Ужасная психологическая сторона одиночного заключения | Мир | ИноСМИ
Сейчас в Калифорнии проходит самая массовая тюремная акция протеста в ее истории. Голодовку начали почти 30 000 заключенных. Они выступают против практики использования в штате камер одиночного заключения, в которых людей держат годами и десятилетиями почти без социальных контактов и сенсорных стимулов.
Человеческий мозг плохо приспособлен к таким условиям, и поэтому активисты – а также ряд психологов – считают их пыточными. Одиночное заключение не просто некомфортно, говорят они, но и настолько противоречит человеческим потребностям, что от него зачастую сходят с ума.
В изоляции люди становятся тревожными и злыми, подверженными галлюцинациям и резким перепадам настроения и неспособными контролировать свои побуждения. Еще хуже дела обстоят у тех, кто склонен к психическим болезням – для их разума одиночное заключение может иметь долгосрочные последствия.
«Мы обнаружили ряд симптомов, встречающихся едва ли не повсеместно.
Калифорния держит в «одиночках» 4 500 заключенных, что делает ситуацию в ней показательной для Соединенных Штатов в целом: в США в таких условиях содержится более 80 000 человек — больше, чем в любой другой демократической стране.
Читайте также: Психологи сочли «Марс-500» удачным экспериментом
Это число продолжает расти, но растет и число критиков. В 2012 году увидел свет целый ряд резких докладов и документальных фильмов, подготовленных Национальной кампанией «Верующие против пыток», Нью-йоркским союзом защиты гражданских свобод, Американским союзом гражданских свобод, Human Rights Watch и Amnesty International, а Сенат США провел первые в своей истории слушания по вопросу об одиночном заключении. В мае этого года Счетная палата США обвинила Федеральное бюро тюрем в том, что оно не учитывает долгосрочное воздействие одиночных камер на заключенных.
Картина, которую рисуют доклады и свидетельства, напоминает научно-фантастическую антиутопию, к которой добавили средневековую жестокость. Эвфемизмы «административная изоляция» и «особые условия размещения» означают, что заключенного 23 часа в сутки или еще больше держат в камере размером с ванную — с не отключающимися лампами дневного света и под постоянным видеонаблюдением. Социальные контакты ограничены редким возможностями мельком увидеть других заключенных, встречами с охраной, и краткими видеоконференциями с родными и друзьями.
Чтобы отвлечься у узников может быть по несколько книг. Ни телевизора, ни даже радио у них зачастую нет. В 2011 году благодаря голодовке калифорнийские заключенные добились права на такие радости жизни, как шерстяные шапки в холодную погоду и настенные календари. Принудительное одиночество может продолжаться годами, а иногда и десятилетиями.
Эти ужасы проще всего осознать, выслушав тех, кто их перенес. В одном из докладов о воздействии «одиночек» на несовершеннолетних заключенных, цитируются слова подростка из Флориды: «Единственный выход – это сойти с ума».
Впрочем, кому-то подобные истории всегда будут казаться частными случаями – возможно, впечатляющими, возможно, обманчивыми, но в любом случае нерепрезентативными. Однако таких людей, возможно, смогут переубедить данные науки.
Также по теме: Почему в норвежских тюрьмах сидят не дольше 21 года?
«Мы часто слышим от сотрудников тюрем, что заключенные симулируют душевные болезни, — считает Хизер Райс (Heather Rice), эксперт по тюремной проблематике Национальной кампании «Верующие против пыток». – Реальные научные данные между тем производят сильное впечатление».
Исторически известно несколько волн исследований, посвященных одиночному заключению. Впервые эта тема приобрела популярность в середине 19 века, после чего в США и Европе к подобным мерам стали прибегать намного реже. Затем ученые вернулись к ней в 1950-х годах в связи с Корейской войной, на которой практиковались изоляция пленников и «промывание мозгов». Наконец последняя волна связана с тем, что в Соединенных Штатах, начиная с 1980-х годов, одиночное заключение снова стало широко использоваться из-за переполнения тюрем и сокращения реабилитационных программ.
Ученые выявили устойчивую картину, включающую в себя вышеупомянутые крайнюю тревожность, гнев, галлюцинации, перепады настроения, уныние и потерю контроля над побуждениями. Из-за отсутствия сенсорных раздражителей заключенные также нередко становятся к ним гиперчувствительными. Зачастую их преследуют неконтролируемые – как будто их мозг больше им не принадлежит – мысли о каких-то мелких фактах или личных обидах. Кроме того распространены панические атаки и депрессия, а также потеря памяти и познавательной функции.
По словам Куперса, сейчас выступающего в качестве эксперта на судебном процессе о калифорнийских практиках одиночного заключения, в условиях изоляции находится всего 5% заключенных, но на их долю приходится почти половина всех тюремных самоубийств.
Когда заключенные покидают одиночную камеру и возвращаются в общество, — что, зачастую, происходит без всякого переходного периода, — симптомы могут смягчиться, но не исчезают до конца. «Я бы назвал это ослаблением навыков жизнедеятельности, — говорит Куперс.
– Разрушается способность выстраивать социальные связи, трудиться, развлекаться, сохранять работу, получать от жизни удовольствие».
Читайте также: Психология мести — как становятся шахидками
Вопросу о том, сводит ли одиночное заключение с ума людей, не предрасположенных к душевным болезням, до сих пор не решен, утверждает психиатр Джеффри Метцнер (Jeffrey Metzner), участник скандально известного исследования, которое проводилось в тюрьмах Колорадо.
В этом исследовании, заказанном Управлением исправительных учреждений штата Колорадо, утверждалось, что психическое состояние многих заключенных из «одиночек» не ухудшается. Его методологию многие считают ненадежной, полагая, что результаты были искажены, так как заключенные скрывали свои чувства или просто были рады поговорить хоть с кем-то – пусть даже с исследователем.
Метцнер отрицает эти обвинения, но признает, что, даже если здоровый человек способен перенести подобное — бесспорно тяжкое – психологическое испытание, многие из заключенных — едва ли не половина—с самого начала имеют психические расстройства.
«Это само по себе плохо, так как при правильном лечении их состояние бы улучшилось», — отмечает психиатр.
Объяснить, почему изоляция так вредна непросто, но в целом проблема сводится к неудовлетворенным базовым человеческим потребностям в социальном взаимодействии и в сенсорной стимуляции, в сочетании с отсутствием социального подкрепления, которое не дает повседневным заботам перерасти в психоз, утверждает Куперс.
Он сравнивает симптомы, отмечающиеся у тех, кто пережил одиночное заключение, с симптомами солдатского посттравматического стрессового расстройства. Условия в обоих случаях похожи, а в случае солдат, как показали исследования, тяжелый хронический стресс меняет связи в мозгу.
Также по теме: Русский акцент берлинской тюрьмы Тегель
Однако исследования мозга заключенных с помощью нейровизуализации проводятся редко, так как в тюрьмах строгого режима их трудно организовывать.
Возможно, в них нет острой необходимости, так как симптомы, вызываемые одиночным заключением, хорошо описаны, однако они могли бы добавить к дискуссии нейробиологический аспект.
«Томография позволяет указать на нечто конкретное, — объясняет Аманда Пустильник (Amanda Pustilnik) профессор права из Мэрилендского университета и специалист по взаимодействию юриспруденции и нейронауки. – Уровень доверия к психологии в обществе крайне низок, зато к современным инструментам для исследования мозга – крайне высок».
Нейровизуализация также помогла бы убедительнее продемонстрировать, чем плохо одиночное заключение. «Мало кто считает, что наказание ни в коем случае не должно включать в себя психологические неудобства. Но вот наносить людям физический вред кажется нам неприемлемым», — отмечает Пустильник.
«Нельзя морить людей голодом, истязать жарой, калечить, — продолжает она. – Если нейровизуализация покажет, что этим людям наносится неизгладимый ущерб, одиночное заключение могут начать считать не простым неудобством, а чем-то вроде калечащего наказания».
Конечно, эту точку зрения вряд ли разделят те, на чей взгляд, преступники всего лишь получают по заслугам.
Однако в ее пользу существуют и практические аргументы. Предполагается, что одиночное заключение должно снижать уровень тюремного насилия, но, по данным ряда исследований, на самом деле, все обстоит иначе и его, напротив, снижает ограничение этой меры — как, например, в одной из тюрем Миссисипи, где психически нестабильных заключенных начали переводить из «одиночек» и обеспечивать медицинской помощью.
Участвующие в голодовке калифорнийские заключенные требуют ограничить сроки одиночного заключения пятью годами, запретить выносить приговоры с неопределенным сроком и установить официальную возможность заслужить перевод на общий режим хорошим поведением.
«Большинство этих людей возвратятся на свободу, — говорит Райс. – Когда мы их наказываем так, что они выходят из тюрем с дополнительными травмами и становятся неспособными вновь найти себе место в мире и быть хорошими гражданами, мы оказываем обществу в целом плохую услугу».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Каково это — быть космонавтом
Алексей 54 года, бизнесмен. Провел 11 месяцев в СИЗО (по экономической статье)
В одиночной камере провинциального СИЗО я провел почти год. Одиночку я попросил сам. Сидеть в общей камере неуютно — там постоянно кто-то курит, ночами арестанты вместо того, чтобы спать, стучат по решеткам, передавая друг другу малявы. В тюрьме встречаются любопытные типажи, которые едва ли сможешь встретить на воле, но проиграть преступному авторитету в нарды — так себе удовольствие. Год я бы там не выдержал. Повезло, что в руки — почти случайно, через адвоката соседа по камере, — попал текст закона об условиях содержания в тюрьмах. Закон 1995 года, он еще имеет силу, и согласно этому закону ты имеешь право требовать перевода в одиночку по какой-нибудь причине или вообще без всяких причин. Считается, что это не по понятиям, но понятия за последние лет пять почти перестали работать, эта культура умерла. Тюремное начальство не имеет права отказать.
Они страдали, предлагали подселить ко мне человека, но я не соглашался и сидел один. По тому же закону можно выписывать газеты, но они не нашли, кого послать на почту. Думаю, будь в 1995-м популярен интернет, его бы тоже для заключенных одобрили.
Одиночество меня не тяготило. Раз в день нас выводили на короткую прогулку, приносили еду, но в остальном я был предоставлен сам себе. Просыпался рано, ложился еще до отбоя. Без общения я не тосковал — скорее, тосковал по книгам. К счастью, тюремный офицер, который занимался воспитанием заключенных, такой интеллигентного вида майор, вскоре начал меня отличать и носить мне книги — натурально мешками. По отдельной просьбе он даже добыл мне где-то Библию в Синодальном переводе. Зрелище было сюрреалистичное — приходит майор, за ним заключенный тащит мешок с книгами, и мне через кормушку — щель в железной двери камеры — начинают показывать обложки, по которым я должен решить, что взять. Часто на них даже названий не было.
Однажды попался сборник протоколов допросов врагов народа, изданный в начале 1990-х, когда архивы рассекречивали; его потом нашли у меня в камере при обыске и долго не могли поверить, что я добыл его у них же.
Книги на иностранных языках поначалу не хотели давать — видимо, переживали, что там может оказаться какая-нибудь крамола, проверить-то они не могли. В конце концов пришлось просить, когда в СИЗО приехала проверка. «Есть жалобы, предложения?» — «Хотел бы получить учебник афганского, но согласен на удмуртский». Афганский я неплохо знаю, когда-то мечтал стать востоковедом, и в тот момент меня интересовали любые восточные языки. Потом сыновья прислали мне с воли учебник древнегреческого.
От одиночества, конечно, тупеешь — человек все-таки существо социальное. Но труднее дается, мне кажется, изоляция от природы: нельзя было погулять по лесу, сорвать травинку, что-нибудь такое. Вот это было тяжело. Но вообще-то самое тяжелое — это не недостаток общения, а избыток времени. Чувство времени в тюрьме теряется, быстро привыкаешь к ощущению, что времени хватит на все твои занятия, и от этого бывает невозможно сосредоточиться. Многие дела начинаешь откладывать на потом. Ветхий Завет я так и не прочел — язык там красивый, но с сюжетом есть некоторые проблемы.
Пока есть хорошая библиотека и возможность выйти в сад, я не ощущаю никаких не-удобств. Не понимаю людей, которые не могут долго оставаться наедине с собой, мне кажется, карантин — наименьшая из их проблем. Если вдруг окажетесь в тюрьме (а зарекаться, наверное, не стоит), не сомневайтесь и просите одиночную камеру.
Александр Макаров 37 лет, директор Арктического и антарктического НИИ, участник более 15 экспедиций в полярные регионы Земли
В полярных экспедициях надолго остаешься либо с небольшой группой коллег, либо вообще вдвоем. Например, мне приходилось участвовать в маршрутных исследованиях — группу из двух человек завозят в верховья реки, и дальше мы сплавляемся на лодке. Других людей вокруг может не быть неделями — только ты и напарник. Не могу сказать, что это психологически тяжело, просто другой режим существования. Я бы сказал, что это полное принятие окружающей действительности, что-то вроде транса. Никаких бытовых проблем, вопросов у тебя в этот момент нет — есть еда, есть работа, есть движение вперед.
Работа — важный момент: когда постоянно чем-то занят — не до рефлексии. Важно, как выстроено общение с единственным напарником. Оно может быть сведено к абсолютному минимуму, несколько фраз за день. Можно подолгу вместе молчать. При этом ты знаешь, что твой коллега постоянно за тобой наблюдает и готов тебя подстраховать, но не вторгается в твое личное пространство.
Свободное время случается, иногда, особенно на зимовках, его бывает довольно много. Провести его не проблема — берешь с собой ноутбук с фильмами или сериалами — и вперед. Карты, настольные игры, шахматы. Я в основном читал или писал научные работы и статьи. Можно просто что-нибудь обдумать. На самом деле это очень продуктивное время в смысле научного творчества — ничто не отвлекает.
Долгую изоляцию от цивилизации, конечно, не все выдерживают. Либо человеку это нравится, либо совсем не подходит. В моей практике такое было неоднократно — кто-то один раз пробовал, кто-то несколько, и все никак. А кто-то наоборот — вклинился, и пошло-поехало, каждый год.
Некоторым приходится запрещать ездить, чтобы они наконец диссертации дописали.
По человеку редко можно заранее сказать, выдержит он или нет. Бывает, что люди, особенно на зимовках, устают друг от друга, и начинаются конфликты. Бывает, что кто-то кого-то начинает провоцировать, а ответная реакция оказывается совершенно неадекватной. Причем в городе человек мог бы пропустить мимо ушей, не обратить внимания или вообще не заметить, перевести в шутку, а в экспедиции ответная реакция оказывается несоизмеримо резкой. В тяжелых условиях люди проявляют себя по‑разному — ты никогда не знаешь, как человек себя покажет в экспедиции, да он и сам про себя этого не знает. Будешь ты паниковать, не будешь? Адекватно ты себя поведешь, неадекватно? Сможешь взять на себя ответственность, если это потребуется, или это не твое? Не узнаешь, пока не попробуешь.
Есть ребята, которые проводят на Севере год-полтора без перерыва. Для них это почти опыт отшельничества. Я знал немецкого полярника, который однажды полтора года зимовал один.
Он был инженером, работал над консервацией станции, проект, который по плану должен был занять полгода, растянулся на полтора, и все это время он провел в одиночестве. Конечно, он знал, что в километре или полутора есть другая станция, мог иногда зайти в гости, но не особенно стремился.
Цитата: Это полное принятие окружающей действительности, что-то вроде транса. Никаких бытовых проблем у тебя в этот момент нет — есть еда, есть работа, есть движение вперед
Федор Конюхов 68 лет, путешественник
Максимальный срок, который я провел наедине с собой, — 222 дня, на яхте «Караана», в мое первое круго-светное плавание, 1990−1991 годы. Стартовал из Сиднея и прошел весь маршрут без заходов в порты, за все плавание встретил четыре судна. Спутниковых телефонов тогда еще не было, только радиообмен со встречными судами. Все новости узнавал от них.
Меня сложно удивить самоизоляцией или одиночеством, у меня за плечами пять кругосветок на яхтах и тысячи дней в океане.
К тому же я верующий человек и спокойно воспринимаю события, на которые никак не могу повлиять. Раз Господь послал нам всем такое испытание, значит, нужно его вынести, и лучше всего без больших потерь.
В океане одиночество ощущается не так сильно. Вообще, в экспедициях нет времени скучать и предаваться унынию, нужно работать. В этом смысле в океане, конечно, легче, чем в самоизоляции в Москве. В экспедиции у тебя есть цель, есть способы ее достичь и четкие, понятные перспективы. С коронавирусом ничего не понятно — даже когда закончится карантин.
Вынужденное бездействие — это сложно. Я воспользовался паузой и дописал книгу «Мое плавание к мысу Горн», но помимо творческих задач у меня были планы на весну, как и у всех, — встречи, проекты. Последствия эпидемии не всегда можно предугадать — например, остановилось строительство моего катамарана на солнечных батареях, потому что встали заводы по производству аккумуляторов.
В самом одиночестве я не вижу ничего неприятного.
Одиночество дает возможность осмотреться вокруг, заглянуть внутрь себя. Большинство из тех, кто оказался в карантине, сейчас проводит время с родными и близкими, и для многих это оказалось серьезным испытанием. Обычно как: утром дети в школу, родители на работу. Теперь этот привычный ритм рухнул. Так что проблема, скорее, в общении.
Думаю, основной итог эпидемии будет таким: обитатели больших городов переосмыслят свой образ жизни и поймут: когда 15 миллионов человек живут в бетонных муравейниках друг у друга на головах — это ненормально, даже губительно. Не утверждаю, что все должны уехать в деревни, но уверен, что человек может быть по‑настоящему счастлив, только когда работает на своей земле. Ну а пока мы застряли в карантине, надо адаптироваться. Главное — режим, в самоизоляции ни в коем случае нельзя плыть по течению. Если не следить за собой и не организовывать свой день, можно очень быстро опуститься. Меня когда-то научили этому знакомые полярники, и с тех пор я применял это правило во всех своих походах.
Тем, кто сейчас на карантине, я посоветовал бы воспользоваться им как шансом. Возможно, измениться. Выйти из этого испытания (а это серьезное испытание для всех нас) с новыми целями и новыми планами на будущее. Наметить на ближайшие пять, а лучше десять лет крупные цели — и планомерно двигаться к ним.
Цитата: Обитатели больших городов переосмыслят свой образ жизни и поймут: когда 15 миллионов человек живут в бетонных муравейниках друг у друга на головах — это ненормально, даже губительно
Александр Мисуркин 42 года, космонавт-испытатель
В общей сложности я провел на земной орбите 334 дня. Каждый космонавт на этапе общекосмической подготовки проходит так называемую сурдокамеру: его изолируют в небольшой комнате без окон на неделю, и там он работает по определенной программе, с 66-часовым режимом непрерывной деятельности, то есть без сна. При этом полностью исключен любой контакт с внешним миром, связь есть только с руководителями проекта: получаешь команды, отправляешь результаты.
Это позволяет оценить степень твоей эмоциональной устойчивости.
К изоляции на орбите быстро привыкаешь. Во‑первых, понятно, что внутри станции безопаснее, снаружи вакуум, вый-дешь — умрешь. В каком-то смысле с вирусом то же самое: выходя наружу, подвергаешь опасности не только себя, но и своих близких. Изоляция в космосе, как и самоизоляция во время эпидемии, — всегда по делу, полезно об этом помнить.
Во-вторых, как и везде, если не можешь изменить обстоятельства, нужно к ним адаптироваться. В первом полете я заметил, что меня начали напрягать некоторые моменты — однообразная еда, например, — и решил для себя, что не хочу терпеть и считать время до возвращения, зачеркивая дни на календаре. Как разнообразить еду, я в конце концов придумал. Или, например, бритье — воздух на станции очень сухой, бриться неприятно, и я начал бриться не с утра, а после физкультуры, когда кожа влажная. Каждый вечер, чтобы расслабиться, я взял за правило проводить 10−15 минут в куполе и просто смотреть на Землю.
Это мелочи, но они важны.
В-третьих, и это самое главное, — спасает активная жизненная позиция. Во второй свой полет я летел с ощущением, что не успею сделать все, что мне нужно сделать. Нельзя сказать, что на орбите нет свободного времени, — бывает, что на какую-то операцию заложено полтора часа, но на пятый раз ты, не напрягаясь, делаешь ее за час. Освободившееся время нужно чем-то занимать. К счастью, у всех есть свои творческие задачи. В первом полете я потратил довольно много времени на то, чтобы сделать фотографии всех своих инструкторов на фоне Земли. Во втором снимал для своего ютьюб-канала видео о физических явлениях в невесомости. Важно, чтобы у каждого члена экипажа были собственные творческие задачи и точки роста. Такие вещи в определенной степени изолируют твой внутренний мир и обеспечивают внутреннее личное пространство, даже если в физическом смысле его нет.
Подолгу жить в небольшом замкнутом объеме с одними и теми же людьми бывает тяжело. Космонавтов не стоит представлять роботами, которым чужды человеческие эмоции.
Люди разные, случаются конфликты, конечно. Самое важное в отношениях с экипажем — уважение и доверие. С уважением просто: относись к коллегам так, как хотел бы, чтобы они относились к тебе. С доверием сложнее: зарабатывать его долго, а потерять можно мгновенно. Если об этом помнишь, любой конфликт можно сгладить или предотвратить. Вообще, у нас в пилотируемой космонавтике есть очень хороший психологический прием — вернувшись на Землю, экипаж отчитывается совместно. Каждый из вас мог делать свою работу отдельно, но замечания и ошибки записываются не на счет конкретного космонавта, а на счет экипажа. Потому что цель у всех одна, и она общая: выполнить программу полета, сохранить станцию и вернуться домой живыми и невредимыми.
Камера-одиночка: Детектив фотографирует незнакомку и теряет связь с реальностью в триллере Observance
«Перемотка» посмотрела австралийский фильм о том, как скучная работа частного сыщика постепенно превращается в потусторонний кошмар, и не может не поделиться.
