, когда в долине прекратили почти все коммунальные услуги и отменили государственную поддержку охоты. Старообрядцы снова остались одни. Учеба сорвалась: тувинские всадники открыли предупредительные выстрелы, Роман бросил школу. Ему было около 12, и он был нужен дома.

Мы преломляли хлеб в салоне. Он был сделан из бревен, укрепленных корой. Крыша наполовину провалилась. Мы спали на скамейках, смягченных овчиной. Были только масляная лампа и дровяная печь. Они гасли через четыре часа, поэтому мы по очереди кололи дрова.Мне так и не удалось.

Роман охотился на рысь три недели. Он расхаживал по хижине, бормоча что-то про животное, жуя веточки. Он дошел до монгольских иероглифов на далекой горной снежной полосе, но ничего не нашел, кроме запутанных круглых отпечатков лап.

Масляная лампа очерчивала лицо Феди, когда он наливал жидкую кашу, сваренную на дровяной печи. Дети выгравировали лицо чудовища на согнутом боку. Охотники едят то, что поймают в лесу. Но сегодня мы ничего не поймали.Ложки звенели в старых жестяных мисках.

В ту ночь старик рассказал мне, как жили его дедушка и бабушка. Весть о войне достигла долины старообрядцев поздно, через несколько недель после немецкого вторжения в 1941 году. Они думали, что это дело рук антихриста. Война Гога и Магога. Конец.

Была паника. Затем начались поджоги. Матери связали своих детей и заткнули им рот, прежде чем поджечь свои дома, произнося благословения. Отцы облились бензином, прежде чем загорелись экстатической молитвой.

Два года спустя Красная Армия вошла в долину. Остальных мужчин собрали, погрузили в грузовики и увезли на фронт. Большинство вернулось. Но Тува была аннексирована, а долина перешла под контроль СССР.

Это были последние самосожжения старообрядцев. Это случалось много раз раньше. В 17 веке почти 10 000 человек сгорели в своих деревянных церквях. Это были души, которые, как говорят, жили под властью белого царя за пределами Беловоде.

Мне передали пистолет на рассвете.Роман и его сыновья пошли по берегам Енисея. Мы решили пойти глубже. Тайга — это миллион оптических иллюзий. Когда вы смотрите прямо вдаль, бесчисленные деревья сливаются, образуя одну серую пелену, окружающую вас. Вы вздрагиваете от пней в форме людей. Оборачиваешься, и все точно так, как было спереди — снег, заросли, береза, ель, сосна. Пейзаж копипаста клонов.

Следить за охотничьей тропой можно только через замерзшие болота, под гнутыми березками и перевернутыми елями.Вы теряете их следы. Ветви рассекают тебе лицо. Вы устали, остановитесь. Измученный жаждой, вы едите снег. Но охотников это не волнует. Вы тоже оставляете следы. И вы продолжаете намного медленнее. Несколько часов охотники ушли. Затем внезапно они снова там и смотрят на вас.

Следы лап выходят за гребень. Тогда никуда. Старик перестал курить. Я смотрел на бескрайние деревья. Чем дольше мы проводили вместе в тайге, тем больше он спрашивал об Англии. Федю особенно поразила концепция тренажерных залов.Он просил объяснять это снова и снова. Мысль о велотренажере привела его в абсолютную истерику. Но в основном мы говорили о рыси.

Две сестры жили дальше в тайге, примерно в 70 км от последней усадьбы. Говорят, что они читали по памяти целые отрывки из Священных Писаний и исцеляли больных младенцев, когда они были еще маленькими девочками. Они дали обет молчания и теперь жили в монастыре. Отчаявшиеся пробирались туда, чтобы позвать колоколом пустоту. Но охотники меня не взяли.

Я снова отстал. Тайга на закате — самое красочное место в мире. За несколько часов снег меняет цвет от ярко-белого до золотисто-желтого и лилово-красного. Деревья тоже меняют цвет: с серого на темно-зеленый, затем на рыжевато-красный и, наконец, на темно-синий и черный. Снег сверкает, как бриллианты. Но я все это ненавижу. Я был измучен, запыхался, почти потерян, следуя по следам охотников, когда они приближались к рыси.

Следуя в сумерках, я был в ужасе.Я дважды взвел курок, когда из-за дерева показалась фигура лисы. Я галлюцинировал рычание из-за бега моих снежных ботинок. Свет исчез. Моя кровь застыла на фигурах между деревьями.

Я повторил: «Я вооружен. Я вооружен. Я могу убить его ». Но в моей голове промелькнула сцена замешательства, которая могла длиться всего несколько секунд — я не мог стрелять достаточно быстро. Скрип винтовки у меня на спине заставил меня замерзнуть. Темнота была почти полной. Я дико выстрелил в пень, который на несколько секунд принял форму волка.

У старика были ночные кошмары. Они начинали со стонов и внезапных ударов. Потом кричит. «Дедушка, пожалуйста…» Он скатывался со спальных досок и, рыдая, дрался по полу с воображаемыми животными. Иногда он издавал стреляющие звуки ртом, как маленький мальчик. «Нет… Нет…» Я лежал как можно тише, в окружении пистолетов, топоров и ножей, затаив дыхание.