Observance («Соблюдение»)
Режиссёр: Джозеф Симс-Деннетт
В ролях: Линдсей Фаррис, Стефани Кинг
2015
Красивая светловолосая женщина выходит со станции метро и идёт по улице. Невдалеке за ней следует мужчина в чёрном кожаном пальто. Женщина зайдёт в подъезд своего дома, а на следующий день не выйдет на работу якобы по болезни и запрётся в квартире. Мужчина же заселится в запущенные апартаменты здания напротив, расположится у окна и будет наблюдать за женщиной сквозь объектив камеры, документируя её действия и докладывая о них обезличенному голосу по телефону.
Мрачное и визуально аскетичное «Соблюдение» с самых первых сцен скромно даёт зрителю понять, что зрелище ему откроется не из обычных. Скупые сероватые тона, неторопливо скользящая камера, тишина, перебиваемая внезапным тревожным шумом, — всё это не ново, но в руках Джозефа Симса-Деннетта как будто бы приобретает монументально важное значение и предлагает кожей прочувствовать плавно нарастающее беспокойство.
Недавно переживший смерть сына, а теперь заваленный неоплаченными медицинскими счетами Паркер решает вернуться к работе частного детектива, хоть и не совсем ещё к этому готов. Его пристанище на ближайшие несколько дней выглядит достойным страниц криминального отчёта — негостеприимно тёмные коридоры и комнаты, окленные газетами стены с чёрными потёками, развешанные куски прозрачного пластика, — но не вызывает немедленных подозрений — возможно, потому что соответствует душевному состоянию.
Безликий заказчик будет звонить ровно раз в день в назначенное время для получения очередного отчёта, а в ответ на попытки Паркера раскопать что-нибудь о личности наблюдаемой настоит на том, что никакого расследования проводить не стоит, нужно лишь наблюдать. Герой повинуется, покорно нацеливая камеру на безымянную соседку напротив, фиксируя крупным планом печальное лицо и запечатлевая, не вмешиваясь, эмоциональное и физическое давление со стороны периодически навещающего её мужчины — как оказывается, жениха./90061714-56b6a5785f9b5829f833cae5.jpg)
Одновременно с этим Паркера начинает одолевать странный недуг, а то, что казалось лёгкой и хорошо оплачиваемой работой, требующей максимум пару-тройку дней, всё яснее начинает принимать черты необъяснимого и бесконечного кошмара.
Вторгаясь в личное пространство незнакомки пристальным взглядом камеры, Паркер утверждает власть над женщиной и ситуацией, а зрителя превращает в своего подельника в вуайеризме. Но, как с радостью нам поведает любой found footage, прятаться за объективом не значит оставаться неприкасаемым — обычно всё выходит как раз наоборот. Чем дольше длится односторонний тет-а-тет героев, тем более шатким становится собственный мир Паркера. От беспокойных волн, бьющихся об острые скалы, к самостоятельно пополняющейся день за днём банке неизвестной чёрной жидкости на полке «Соблюдение» заигрывает с реальностью, перемещаясь между странными снами и не менее странной действительностью, вырезая моменты из жизни, как в блэкауте, а потом грубо возвращая Паркера обратно в обманчивое пространство, которое явно живёт своей жизнью.
В фильме вообще появляется много символической подвижной жидкости, словно бы части какого-то неведомого ритуала — будь то капающая из крана вода, которая нарушает тишину, или падающая на ковёр капля крови из пораненного пальца.
В сущности, «Соблюдение» вполне могло бы служить визуальным сопровождением «В Платоновой пещере» Сьюзен Зонтаг, первому эссе из сборника критических рассуждений о фотографии, её собственнической и насильственной природе и сюрреальности конструируемого ею измерения. В одной из сцен горе-наблюдатель запечатляется в момент, когда камера издевательски возвышается над ним на первом плане. Останется только подождать, когда границы между реальностью и галлюцинациями и вовсе сотрутся, а плотная атмосфера странного дома окончательно возьмёт Паркера в заложники, заставив его параноидально искать разгадку кошмаров в жизни таинственной женщины и мистических происшествиях 50-летней давности.
Кино настойчиво заигрывает с жанрами и не желает определяться, вместо чего давит на саспенс и психологизм: в отдельные моменты происходящее поочерёдно приобретает облик то детектива с мистическим уклоном, то боди-хоррора, а то и вовсе расхожего персонального сумасшествия.
Забрасывая в жанровый блендер всё подряд, Симс-Деннетт временами накручивает такого инфернального морока с помощью вполне себе каррутовских эллипсов, что только держитесь. А то, что при этом он выглядит человеком, который говорит больше, чем понимает, и самоуверенней, чем мог бы себе позволить, если и беда, то не такая уж и большая: тон тоном, а спросить себя о том, что ты только что увидел, придётся ещё далеко не раз.
Камера-одиночка. О кинематографе, в котором нет места сценаристу и режиссеру
Задача антрополога – показать повседневную жизнь такой, какой зрители ее себе даже не представляли. Кадр из фильма «Отель «Сплендид»
В Москве прошел VII международный фестиваль визуальной антропологии «Камера-посредник», организованный Институтом этнологии и антропологии РАН, МГУ и Московским педагогическим государственным университетом. Из двух сотен работ документалистов со всего мира были отобраны 23 картины, с которыми московские зрители могли ознакомиться на кинопоказах в МПГУ, Институте стран Азии и Африки МГУ и в Центре документального кино.
Основная идея антропологического кинематографа – стирание границ. Фильмы, которые демонстрируются на подобных фестивалях, представляют собой результат долгой и кропотливой полевой работы исследователей, фиксирующих буквально каждый шаг своих героев. Они часто склоняются к отсутствию сюжета, вместо него структурирующим элементом выступает простое изложение хронологического порядка происходящих в нем событий. Идеал антропологической документалистики сформулирован в названии фестиваля: между зрителем и героями фильма не должно остаться других посредников, кроме единственного, необходимого технически – камеры, а экран должен перестать быть четвертой стеной и стать дверью в мир. А значит, режиссеру и оператору приходится прикладывать усилия для того, чтобы раствориться в кадре, стать частью того эпизода из жизни героев, с которым они хотят познакомить зрителя. Кинематографисты достигают этого разными методами, поэтому истории, стоящие за фильмами, бывают не менее интересны, чем представленные на экране.
А сами эпизоды – от сенокоса в старообрядческой деревне под Пермью («Время сенокоса», Евгений Александров и Елена Данилко, 2016) и истории помолвки египтянки Хебы с нелюбимым женихом («Нильская невеста», Эдуар Миллс-Аффиф, 2015) до быта африканских беженцев в Италии («Отель «Сплендид», Мауро Буччи, 2016) и ночных смен в Таллинском торговом центре («Солярис», Павел Борецкий, 2015) — могут быть самыми разнообразными.
| Режиссер «Времени сенокоса» Евгений Александров, один из его героев и камера-посредник. Фото Елены Данилко |
«С самого начала своей работы я показывал ее результаты героям, и их основной реакцией был смех – они смеялись, – говорит режиссер Мауро Буччи о том, чем стала его работа над фильмом для жителей трехзвездочного отеля «Сплендид», пересекших Сахару, охваченную войной Ливию и Средиземное море, беженцев из Кот-д’Ивуара, Ганы, Сенегала и других уголков Африки. – Им было очень интересно взглянуть на себя, они даже просили отправить запись домой, чтобы показать семье».
Сложно объяснить, какие конкретно события происходят на экране на протяжении фильма: наиболее достоверным описанием стали бы слова «ничего необычного». Камера и безмолвный оператор сопровождают каждый шаг героев от размещения в отеле до получения документов (или отказа в них). Зритель вместе с ними учит итальянский, моет гостиную, готовит еду, курит на балконе, молится, играет в крокет и готовится к интервью, на котором всемогущая комиссия определит, останутся ли они здесь жить и работать… То есть проживает за 90 минут экранного времени несколько самых, пожалуй, важных месяцев в жизни этих людей, которые незадолго до того оказались среди счастливчиков, избежавших гибели в пустыне или море, продажи в рабство или авиационных ударов. «Пересечь Сахару было трудно, пересечь море – еще труднее. Но Ливия – жуткое место!» – рассказывает с экрана бывший армейский офицер и миротворец ООН из Ганы, показывая фотографии своей семьи.
При этом складывающееся впечатление о том, что режиссеру в таком фильме делать нечего, не имеет ничего общего с действительностью.
Даже от опытных актеров бывает сложно добиться естественности в кадре; что и говорить о простых людях, которые должны жить своей обычной жизнью, каждый момент которой внезапно оказывается под прицелом видеокамеры. «Герои очень волновались о том, как они выглядят, какой за ними фон: ведь если их увидят близкие, они должны видеть их прекрасную новую жизнь и социальный статус! Первая реакция на беженцев – жалость. Многочисленные печальные жизненные истории. Я хотел показать другую реальность: то, что они могут улыбаться, строить планы на будущее, наслаждаться жизнью», – говорит автор фильма. Чтобы его камера стала частью жизни его героев, он провел вместе с ними несколько месяцев.
Но разделить со своими героями житейские тяготы, оставшись за кадром – это только один из способов познакомить зрителей с ними. Исследователь может стать частью события, о котором ведет рассказ, оставшись в центре внимания объектива, но сконцентрировавшись на реакции. Так поступили в своем рассказе о четырехдневной поминальной церемонии в Гвинее антрополог Мартин Грубер и лингвист Франк Зайдел.
Пожалуй, самый запоминающийся момент их фильма «Между исламом и священным лесом», рассказывающий о странном соседстве религии пророка и племенного культа, ритуалы которого отправляются тайным женским обществом Налу, – это реакция героинь на то, что съемочная группа прервала съемку, не дождавшись конца обряда. «Мы танцевали, пока не взошла луна! – негодовали они, отчитывая непочтительных белых. – Куда это вы запропастились?» Те, кого допустили взглянуть на обряд, стали его частью, не осознавая этого. Когда съемочная группа покинула место священнодействия, не желая мешать ему своим присутствием, женщины племени почувствовали, что обряд лишился важной части. «Этнографический фильм более интимен, более рефлексивен, чем традиционная документалистика», – говорит Мартин Грубер.
Фильм «Somos Cuba» («Мы – Куба») был смонтирован из материала, который отснял с 2008 по 2014 год житель Гаваны по имени Андре. Режиссер Аннет Илиев, передавшая ему видеокамеру и нелегально вывезшая пленки с Кубы, оказалась на расстоянии тысяч километров от своих героев.
Ее основной задачей стало обратить внимание зрителя на самые важные моменты жизни Андреаса и его семьи, о которых он рассказал сам. Это разговоры с растущей не по дням, а по часам дочкой Лейдис, пикеты соседа-оппозиционера, поездки на подножке мусоровоза к побережью, где кубинцы собирают оставленные суеверными соотечественниками в жертву богам фрукты и куриные тушки, чтобы прокормить свои семьи… От максимального сближения со своими героями отказались чехи Михал Павласек и Иво Бистржичан. Их короткий фильм «Масса» посвящен сформировавшемуся на греческом побережье муравейнику из прибывающих десятками беженцев, встречающих их волонтеров, полиции и моментально разбирающих и перепродающих ставшие ненужными резиновые лодки и моторы мародеров. Он снят нарочито по-журналистски (сказывается профессиональный опыт Михаила Павласека, о котором он рассказал автору, отмечая шашлыком завершение фестиваля в Подмосковье): встречающие на берегу лодки с беженцами представители прессы давно стали для людей привычной картиной.
Приближаясь к героям на расстояние шепота (Мауро Буччи в интервью для своего фильма использовал подчеркнуто крупные планы) или, наоборот, отстраненно фиксируя происходящее в стиле телевизионных секций «без комментариев», антропологи добиваются того, чтобы зритель остался один на один с человеком, о котором он скорее всего без этого фильма никогда не услышал бы. В век победившего информационного шума сравнительно короткие и предельно сфокусированные истории, которые рассказывают их ленты, дорогого стоят.
Комментарии для элемента не найдены.
Женщина-трансгендер рассказала о попадании в мужскую тюрьму: «Спасла камера-одиночка»
Женщину-трансгендера из Брянска, 53-летнюю Мишель, которую обвинили в распространении порнографии и приговорили к трем годам в мужской колонии, 22 января выпустили из СИЗО. Правда, пока судебный процесс не завершен, и риск страшного для Мишель приговора остается. Женщина рассказала «МК» о своем двухмесячном пребывании в СИЗО, о себе и своем абсурдном деле.
Напомним: основанием для приговора послужило размещение Мишель 5 лет назад на своей стене в соцсети трех эротических рисунков в стиле аниме. А спустя столько лет некие «эксперты» вдруг решили, что на этих рисунках, про которые Мишель давно забыла, были изображены несовершеннолетние. Как им удалось понять по лицам рисованных персонажей, что им 14 лет, а не, например, 18, осталось загадкой.
Государственный адвокат посоветовал признать вину, мол, тогда ей светит «условный срок». Она послушалась — но приговор оказался реальным, 3 года заключения. Причем в мужской колонии, ведь по документам Мишель остается мужчиной.
К счастью для нее апелляционная инстанция – областной суд — отменил приговор. И вернул материалы на новое рассмотрение того же суда, но в другом составе. Сама Мишель говорит, что отмена приговора фактически спасла ей жизнь. Ведь она второй год проходит гормонотерапию, чтобы окончательно превратиться в женщину.
Сейчас Мишель гостит у своей подруги и общественного защитника Лады Преображенской, тоже трансгендерной женщины.
Когда я ее увидела во время видеосвязи на заседании суда по апелляции, я просто пришла в ужас! Она ужасно выглядела, так постарела за эти два месяца, – вздыхает Лада. – Сейчас ей нужно прийти в себя от пережитого стресса, мы гуляем по городу, отдыхаем.
— Как вы себя ощущаете сейчас? — спрашиваю Мишель.
— Очень уставшей. Для меня большое счастье, что можно встретиться с подругами.
— Какие были условия в СИЗО, тяжело там приходилось?
— Удивительно, но руководство следственного изолятора отнеслось ко мне очень уважительно! Меня сразу поместили в одиночную камеру, с другими заключенными я не пересекалась. Это стало моим спасением! Из-за этого никаких эксцессов не было, охранники не обижали.
– Первую ночь мы все тряслись, что с ней там происходит, что с ней там сделают к утру, жива ли она вообще? – подключается к разговору Лада. – Оказалось, что она в одиночной камере. Думаю, это все следствие того медийного шума, который поднялся вокруг нее.
Начальство потом даже ей сказало, чисто по-человечески: «Вам здесь не место…».
…Самая большая опасность для Мишель, когда ее заключили в СИЗО, состояла в том, что женщине надо было без перерыва принимать гормональные препараты. А сначала их у нее отобрали. И только через несколько дней удалось передать их обратно, через медицинскую службу изолятора.
— Эти несколько дней сказались на ходе гормональной терапии?
— Конечно, прием должен быть непрерывным. Но если бы я продолжала там оставаться, я бы не получала препаратов вообще. Это поставило бы крест на всех моих надеждах, но, главное, это очень сильно навредило бы моему здоровью. Я писала заявление на имя начальника СИЗО, что последствия принудительной отмены заместительной гормонотерапии имеют непредсказуемые последствия для моего здоровья. Систему приема лекарств я восстановила, но еще надо восстанавливать последствия перерыва.
Теперь жду нового рассмотрения и нового судебного решения — и не факт, что оно будет благоприятный.
Поэтому расслабляться и радоваться рано…
— Мишель, расскажите свою историю — когда вы впервые почувствовали себя женщиной?
– Это было еще в подростковом возрасте, но прием препаратов я начала только с 2017 года. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы это получилось у меня раньше. Сейчас мне 53 года. Хотя думала я об этом всю свою жизнь. В юности, когда училась в медицинском вузе, я перечитала в медицинской библиотеке все, что могла найти на эту тему. Это были 80-е годы, достаточно ограниченный спектр гормональных препаратов, прямо скажем – никакой. Я в молодости, надо сказать, внешне была похожа на женщину. И эта моя внешность соответствовала моему характеру. Более, чем сейчас. А сейчас предстоит еще много работы над своей внешностью…
— Вы же женаты, как отнеслась к такой перемене ваша жена, какие у вас сейчас отношения?
— Мы по-прежнему живем вместе. Мы вместе не один десяток лет, многое пережили. Но ей сейчас очень трудно.
Она, конечно, и раньше замечала за мной «странности», на ее взгляд, но списывала мою любовь к переодеванию в женскую одежду дома как к дурачеству, баловству… Но когда два года назад я призналась, что начала принимать гормоны, чтобы поменять пол, супруга, конечно, была шокирована. Но потихоньку ситуация выправляется, она пытается меня понять… Моя подруга Лада ей в этом помогает, объясняет, что это состояние врожденное и человек не может справиться с этим.
— Вот моя жена меня приняла, — добавляет Лада. — Даже помогла с этим переходом. Сейчас мы так и продолжаем жить вместе.
— То есть именно как муж и жена? Или вы будете искать новую любовь?
— Вопрос считаю некорректным и поэтому оставляем без комментариев.
— Мишель, а вы?
— Отвечу так же, как и Лада.
Читайте также: Осужденному за аниме трансгендеру из Брянска отменили приговор
Одиночное заключение — Википедия с видео // WIKI 2
Одиночное заключение в Гуантанамо, а также комната для допросов.
Одиночное заключение — содержание осужденного или подследственного в условиях строгой изоляции в одиночной камере 22—24 часа в день[1]. Применяется либо как мера пресечения связей осужденного или подследственного с внешним миром, в том числе с сообщниками, либо как кара, для причинения заключённому дополнительных лишений.
Энциклопедичный YouTube
1/2
Просмотров:9 638
124 762
Эрик Берн — Игры, в которые играют люди, ч. 1 | Чтения с Альбертом
Адам Все Портит — Альфа-Самцов НЕ БЫВАЕТ?
Содержание
История
Одиночное заключение применялось в России уже в XVII веке, но редко. В США в 1776 году христианским движением квакеров была создана Филадельфийская (Пенсильванская) тюремная система, включавшая в себя полную тишину, полную изоляцию от внешнего мира и заключение в одиночестве[2].
В России к 1776 году данный тип заключения использовался исключительно в военных тюрьмах (в XIX веке срок такого заключения составлял до 6 месяцев[3])[2]. В 1880 году для одиночного заключения военных преступников была открыта Лефортовская тюрьма в Москве. Все арестанты содержались в одиночных камерах и не могли разговаривать друг с другом, что приводило некоторых заключённых в «исступление»[2]. Много заключённых, приговорённых к одиночному заключению, находилось также в «Крестах». Одиночное заключение широко использовалось царским правительством в отношении политических заключённых. Такие политические заключённые, как Сергей Нечаев, Михаил Бакунин, Вера Фигнер, Николай Морозов, провели в одиночном заключении от нескольких лет до двух и более десятилетий.
Во Франции в 1875 году одиночное заключение было введено для всех арестантов, находящихся под следствием, и заключённых, имеющих срок заключения не более 1 года и 1 дня. Для лиц с более длительным сроком существовала возможность добровольного одиночного заключения[4].
На начало XX века часть штатов в Северной Америке использовала Пенсильванскую тюремную систему. Кроме того в Северной Америке существовали одиночные тюрьмы. Одиночная (келейная) система существовала на тот период в Англии в качестве первого этапа для приговорённых к работам на каторге (срок одиночного заключения составлял не более 9 месяцев). Также одиночное заключение присутствовало в Германии, Бельгии и Голландии[4].
На момент 1917 года одиночное заключение применялось в России для наказания нижних чинов в военных тюрьмах. Срок такого заключения составлял от 2 до 4 месяцев[3]. В СССР срок одиночного заключения ограничивался шестью месяцами.
Современное состояние
В современной России заключение в одиночной камере может быть применено к осуждённому в качестве штрафной санкции. По закону, заключённого могут поместить в штрафной изолятор (ШИЗО) на срок не более чем 15 суток. В исправительных колониях особого режима заключённого могут поместить в изолятор с менее строгим режимом на срок до шести месяцев.
В то же время имеется ряд проблем. По словам представителя фонда «В защиту прав заключённых», заключённые могут пребывать в изоляторах несколько месяцев. Это происходит из-за того, что осуждённый, пребывая в карцере, может как-то нарушить правила режима. После этого ему выписывается новое постановление на одиночное заключение, тем самым заключение продолжается[5]. Также одиночное заключение может применяться в России в отношении осуждённых к пожизненному лишению свободы по постановлению администрации колонии или по просьбе заключённого[6].
По данным ведущего специалиста ООН по расследованию пыток, профессора права Американского университета в Вашингтоне Хуана Мендеса, в настоящее время в одиночных камерах США пребывают 20—25 тысяч человек[5]
Evolution отбирает «одиночек», которые отказываются от коллективного поведения — по крайней мере, в слизняках
Под угрозой голода слизистые плесени собираются в башни, увенчанные слизистыми сферами, которые прилипают к проходящим насекомым и разносят споры в мир.
Но новое исследование показывает, что до трети слизистых амобов — это «одиночки», которые не собираются собираться в одну из этих качающихся башен. Эти одиночки служат экологическим целям, говорит группа ученых из Принстона во главе с Кориной Тарнитой (на фото): когда большая часть сообщества спешит в одном направлении, те немногие, кто отступает, могут защитить все население.Предоставлено: Студия Дениса Добсона.Нелегко быть одиночкой — тем, кто сопротивляется притяжению толпы, кто идет к своему барабанщику.
Но одиночки существуют во всем мире природы, и они могут просто служить определенной цели, — сказала Корина Тарнита, доцент кафедры экологии и эволюционной биологии. Она привела примеры одиночек, которые не принимают участие в коллективных действиях своего вида: небольшое стадо, которое пропускает великую миграцию антилоп гну, саранча, отделяющаяся от стаи и возвращающаяся к спокойному поведению кузнечиков, горстка бамбука, распустившаяся несколько дней назад или после остальных видов и слизистых форм, которые свисают с формирования качающихся башен, изученных принстонским светилом Джоном Боннером.
«Теперь, когда мы начинаем искать это, мы понимаем, что многие системы не полностью синхронизированы — и очень неприятно думать, что в этой несовершенной синхронизации может быть что-то», — сказал Тарнита. «Люди, которые не синхронизированы с большинством населения, существуют и в людях. Мы называем их несоответствующими или гениями, противниками или провидцами, во многом в зависимости от того, как остальная часть общества думает об их поведении, но они, безусловно, существовать.»
Для Тарнита проблема с коллективными системами, такими как миграции антилоп гну и стаи саранчи, заключается в том, что они нелегко поддаются экспериментальному манипулированию, проверке, являются ли одиночки случайным или предсказуемым количеством, возможно, подверженным естественному или культурному отбору.Но она и ее сотрудники нашли идеальную систему для проверки этих вопросов: клеточную слизевую плесень, Dictyostelium discoideum. В выпуске PLoS Biology от 18 марта они продемонстрировали, что эволюция действительно может выбирать одиночное поведение в слизистой плесени. Одиночки — это и экологический, и эволюционный план страхования, способ диверсифицировать генетический портфель, чтобы обеспечить выживание социального, коллективного поведения.
Рассмотрим скромную слизевую плесень. Как видно из множества видеороликов, которые Боннер сделал за свою семидесятилетнюю карьеру, когда им угрожает голодная смерть, крошечные амебы сливаются в слизеподобных существ, которые затем собираются в большую покачивающуюся башню, которая растет вверх с растущей слизистой вершиной — до тех пор, пока эта вершина прилипает к невольно проезжающему мимо насекомому, устойчивые к истощению споры уносятся автостопом в мир, а все особи, составляющие основу и стебель, умирают.Другими словами, коллективная фаза необходима для выживания и рассредоточения.
«Всякий раз, когда система имеет коллективное поведение, это так привлекает внимание и так здорово — и, как люди, мы склонны смотреть на то, что привлекает внимание», — сказал Фернандо Россине, аспирант лаборатории Тарниты и один из двух соавторов. -первые авторы на бумаге.
Но что привлекло внимание Тарнита, так это одиночки из слизистой плесени, амебы, которые сопротивляются биохимическому призыву к формированию башни. Впервые она заметила их за неделю до того, как начала работать преподавателем в Принстоне в 2013 году.
«Я был на конференции, и докладчик показывал видео, на которых слизевые плесени совершают это очень сложное коллективное поведение, и все они полны решимости достичь центра агрегации», — сказала Тарнита. «Все, кроме некоторых, я заметил: кое-где отдельные разбросанные по пластине клетки просто не реагировали на этот процесс агрегации.«
Под угрозой голода слизистые плесени собираются в башни, увенчанные слизистыми сферами, которые прилипают к проходящим насекомым и разносят споры в мир. Но новое исследование показывает, что до трети слизистых амобов — это «одиночки», которые не собираются собираться в одну из этих качающихся башен. Эти одиночки служат экологическим целям, говорит группа ученых из Принстона под руководством Корины Тарниты: когда большая часть сообщества устремляется в одном направлении, те немногие, кто отступает, могут защитить все население.В этом видео слизевики взаимодействуют, а затем собираются влево (подождите!), Оставляя одиночек позади. Предоставлено: Лаборатория Тарнита, Принстонский университет,. Она спросила об этих одиноких клетках, и докладчик отклонил их как «ошибки». «Другими словами, как мы можем ожидать, что миллионы ячеек объединятся, если не останется нескольких случайных отставших?» объяснила Тарнита.
Когда она добралась до Принстона, Тарнита связалась с Эллисон Сгро, которая тогда была докторантом в лаборатории Томаса Грегора, профессора физики и биофизики.Сгро сейчас работает доцентом кафедры биомедицинской инженерии и физики в Бостонском университете.
Вместе Тарнита и Сгро «только начали немного тыкать в одиночек», — сказала Тарнита. Они протестировали одиночек, чтобы увидеть, есть ли у них какие-либо недостатки, но не смогли найти в них ничего плохого. Одиночки будут есть, если им дают пищу, и они могут делиться и производить потомство и делать все, что делает здоровая слизь. А когда они голодали, их потомство могло собраться в репродуктивную башню, которой раньше сопротивлялись их родители.Но и они оставили после себя одиночек.
Как эколог-теоретик, Тарниту привлекают эти естественные головоломки, которые она решает с помощью математических моделей. На этот раз она начала с нескольких фундаментальных вопросов: что, если оставить некоторых одиночек подальше от башни — это не просто ошибка? Что, если это действительно часть стратегии этого организма? Как это могло работать?
В предыдущей статье Тарнита и ее соавторы, в том числе Сгро и Рикардо Мартинес-Гарсиа, тогдашний постдок Тарнита, ныне доцент кафедры биологической физики в Южноамериканском институте фундаментальных исследований в Бразилии, предположили, что это может иметь смысл оставить некоторую часть популяции слизистой плесени, чтобы воспользоваться преимуществами любых ресурсов, которые могут вернуться в окружающую среду, в то время как остальные клетки собираются.Они показали, что это теоретически возможно, но мечта заключалась в том, чтобы в конечном итоге полностью охарактеризовать поведение одиночки экспериментально.
На протяжении нескольких лет несколько аспирантов пытались решить эту проблему, но задачи оказались непреодолимыми. Например, самый первый шаг к характеристике этих одиночек требовал умения строго и точно их подсчитать. Но амебы имеют неописуемую бесформенную форму, из-за чего сложно отличить одну клетку от крошечной группы из двух или трех клеток.
На место пришла Россин, которую Тарнита описывает как «необычайно творческую как концептуально, так и экспериментально». Под руководством Сгро, а также Грегора, в лаборатории которого проводились все экспериментальные работы, Россин приступила к освоению системы.
Во-первых, он был удивлен, обнаружив, что одиночек больше, чем кто-либо мог себе представить. Когда он начал пытаться повторить эксперименты других исследователей со слизистой плесенью, Россин обнаружил, что эти ученые тщательно оптимизировали условия, чтобы побудить максимальное количество слизевиков присоединиться к башне, но даже тогда несколько одиночек сдержались.«Даже в этих очень, очень идеализированных условиях нельзя исключать одиночек, потому что вы просто не можете — они являются частью процесса», — сказал он. Когда Россин проводил эксперименты со слизевиками, собранными в дикой природе, он был поражен, увидев, что до 30% предпочитают одиночество коллективным действиям.
Под угрозой голода слизистые плесени собираются в башни, увенчанные слизистыми сферами, которые прилипают к проходящим насекомым и разносят споры в мир. Но новое исследование показывает, что до трети слизистых амобов — это «одиночки», которые не собираются собираться в одну из этих качающихся башен.Эти одиночки служат экологическим целям, говорят Фернандо Россине (на фото) и его коллеги: когда большая часть сообщества спешит в одном направлении, те немногие, кто отступает, могут защитить все население. Предоставлено: Элиза Клюгер, Принстонский университет.Затем последовал второй сюрприз: первоначальное предложение Тарниты относительно природы этих одиночек оказалось правильным только наполовину. Когда Россин точно посчитал одиночек, он подтвердил гипотезу Тарниты о том, что это определенно не случайные ошибки, а наследственная черта.Однако они не были постоянной частью первоначальной популяции голодающих клеток, как она предполагала. Напротив, их количество зависело от плотности населения. Другими словами, одиночки не бросали монетку и не решали сами по себе оставаться в стороне, как сначала предполагала Тарнита.
Они обнаружили, что в самых маленьких популяциях все клетки остаются одиночками. Выше определенного порога действительно существует устойчивая часть амеб, которые избегают строительства башен, но при достаточно большой начальной популяции количество одиночек стабилизировалось.
«Это было воодушевляюще, потому что это означало, что мы изначально были правы в том, что одиночки были далеко не скучными, но это также означало, что теоретически нам нужно было вернуться к чертежной доске», — сказала Тарнита. Под руководством Мартинеса-Гарсиа (имеющего награды первого автора) и при постоянном участии Россине работа по моделированию заняла пару лет, и на ее разработку ушло понимание экспериментальных результатов.
Их сочетание экспериментирования и теоретического моделирования ставит эту работу на «рубеж нашего понимания», — сказала Сильвия Де Монте, модельер экоэволюционной динамики популяции из CNRS, IBENS, Париж и Института Макса Планка, которая не принимала участия в это исследование.«Этот междисциплинарный подход проливает новый свет на процессы, лежащие в основе формирования и эволюции совокупной многоклеточности», — сказала она. «Тарнита и ее коллеги предоставляют доказательства того, что доля одиночных клеток в социальной амебе Dictyostelium discoideum не определяется просто каждой клеткой, подбрасывающей монету в отдельности. Это результат взаимодействия между [организмом] и окружающей средой».
Коллективные действия приносят огромные выгоды, но они часто сопряжены с риском, будь то мошенники, подрывающие сотрудничество, необходимое для строительства башни из слизистой плесени, или чума крупного рогатого скота — инфекционное заболевание, также известное как чума крупного рогатого скота, — агрессивно распространяющееся среди густых мигрантов гну.Одиночки, которые отступают, могут, таким образом, служить стратегией хеджирования ставок, гарантируя, что ущерб, нанесенный большинству, не уничтожит все население или его способность быть социальным. Другими словами, как это ни парадоксально, одиночки могут быть ключом к сохранению социального аспекта этих систем — сами они не являются социальными, что делает их неуязвимыми для всех видов угроз, с которыми сталкиваются коллективы, но их потомки сохраняют способность быть социальными. в правильных условиях, поэтому социальность сохраняется.
«Это хеджирование социальных ставок», — сказала Россин. «И из наших выводов следует захватывающий вывод, что, по крайней мере, для слизистых плесени, решение не становиться частью коллектива на самом деле принимается коллективно. Все клетки как бы химически разговаривают друг с другом:« О, ты собираешься? Думаю, я останусь. Чтобы стать одиночкой, нужно общение ».
«Работа была успешной только благодаря замечательному междисциплинарному духу, который характеризует кампус Принстона», — сказал Тарнита.«Высокая плотность действительно умных людей, которые все приучены к междисциплинарному мышлению, позволяет очень легко начинать сотрудничество и даже выпускать такие статьи, все авторы которых из Принстона», — сказала она.
«Экоэволюционное значение« одиночек »» Фернандо В. Россине, Рикардо Мартинес-Гарсиа, Эллисон Э. Сгро, Томас Грегор и Корина Э. Тарнита опубликовано 18 марта в номере журнала PLoS Biology .
Новый подход к старому вопросу: как мы на самом деле сотрудничаем?
Предоставлено Университет Принстон
Ссылка : Эволюция отбирает «одиночек», которые отказываются от коллективного поведения — по крайней мере, в слизистой плесени (2020, 19 марта) получено 4 декабря 2020 с https: // физ.org / news / 2020-03-evolution-loners-behavior-slime-molds.html
Этот документ защищен авторским правом. За исключением честных сделок с целью частного изучения или исследования, нет часть может быть воспроизведена без письменного разрешения. Контент предоставляется только в информационных целях.
Настольный микрофлюидный сортировщик клеток: WOLF
- Продукты
- Сортировщик клеток WOLF
- Принадлежности для сортировщика клеток WOLF
- Расходные материалы
- Приложения
- Геномика
- Обнаружение антител
- Развитие клеточной линии
- Редактирование генов
- Центр знаний
- Научное содержание
- Ресурсы по COVID-19
- Блог
- Обед и обучение
- Вход в базу знаний
- Компания
- Новости
- События
- Партнеры и сотрудники
- Дистрибьюторы
- Карьера
Передний мозг (конечный и промежуточный мозг) -.: 3iCreative:.
Передний мозг разделен на 2 части: конечный мозг и промежуточный мозг.
Части конечного мозга
- Кора головного мозга — Кора головного мозга представляет собой «серое вещество» вашего мозга и состоит из трещин (долин) и извилин (холмов). Большая часть обработки информации происходит в коре головного мозга. Каждый из его 6 слоев имеет различный состав с точки зрения нейронов и связности. Однако есть 2 типа основных нейронов: звездообразные клетки (маленькие интернейроны без хвоста) и треугольные клетки (большие мультиполярные нейроны).В коре головного мозга 4 доли:
- Лобная доля — Лобная доля связана с личностью, совестью (правильно / неправильно / последствия), планированием и является источником запретов. Мониш получил Нобелевскую премию за разработку префронтальной лоботомии. Позже ее заменили трансорбитальной лоботомией Уолтера Фримена. Позднее они оба были заменены более безопасными альтернативами (такими как торазин).
- Теменная доля — Теменная доля отвечает за соматосенсорную обработку (осязание).См. Тематическое исследование Оливера Сэка о человеке, который упал с кровати.
- Затылочная доля — Затылочная доля обрабатывает зрительную память и связана с головными болями при мигрени.
- височная доля — слуховая и языковая обработка происходит в височной доле; около 90% на левой стороне.
- Corpus callosum — белое вещество головного мозга, которое соединяет левое и правое полушария. Расщепление мозга происходит при разрыве соединения в мозолистом теле.
- Лимбическая система — Лимбическая система — это собирательное название частей мозга, которые контролируют эмоции, мотивацию и эмоциональную связь с памятью, и включают гиппокамп, поясную кору, маммиллярные тела, миндалевидное тело, форнекс и перегородку.
- Гиппокамп — Легко запомнить, где находится гиппокамп, потому что он имеет форму морского конька. Гиппокамп связан с индексированием краткосрочной и долгосрочной памяти (перемещает воспоминания внутрь и наружу) и является одной из первых частей мозга, пораженных болезнью Альцгеймера.Повреждение гиппокампа может вызвать амнезию, препятствующую формированию новых воспоминаний (антероградная амнезия), а также воспоминания о старых (ретроградная амнезия). Пожилые люди с уменьшением гиппокампа, как правило, имеют проблемы с памятью (эпизодической и рабочей памятью). Нарушения в развитии гиппокампа связаны с шизофренией.
- Передняя поясная извилина коры (ACC) — При посттравматическом стрессовом расстройстве активность и меньше нейронов в передней поясной коре головного мозга ниже.
- Миндалевидное тело — Миндалевидное тело имеет форму миндаля и находится на более толстом конце гиппокампа. Он отвечает за эмоциональную обработку и связан с условным обучением, особенно страхом / гневом / яростью. Дисфункция миндалины связана с тревогой, аутизмом, депрессией, посттравматическим стрессовым расстройством, фобиями и пьянством. Посттравматическое стрессовое расстройство сейчас лечится небольшими дозами экстази (плюс консультации). См. Также пример из практики Маленького Альберта Джона Ватсона ниже.
- Обонятельная лампочка — Обоняние, связанное с миндалевидным телом, поэтому запахи являются сильным источником воспоминаний.
Части промежуточного мозга
- Таламус — Таламус состоит из двух долей и отвечает за сенсорные реле в вашем мозгу.