В то утро мы нашли свежие следы в семи километрах от нас. Они спустились по заснеженному ручью. Когда это происходит, это происходит быстро.Охотник замирает, замолкает и стреляет. Собаки дико визжат. Но рысь убежала в самую дальнюю тайгу, где снег и заросли доходят до пояса. Старик ругается, срывает ветку и бьет собак за такую ​​трусливую неудачу.

Мы последовали за рысью в шаманскую рощу. Охотники опустили ружья. К березам были привязаны тряпки синего, желтого, белого, красного и зеленого цветов. Подношения духам места. Мы не прошли. Дальше мы остановились, чтобы собаки снова почувствовали запах.Старик сказал мне, что там много лет жил шаман. Но он умер в феврале. «Есть отшельник. . . Один из наших. . . 40 километров. Он ест сырую рыбу и ускользает, как олень, когда охотники подходят слишком близко ».

Чем дальше мы продвигались от долины, тем ближе подходили к тувинским охотникам. Они поступили иначе. Они катались на оленях и гнались за животными по шесть, семь собак. Они охотились по несколько дней и спали верхом. Около долины когда-то жили оленеводы.«Но мальчики едут в город. Лишь немногие продолжают это делать, живя с оленями ». В прошлом охотники дрались с пастухами. Они были счастливы, что последние стали редеть. Теперь им принадлежала еще Тайга.

Мы плыли дальше. Может быть, 15 км каждый день. Только на четыре или пять минут из них я остановился, вдохнул и увидел, как белый свет мерцает в елях. Все остальное время я искал, где поставить ноги, следуя по следам охотников, отламывая преграждавшие путь ветки.Слышать снова и снова: «Я устал, я хочу пить, я устал».

Когда вы так долго ходите в одиночестве, вы впадаете в своего рода транс. Вы слышите белый шум в затылке. Больше отпечатков лап. Потом опять ничего. Мужчины были в ярости. Роман зарычал на меня. «Это ваша вина. Тебе нужно идти . . . молча. Он тебя слышит.

С самого высокого гребня было знакомое зрелище. Следы белого самолета — десятки и десятки. Их шум разносился по тайге, как приближение к Хитроу.Меня это утешило. Мы были в 1000 км от ближайшего международного аэропорта, но долина находится прямо под маршрутом полета из Пекина.

Я пытался сосчитать звуки пролетающих над головой Боингов и Аэробусов, может быть, 50, но сбивался со счета каждый день. Охотники тоже смотрели на них; Китайские 747-е в эпоху русского средневековья. «Они начали с этих цифр лет 15 назад». Самолеты казались далекими, как космические корабли.

Снова была ночь. Трещины в окне пропускают холод в клетку.Пока мальчики засыпали, продолжалось гудение и кудахтанье дровяной печи. Теперь мы были только мужчинами. Роман взял старую пластиковую бутылку, сделал глоток и передал ее. Старик вздохнул вслед за своим. Это был самогон , — самогонная водка.

«Я убью рысь». Роман смотрел на меня, но я не могла разглядеть его лицо. «Я убью его». Он прижался ко мне и потянул мою шерсть, бормоча. «Я сниму с него шкуру. . . »

У Романа не было времени. Три недели назад в село приехал китайский разносчик.У большого коровника он раздал коробки с чаем Гунцзин и пообещал 700 долларов тому, кто доставит ему шкуру рыси в этом месяце. «Мне нужны эти деньги».

Samogon делает с вами странные вещи. Старик снова заговорил о Беловоде, но Роман не слушал. «Это где-то на севере». Он протянул ему бутылку и пробормотал еще про рысь. Как мощно, как красиво.

Мы закончили бутылку. Охотники обменивались рассказами о китайцах: как они измельчают зубы рыси для чая и втыкают иголки в лоб, когда пьют.Как они спят, сжимая ночью ласки из рыси между ног для плодородия. Как есть целые города, где люди живут в стеклянных домах и трижды в день едят гамбургеры.

Я напился, покраснел и стал параноиком относиться к охотникам и ружьям, висящим у двери клетки. Я вышел и посмотрел на звезды. Их было так много, но я не мог вспомнить, кто из них.

На этот раз мы уехали еще до рассвета. Но я не был там, чтобы увидеть, как красивое животное мчится через заросли и снег и падает, когда его ударило свинцом.Я не слышал, как собаки бегали за ним, тявкали и каркая кровью. Я не видел, чтобы вторая пуля заставила замолчать могучую, незадачливую красавицу.

Роман застрелил рысь. В ту ночь, когда я вернулся голодным в хижину, он вытащил черный пластиковый пакет и вылил его. Мех упал на пол. «Смотреть. Вот. Мы убили его за тебя ».

Собаки были счастливы на улице, грызли тонкие кости рыси и дрались за ее внутренности и органы. С него сняли шкуру, кроме головы.Глаза были набиты ватой. Я поднял его за шею и потряс. Это было так мягко. Мои пальцы почувствовали его костлявые нервы и дрожь его черепа внутри.

Ответить

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *