Дневник путешествия в тайгу, объятую пожаром — Сноб
Фото: Lukas Ballier/Unsplash«Побьет глаза! — орал в трубку лодочник Салалыков. — Нам глаза повыбивает!» По подоконнику хлестал дождь, было семь утра, понедельник. Ливень шел всю ночь. Я поспал два часа — из-за четырехчасовой разницы между Москвой и Ванаварой делать это выходило лишь короткими отрывками.
«Дождь повыбивает нам глаза!» — не унимался Салалыков. Мой мозг наконец сфокусировался, и я сказал, что мы должны выходить по реке сегодня и сейчас, как договорились.
Я заплатил ему за лодку накануне, уточнив, может ли дождь помешать нам. «Да че нам дождь, оттраханный рот! (здесь и далее, вместо любимого выражения Салалыкова, произносимого им раскатисто, с упоением, употребляется эвфемизм), Дождь — *** (херня), дождь — говно, — почти пел вчера Салалыков, — дождь — это *** (похрен), я плащи возьму, оденем их и все *** (хорошо) будет!»
Отказаться от этого панча он не мог, поэтому, выслушав меня, лишь коротко, зло бросил: «Короче, я гружусь».
В восемь мы встретились на берегу.
***
Дождь залил лодку за ночь, воду пришлось вычерпывать.
Я подумал, что промок, еще до того, как залез в шитик. Когда залез — понял, что промок по-настоящему только теперь. Плащ, который Салалыков взял мне, был без застежек, вторые сапоги мой полностью экипированный лодочник почему-то не взял вовсе. «Я думал, тебе не надо», — сказал он и стал заводить мотор.
Я оттолкнул шитик веслом от берега, спрятал рюкзак под дощатое сиденье на носу, как мог закутался в плащ и сел на днище, где лежала мокрая кожаная сидушка — вроде таких, как на «жигулях». Звук мотора прорезал гул ливня, и мы пошли против течения, набирая скорость.
***
Если плыть мимо Ванавары с запада на восток, поселок выходит к реке скалистым обрывом метров в тридцать высотой; камень там — коричневый, охристый, желтый; наверху — сосны, светло-коричневая дощатая церковь и заборы огородов. Затем — покатый склон, пристань, где зашвартованы под сотню рыбацких лодок, вот и все. Дальше — с двух сторон лес.
***
За ночь вода в реке немного поднялась, но все равно раз в пять-десять минут мы оказывались на критической глубине сантиметров в двадцать. Горько матерясь, «траханный рот, трахотина, трахнуться, ой», Салалыков бросал ручку мотора, вскакивал и хватал весло с металлической ластой (лапой?). Он толкал лодку, и так, в пронизывающий дождь, мы шли до следующей мели. Все вокруг стало сырым: сырая тайга, сырой Салалыков, сырое весло, сырой я, сырой, с потекшими печатями, паспорт в рюкзаке.
А старики еще грустят, что воды нет.
***
«Вода ушла из Подкаменной Тунгуски из-за пожаров, сгоревшие корни деревьев не держат грунтовых вод», — скажет вам любой местный рыбак, разведя руками. Потом печально добавит, словно плюнув: «А теперь ни хера: ни воды, ни рыбы».
***
Мы должны были подняться по Тунгуске восемьдесят километров: там, в районе реки Нерюнда, по обещанию … (того самого, кто предложил варианты), должна была стоять бригада лесопожарных.
Холод, морось, я лёг на днище и закрылся плащом. Это не помогало. В рюкзаке был коньяк, я выпил граммов двести, но тоже без толку.
Я ложился на днище, свернувшись калачом; поворачивался к дождю спиной; садился, глядя прямо в него, выпрямляя плечи. На мне был плащ, жилетка-разгрузка, свитер, толстовка, футболка, спортивные штаны, кроссовки, носки и белье — все промокло.
Я смотрел на бесконечно прекрасную тайгу, и она вызывала у меня то чувство ненависти, то чувство счастья. Это походило уже на бредовое состояние. Я ожидал воспаления легких, двустороннего.
Так продолжалось четыре часа. Мы прошли очередной поворот, и я подумал, что вижу первую галлюцинацию.
Это были ярко-желтые палатки лесопожарных.
***
Лагерь был настоящим. Перед ним была шаверá — так здесь называют перекат. Перекат — это когда камни создают волны, идти неудобно, можно ударить винт.
Мы с легкостью проскочили ее, пристали, я вылез из лодки и, не говоря ни слова, побрел к костру. Пожарные — гранитные, вырастали передо мной, словно памятники, и, как в замедленном кино, что-то протягивали — чай, куртку, сигарету, уху.
Кто-кто, а эти люди, которых иногда именуют огнеборцами, умеют разводить костер. Я сел рядом. Мне хотелось залезть в него целиком.
Я готов был броситься в верховой пожар.
***
Промокшую одежду я тоже совал в огонь. Спалил часть задников кроссовок, воротник жилетки.
Через час я вновь начал понимать человеческую речь. Салалыков, бодро матерясь (он владеет множеством оттенков мата), обсуждал с кем-то особенности рыбной ловли: где и в каких количествах (всегда невероятных) он ловил хариусов или тугунка.
Через два часа я наконец заговорил сам.
Пересказал пожарным события сегодняшнего утра. Они смеялись.
***
Мы простились с лесопожарными на следующее утро. Оно было солнечным. Салалыков ушел вверх по течению, подобрав двух ребят с собой — на рыбалку. Мы договорились встретиться там, больше особенно не разговаривали.
Я напросился на вездеход, который должен был пройти по пожарищу и забрать бочки с предыдущей стоянки, где лесопожарные провели почти десять суток, вплоть до вчерашнего дня. Затем выйти к речке.
Мы три часа шли по сгоревшему лесу. Зрелище. Я не видел войны, но, если когда-нибудь увижу, она будет выглядеть как-то так. Потом мы вышли к берегу, я сел в лодку: Салалыков сказал, что, пока меня не было, он поймал четырех окуней и видел медведя.
***
На Катанге мы ловили рыбу: Салалыков забрасывал спиннинг и несколько раз достал «мусорную рыбу» — окуня, щуку, а я читал эвенкийские сказки.
***
Вот сказка про то, как над тайгой впервые взошло солнце. Долго-долго эвенки жили в темноте. Однажды на ночевке к охотникам выехал богатырь верхом на золотом олене — его звали Куладай Мэргэн.
— Зверей вы бьете во впадинах гор, а жилы ваши сохнут, — сказал он им. — Оленей плодите, да стада ваши маленькие.
Те кивали, все так.
— Холодно вам, пурга завывает, дети болеют, темно кругом. Но есть на свете солнце. Кто в него поверит, тот будет с ним жить, — говорил Куладай, а потом исчез.
Эвенки приехали в стойбище, все рассказали, но им никто не поверил. Прошло три раза по семьдесят лет, и родился Чакулай — хороший охотник, тоже богатырь. Он знал, что есть солнце. Явился к нему Куладай и говорит: сплети коробку из волос всех эвенков и приходи ко мне, пойдем солнце добывать.
Чакулай так и сделал; пока собирал волосы, попал в лесной пожар: спас из него лисят, спас волчат, спас карася. Они помогли ему добраться до Куладая: лисята превратились в оленей, чтобы нести его по тайге, волчата — в орлов, чтобы нести над тайгой, а карась просто перевез через озеро.
Встретились Чакулай и Куладай, три года ехали за солнцем, оторвали кусочек, положили в коробку, три года везли обратно. Там их встретили шуленги — начальники. Они хотели отобрать коробку, но Чакулай бросил ее в небо — и оно загорелось, стало тепло, и солнце появилось на нем.
Все эвенки собрались на совет, и Куладай сказал им: «Садитесь все на оленей».
Сказка кончается так: «Сто тысяч было эвенков. Сто тысяч было оленей. Впереди Куладай Мэргэн ехал. Тот батырь-богатырь другое имя получил. Народ дал имя ему. Народ назвал его Ленин. Теперь эвенки хорошо живут да про Ленина всё рассказывают. Это он эвенкам солнце добыл. А Чакулай тот большой начальник был. Добро эвенкам делал. Потом Ленин в большой город уехал».
***
Днем мы дошли до моста, откуда на следующий день меня должна была забрать машина. Пристали. Неподалеку пили вахтовики-лесорубы. Они ждали водителя вахтовки — камаз с будкой вместо кузова, самый популярный вид автобуса в этих местах.
Минут через тридцать я понял, что водитель уже минут десять как присоединился и тоже, кажется, выпил рюмку самогона.
Я уехал с ними.
***
Дорога к цивилизации — Усть-Илимску — идет по профилю, прорубленному в тайге. Вся тайга поделена на квадраты, раньше вдоль них прорубали дороги: профили — шириной четыре метра и визиры — поменьше, метра два.
***
В прокуренной кабине тридцатилетнего камаза жизнь и смерть выглядят так:
Пассажир: Тут были медведи. Семья попрошаек. Летом выходили: «Дай-дай!» Потом куда делись, не знаю. Может, убили их?
Помолчали за медведей.
Водитель: А я лису *** (убил). Кишки вырвало, карданом, видимо. А обратно ехал — нет. Утащили?
Помолчали за лису.
Потом была сгоревшая тайга — километров двадцать обожженного леса, уходящего в бесконечную таежную даль.
Мужики молчали.
***
Ехать — триста километров по грунтовой дороге, восемь часов. Тайга справа, тайга слева.
Мужики придумали названия остановкам — чтобы хоть как-то разнообразить однообразие восьмичасовой дороги. На некоторых они выходят покурить, справить нужду, размяться.
Гнездо — потому что там большущее гнездо на дереве.
Давыдовская яма — кто-то с такой фамилией в ней то ли увяз, то ли утонул.
Змеиный ручей — там живут змеи.
Детский сад — две маленькие каменные фигуры, сложенные дорожниками из камня.
Каменная баба, мать или шалава — большая фигура из камней.
Кресты — тут умерли мужики, взорвались в вахтовке из-за утечки пропана. В память о них на пригорке действительно стоят два креста.
Мы ехали еще долго. А потом была цивилизация.
Страна эвенков, соболей и сокжоев. Часть 1
День отлета наступил – три года я его ждал, словно глотка воды в пустыне… Неизвестность всегда пугает, небольшой страх червячком грызет где-то в глубине души – смогу ли, по себе ли ношу выбрал? Не опозориться бы! Отрыв «Боинга» от земли закладывает уши – думаю о своей лайке Яне, как-то она там? Этот перелет для нее первый, я не смог оставить дома собаку – хотелось показать ей соболя и вместе с ней попробовать на вкус терпкий вкус промысла.
По пути общался с якутом: смотрели фотографии друг у друга, мой собеседник недоумевал – чего я забыл на промысле с эвенками, и благодарил Бога, что родился якутом, а не юкагиром, эвеном или эвенком. Рассказывал мне про давящие морозы, про шатунов, но я был спокоен и ждал только одного – быстрее оказаться в тайге, вдохнуть ее воздуха, померить ногами ее неведомые просторы.
Утром самолет под аплодисменты сел, и вот очередной шаг к мечте сделан – я в Якутске. Столица встретила нас снегом и мягкой погодой. Город со всех сторон окружен стеной величественных сопок-бырранов, поросших лиственницей и низкорослой, замученной морозами и ветрами березой. Бросалось в глаза отсутствие голубей, ворон, сорок, да и вообще каких-либо птиц – исключение составляли синички, то тут то там возникавшие на ветках тальника. Меня встретил Валера, и минут через пять мы общались, словно старые друзья – этот немногословный человек удивительно быстро располагал к себе, за его сдержанностью чувствовалась настоящая крепость характера человека, чья жизнь прошла в этом суровом крае.
Времени было мало – назавтра нам надо было проехать около шестисот километров до поселка. Дорога была долгой и трудной, но сначала был переход через Лену, славящуюся суровым нравом и с легкостью забирающую жизни пытающихся идти против ее воли. Реку форсировали на катерах с воздушными подушками. Даже в кабине чувствовалась ее сила (около берега она сворачивала ледяные оковы, превращая их в «сало»), я крепко обнимал уставшую Яну, и когда мы почувствовали под собой твердь земли, то оба вздохнули с облегчением…
В поселке я очутился среди настоящих охотников, для которых охота и тайга – неотъемлемая часть жизни. Их познания о звере настолько глубоки, что понимаешь, какая между нами пропасть – им не страшны смертельные опасности тайги, каждый не раз смотрел в лицо погибели, но выживал, выходил живым из схваток с амиканами («медведь» – эвенк.), спасался из полыньи в тридцатиградусные морозы и проходил десятки километров по тайге до палаток. Все – бывшие оленеводы, большая часть жизни прошла в дальних кочевьях, некоторые только недавно обзавелись домами, но зов предков не дает им сидеть на месте, и, бросая семьи, днями напролет они гоняют соболя, ставят капканные путики, скрадывают лосей и сокжоев (северных оленей). Я с упоением слушал их рассказы, лишенные бравады, присущей охотникам средней полосы, – им незачем врать и приукрашивать: рядом сидят те, кто живет на соседнем участке и не одну сотню раз попадал в такие же передряги – это не загонная команда или «вышечники». Любой из них может в одиночку гнаться за лосем сутки и скрасть его, либо несколько раз нагнать стадо оленей и брать по нескольку голов. А, скажу наперед, подойти к сокжою так же сложно, как к стреляному опытному секачу. Теперь, когда все волнения уже позади, я счастлив, что судьба свела меня с этими замечательными людьми, и рад, что получал азы лесной науки под их чутким присмотром.
С утра я немного посмотрел на поселок, но мои новые друзья предостерегли от походов по нему. Приглашение чужого на участок не одобряли старики, да и чтоб других вопросов не возникало – только в сопровождении. Но атмосфера была дружеской, много общались, рассказывали друг другу о своих местах и разошлись далеко за полночь. Мне выделили «Буран», это было настоящим шоком – ведь кроме велосипеда и лошади я ничем не управлял, но спокойные ответы Валеры на мои робкие «не умею» возражений не терпели. Вскоре я уже знал даже, как поменять балансир или гусеницу. Вообще проникся к этой технике уважением: трудяга снегоход – ломает деревья, но прет на себе нарты с бочкой, я с удивлением смотрел, как Валера меняет сломанные рессоры (на морозе сломанную – на деревянную, руки ловко вяжут узлы, и чувствуешь себя рядом с матерым таежником неуклюжим).
День отъезда, как и все последующие, выдался солнечным, что делало эти сказочные виды еще более прекрасными. Испытания не заставили долго ждать – Алдан на всем протяжении был покрыт полыньями со свинцовой водой, но опытный взгляд эвенка безошибочно определял, где надо проскакивать – эти люди вообще все трудности переносят спокойно, ведь в тайге никто жилетку не подставит: приходится и движок ночью при минус сорока в одиночку разбирать и собирать. Меня восхищала эта черта – глядя на них, я старался не показывать, что мне тяжело, иногда казалось, что вот он, срыв, но нет – все вскоре становилось на места. Предел прочности человека высок – главное знать, как им пользоваться и не паниковать, ибо паника – это смерть, тайга проглотит и не заметит.
Дорога была сильно разбита тракторами, да еще и балансир почти съеден. Бочка бензина так и норовила опрокинуть нарты в колею, но, словно живые, сани гасили большую часть ударов. Иногда путь дарил пару ровных километров и тогда я понимал, как мало надо для счастья – лишь бы спина отдохнула и руки, а уж глоток чая и блин с мясом у шаман-дерева казался чем-то небесным. Там на поляне собрались промысловики, заходившие на участки, каждый просил удачи у бога тайги – Байаная, приносил еду и вязал ленточку с желанием; принес дар и я, дабы не выделяться и не вызывать пересудов – тут мелочей нет. С охотниками были собаки – кто-то вез таких стариков, которым выйти с промысла была уже не судьба, но их дело – передать опыт молодым, тем, кто идет впервые. Тайга сама примет решение – кому жить, а кому нет, у нее свой закон, а людские остались на том берегу Алдана.
Моей верной спутнице Яне было особенно тяжело: с тепла сразу в мороз, да еще на коротком поводке за нартами. Местные собаки привыкшие – как чего, так сразу запрыгивают в нарты, а моя сперва не хотела ни в какую. Я переживал за помощницу – осунувшиеся бока, закровившие от наста лапы, но она стойко переносила тяготы, только после сорока километров пути усталость взяла верх и лайка смиренно легла сзади меня около канистры с соляркой. Был сильный мороз, но «Буран», как норовистый жеребец, не давал замерзать. Я уже весь кипел, а дорога не хотела заканчиваться. Ненадолго меня подменял местный паренек – Вадим, его «Буран» стал в тайге в пятидесяти километрах, и он взял управление – с моих плеч словно упала гора. Суставы кистей закаменели, спина стояла колом, но я был счастлив: кругом – та самая тайга, о которой я мечтал, воздух пронизан запахом лиственницы и звенел словно хрусталь. Что еще надо человеку, у которого есть карабин, собака и свобода? Наконец мы достигли первого участка – там в избе пьем чай, подъехал хозяин, мои попутчики начинают живо общаться на саха, из вкраплений русских слов узнаю, что соболя мало, наст и многоследица, но не беда – надеюсь на Яну, она не подведет! Вскоре Вадим сходит у своего «Бурана» и вновь я «беру повод».
Ночь постепенно вошла в свои права, а перегоревшая лампочка фары и заросли «мордохлыста» еще раз проверили крепость моих желаний. Но это были мелочи – я чуял, что большая часть пути позади и Байанай напоследок проверяет, достоит ли я получить себе в трофеи его подопечных. Вот уже и балансир съеден и снегоход неуправляем – наступает предел прочности … и наконец я вижу через целлофановое окно огонек! Нас встречает пожилой эвенк – невысокого роста, крепкий, он напоминает мне местные низкие лиственницы, битые ветрами, но живущие наперекор всему. Жму его руку с узловатыми пальцами, многие суставы которых выбиты и искривлены. Из этого рукопожатия понятно, что человек силен, не по годам подвижен и тут он дома. При свете лампочек, за чаем, коего от потери влаги я выпил два чайника, внимательно изучаем друг друга – как бы между делом. Крепкое сухое тело, мускулистые руки, сломанные уши выдают в нем борца, он смотрит на мои и тоже улыбается. «Борец?» – спрашивает. «Да, вольная», – говорю я. Первое впечатление сложилось хорошее – дядя Саша был настоящим кладезем таежных тайн и человеком тяжелой судьбы. Его тело носило многие памятки лихой жизни – от встреч со зверями до семи ножевых. О трудностях, что могли согнуть любого, эвенк рассказывал с юмором. Они вообще все неурядицы переводят на юмор – от нападения амикана до огнестрела, – удивительные люди. Дядя Саша стал моим учителем на те две недели. Можно сказать, что в его лице я встретил своего Улукиткана, Дерсу Узалу или Карарбаха. В отличие от немногословного Валеры (нашего лидера) старик был общителен и отвечал на все мои вопросы, рассказывал много историй из жизни лесного кочевника. Мы с ним сдружились, как, впрочем, и с Валерой, но дядя Саша более притягивал своим юмором, неиссякаемой энергией. Валера был более серьезен, немного старше меня, но даже старик видел в нем главного.
Север – это совсем другой уклад людской жизни: он не терпит суеты, все идет размеренно и подчинено своим определенным законам, сложившимся в условиях этой суровой местности, но как бы ни было все обстоятельно, настал мой первый охотничий день. Этот опыт был жестким уроком – тайга быстро поставила меня на место: было жутковато, давили ее огромные просторы, я ощущал себя песчинкой, которую эти сопки сотрут, не заметив. Честно бросив все свои силы на добычу трофея, я вернулся в избу пустым и опустошенным. Напарники расспрашивали об охоте, о том, сколько прошел, но в их словах не было ни укора, ни похвалы. Второй день прошел так же, Валера и дядя Саша настраивали путики, каждый принес по глухарю (так я и рассмотрел свою мечту – каменного глухаря – вблизи, а глядя на сопки, думал: «Есть ли там мой?»).
Эвенки подготовили капканы – это основные безмолвные кормильцы, и только после этого можно было начинать ходить с собакой. Соболь держался на верхушках сопок по голубике, у подножья следов не было. Вечером второго дня я уже не знал как быть, что предпринимать – специфика охоты не та. Надежду вселил дядя Саша: «Завтра пойдем – покажу как тропить, посмотрю твою собаку».
Еле дождавшись утра, мы двинули с дядей Сашей вверх на сопку. Темп старика был высоким, скажу честно, я еле поспевал. Все время пытался уловить, за что цепляется его взгляд – даже в белой книге я читал все далеко не так четко. Протыкая след тростью, он говорил точное время перехода, примерное расстояние хода животного, знал, где какой соболь живет. Сейчас мы были на территории старого кота. Вот дядя Саша внимательно смотрит на след и коротко говорит: «Час назад, от нас около двух километров, кормится голубикой. Остынем – и за ним». Мне не терпелось гнать соболя, но я не смел перечить эвенку, ибо знал, что просто так он ничего не скажет. Собак мы держали привязанными к поясу, дабы не пошли за сокжоем, и пускали только на теплый след. Учитывая, что моя Яна ни разу соболя не видела, я не торопился. Началась погоня – эвенк шел сбоку следа, не сворачивал на жировки, а давал большие круги, наверстывая время. Кот выходил на следы оленей, на заячьи тропы, но цепкий глаз «дядь Саши» точно все вел. По ходу старик объяснял мне особенности тропления: в отличие от куниц соболя верхами не ходят и много ходят днем. Очередная проверка следа, и старик говорит: «Пускай собаку, до него метров четыреста». Яна уже и сама начала показывать интерес, натягивать поводок. Мы пускаем лаек, куцый восточник и моя Яна уходят на махах, моя поопытнее в охотах, отрывается вперед. «Скоро залает», – коротко говорит старик. Что творилось внутри, как я ждал этого – время тянулось вечно. Лай моей помощницы оповестил округу о том, что дело сделано. Расстояние было точно таким, как говорил дядя Саша. Лечу туда со всех ног, и вот он – соболь.
Крупный кот сидит на лиственнице и с безразличием смотрит вниз, словно понимая, что кончилась его тропа. На лай слетелись кедровки, словно прощались с хозяином этой горы. Все сложное позади, и вот – после щелчка мелкашки – я держу своего первого соболя. Эмоции просто переполняют…
Продолжение следует.
«Русский охотничий журнал», февраль, 2016
3775молодые и старые — Охота и рыбалка
Автор Admin На чтение 3 мин. Просмотров 34 Опубликовано
Когда впервые попадаешь в кочевую семью эвенков – оленеводов, охотников, – поражаешься простоте их существования. И это в век компьютерных технологий!
Есть снегоходы, но нет бензина, да и привычнее ездить на оленях. Грузы возят на оленях. При кочевке на новое место эмкэ (люльку) с ребенком вьючат на спокойного оленя и, если мороз меньше -20 градусов, даже не завязывают тряпкой: «пусть смотрит и запоминает дорогу» – и это вполне серьезно. Потом привыкаешь и смотришь на все происходящее спокойно. После нескольких дней кочевой жизни и на меня с фотокамерой тоже не обращают внимания, вместе с мужчинами хожу на охоту и пилю дрова, загоняю оленей в куре. Делаю фотографии кочевой жизни моих друзей.
У эвенков-таежников дети в садик не ходят, а живут круглый год в тайге вместе с родителями, в палатках и лесных избушках. Эвенкийская пословица объясняет их поведение так: «Эвенки своих детей учат молча». Что делают родители, то же повторяют за ними дети. На фотографии отец нарезает стружку для костра и печки: дети должны уметь развести огонь в тайге в любой, даже самой сложной ситуации. Огонь – это жизнь.
Олени никак не хотели идти на другой берег. Тогда охотники на лодке потянули их за собой, а когда животные доплыли до середины реки, то уже сами потащили лодку с охотниками к другому берегу. Такое бывает крайне редко, но мне повезло увидеть необычную переправу.
Эвенки приучают своих детей к оружию с раннего детства. В 7-9 лет мальчишки уже могут добыть глухаря, стрельнуть из дробовика вверх – отпугнуть назойливого медведя или стаю наглых волков (это не сказки, половина молодых оленят гибнет от клыков хищников). Есть и женщины охотники, но это редкость.
Рано утром уходит оленевод на поиски своих оленей или на охоту за буюнами (дикими оленями), возвращается поздно вечером. О приходе в стойбище человека, своего или чужого, извещают лаем собаки, в знак уважения дети и жена эвенка выходят встречать кормильца. И так каждый день, круглый год и всю жизнь.
После длительного перехода по тайге и марям мы пришли на речку Эрга. Здесь живет со своими оленями пожилой охотник-эвенк, ветеран тыла Николай Гаврилович Григорьев. Он нас ждал и очень обрадовался, сразу стал угощать вареной сохатиной. Между делом рассказал, как этот лось бросился на его собак, а потом на него самого и как он с одного выстрела добыл сохатого. У Николая Гавриловича давно нет левой кисти руки, и он все делает одной: рубит дрова, запрягает оленей, шьет сбрую, плотничает, готовит еду себе и собакам. Я очень люблю и уважаю этого человека. На восьмом десятке охотник не утратил ни грамма интереса к жизни. Мне кажется, болезни и лень обошли его стороной. Мы крепко сдружились. При каждом удобном случае я отправлял старику газеты и журналы, свежая почта для него большая радость. В свою очередь Николай Гаврилович научил меня без снега находить оленей по типичным местам обитания, печь эвенкийский хлеб – тупа, маленьким топором колоть толстенные чурки и еще многому полезному и нужному для таежной жизни.
1
Источник
Геодезист-первопроходец, охотник, писатель — Военно-охотничье общество
Григорий Анисимович Федосеев родился на Северном Кавказе в станице Кардокинской в 1899 году. С 13 лет он начал охотиться в острогах Кавказского хребта. Промышлял охотой на птиц и зверей, что было существенной помощью семье: мать без отца воспитывала двоих детей. Любовь к природе позволила ему выбрать профессию созвучную его душевным стремлениям: он окончил Краснодарский политехнический институт, получив специальность инженер – геодезист. И начались его ответственные экспедиции – путешествия по экстремальным просторам. Как начальник геодезического отряда, он работал на Кольском полуострове, в Средней Азии, Закавказье, Средней Сибири, в горах Саяны, Дальнем Востоке. Во время работы в экспедициях Григорий Анисимович вел постоянно подробный дневник. Он с топографическим планшетом и ружьем на плече прошел нехожеными маршрутами тысячи километров. Это был тяжелейший труд: прокладка ежедневного маршрута и его преодоление, проведение топографической съемки, установление на высотах геодезических знаков в виде пирамид, которыми обозначались и закреплялись на местности геодезические пункты, в любую погоду ночевал в палатке или под звездами, преодолевал сложность с обеспечением отряда питанием. При этом отсутствовала регулярная связь.
20-е годы. После окончания института. Источник: www.tofalaria.ruХорошо, что Григорий Анисимович, как начальник геодезического отряда в своем арсенале имел карабин, охотничье ружье, револьвер, и что он был хорошим охотником. Он добывал оленей, косуль, лосей, кабанов, медведей и другую живность. Чтобы быть добычливым охотником, читатели журнала «Охотник» знают, что для этого надо знать повадки зверя и птиц, уметь подобраться к ним на верный выстрел и произвести его точно. Всеми этими качествами владел Григорий Анисимович. Поэтому рабочие его отряда часто употребляли качественную свежую продукцию, что в известной степени способствовало успеху в работе.
Я лично не был знаком с Григорием Анисимовичем, но я горжусь, что два десятка лет работал и охотился в местах, где он совершал тоже самое – на Подкаменной и Нижней Тунгуске. Здесь я постоянно делил кров и пищу с эвенками, познавал их уникальную традиционную таежную культуру. На данную тему я опубликовал несколько книг, больше десятка очерков об эвенках – охотниках. Первый секретарь Эвенкийского окружного комитета КПСС, доктор исторических наук эвенк Василий Николаевич Увачан оценил мое творчество словами: «Ты понимаешь душу эвенка». Эти слова в полной мере можно отнести в адрес Г.А. Федосеева, он близко общался с эвенками.
В период 1948 – 1954 годы Г.А. Федосеев руководил отрядом топографов по исследованию пустынного побережья Охотского моря и горной области хребта Джугдыра. Именно здесь состоялась его встреча с эвенком – охотником Улукитканом (в переводе его имя означает Бельчонок). Федосееву было достаточно с Улукитканом обменяться несколькими фразами, чтобы понять, что эвенк ему крайне необходим. Улукиткан был включен полноправным членом в геодезический отряд. Он оказался прекрасным проводником, охотником, незаменимым помощником, не раз спасавшим жизнь Григорию Анисимовичу. Улукиткан стал его верным другом.
Проводники Улукиткан и Николай. Источник: книга «В тисках Джугдыра» Г. А. ФедосееваУлукиткан «ушел в верхний мир» в 1963 году: замерз около потухшего костра. Он был похоронен в поселке Бомнак на берегу Зеи. В июне 1964 года Г.А. Федосеев на его могиле соорудил железобетонный четырехгранный тур, какие строят геодезисты на горных пиках. В него были вмонтированы три чугунные плиты с надписями. На правой стороне тура: «С тобой, Улукиткан, геодезисты и топографы штурмовали последние белые пятна на карте нашей Родины». На лицевой стороне: «Улукиткан 1871 – 1963». На левой стороне: «Тебе, Улукиткан, были доступны тайны природы, ты был великим следопытом, учителем, другом». Чугунная плита прикрывает могильный холм. На ней слова: «Мать дает жизнь, годы – мудрость. Улуткиткан».
Улукиткан является главным героем книг Г.А. Федосеева: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Последний костер». Он писал: «Когда я вспоминаю Улукиткана, передо мной встает человек большой души, завидного мужества, совершивший не один подвиг во имя долга. Шесть лет он был проводником нашей экспедиции, когда мы работали над созданием карты районов, прилегающих к Охотскому морю. Для меня прожитые вместе с ним годы были академией. Старик открыл мне огромный мир природы, которую он очень любил, научил меня понимать ее. Но главным достоинством Улукиткана была человечность, которую он целомудренно пронес через девяностолетнюю жизнь.
Трудно переоценить его заслуги. Сколько он открыл проходов через малодоступные хребты Приохотского края, сколько проложил троп по заболоченной тундре, по тайге! Еще много десятилетий ими будут пользоваться изыскатели, пастухи, кочующие в тех местах со стадами оленей. Геодезистам и топографам, благодаря Улукиткану, удалось сохранить на карте этого района исконные названия рек, озер, хребтов».
Своего друга Улукиткана Григорий Анисимович пережил на пять лет, в 1968 году он скоропостижно скончался в Москве. Перестало биться сердце высокопрофессионального геодезиста – первопроходца, замечательного охотника, талантливого писателя.
За качественно и в срок выполненные срочные геодезические работы, Григорий Анисимович Федосеев был награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени.
В 1971 году у меня в районном центре Эвенкийского автономного округа (ныне Эвенкийский муниципальный район Красноярского края) в поселке Байкит состоялось знакомство с удивительным человеком. Оказалось, он в округе находится в командировке и руководит геодезическими работами, а работает давно в Сибирском геодезическом институте. Он многие годы работал и дружил с Григорием Анисимовичем Федосеевым. Данную встречу я расценил, как божественное послание мне. Он рассказал мне следующее: «Ты знаешь, что великий путешественник англичанин Давид Левингстон открыл в Африке на реке Замбези знаменитый водопад Виктория. Он умер 1 мая 1873 года. Его сердце было похоронено в Африке, а тело в Лондоне в Вестминстерском аббатстве. Об этом случае знал Григорий Анисимович, так как дважды упоминал об этом в наших разговорах. Тогда я на этот факт не обратил внимание. Как мне сообщили в завещании Григория Анисимовича было указано, что тело его похоронить в Краснодаре, а сердце в горах Саяны. Урну передали в институт. Встал вопрос: где ее захоронить в Саянах? Ведомства военной и гражданской авиации указали пик Грандиозный. Выполнить данную работу было поручено мне. С помощью коллег и авиации мы с честью исполнили свой долг. Памятник Григорию Анисимовичу Федосееву у пика Грандиозный служит одновременно геодезическим знаком».
Пик Грандиозный. Курагинский район, Красноярский край. Автор: Виталий Аврамов. Источник: www.panoramio.comВыйдя на пенсию Г.А. Федосеев упорно занялся литературным трудом. Под его пером стали выходить замечательные книги: «Мы идем по Восточному Саяну», «Злой дух Ямбуя», «В тисках Джугдыра» («Тропою испытаний»), «Меченый», «Пашка из медвежьего лога», «Поиск», «Смерть меня подождет», «Последний костер». Его книги большими тиражами публиковались в СССР, демократических странах, а также во Франции, Англии, Америке. Следует отметить, что в основу большинства его книг положены скрупулёзно точные дневниковые записи. Это значительно повышает интерес охотников и натуралистов к чтению его книг, так как содействует пробуждению живого интереса к познанию прекрасной природы необъятной нашей страны.
Произведения Г. А. Федосеева для меня очень дороги. Они близки моей душе. Я сердечно сопереживаю его героям, так как сам 55 лет работал на Крайнем Севере, делил кров и пищу с аборигенами, на своей шкуре испытывал экстремальные условия тундры и тайги. Его имя я ставлю в один ряд с такими писателями, как Джек Лондон, Эрнест Сетон – Томпсон, Джеймс Оливер Кервуд, Альфред Брэм, Джеральд Даррелл.
В 1999 году исполнилось 100 лет со дня рождения Григория Анисимовича Федосеева. По этому поводу в Сибирской государственной геодезической академии прошло юбилейное торжество. На нем было много сказано заслуженно добрых слов в адрес Федосеева. Было подчеркнуто, что он как геодезист – первопроходец был одним из тех, кто осуществил грандиозную работу по картографированию огромных необжитых территорий Крайнего Севера и Сибири. Было приведено много примеров, характеризующих его, как человека скромного, общительного, высокопрофессионального, умеющего в коллективе создавать и поддерживать творческую атмосферу, быть доброжелательным к окружающим людям. Профессор Петр Александрович Карев отметил: «За двадцатилетие кочевой экспедиционной жизни Григорий Анисимович глубоко изучил нравы, повадки многих обитателей тайги, рек, гор. Он был большим знатоком флоры и фауны Приохотского края, умелым и удачливым рыбаком и охотником. Он собрал большую коллекцию растений, певчих птиц, шкур и рогов обитателей Сибири и Дальнего Востока. Все эти экспонаты он передал в дар Академии наук».
Я весьма признателен Александру Владимировичу Пискунову, что он как автор – составитель монографии «Сто великих русских охотников» включил очерк о Григории Анисимовиче Федосееве.
Автор: Анатолий Мухачев
Фото из открытых источников в сети интернет
Якутскому блогеру-рыбаку YouTube вручил серебряную кнопку — ЯСИА
Создатель канала «Клёвая рыбалка» Вячеслав Бродников из Жиганска набрал более 100 тысяч подписчиков на ютубе. Это подтвердил сам видео-хостинг, отправив ему блогерскую награду в виде серебряной кнопки. Якутский блогер рассказал ЯСИА о том, что его вдохновляет, о заработке на видео и о подписчиках из других стран.
Дата регистрации канала «Клёвая рыбалка» – 22 августа 2016 года. За это время все видео были просмотрены более 30 миллионов раз. Самый популярный ролик на его странице – «Вечерний клёв окуня» – набрал почти четыре миллиона просмотров. Сейчас на ютуб Вячеслава Бродникова из Жиганска подписано более 137 тысяч человек из 100 стран мира. По словам видеоблогера, монтажу и обработке видео он научился самостоятельно.
«Ничего сложного в современных программах нет, скачал и начинаешь монтировать, накладываешь разные эффекты. Режешь видео, клеишь, этому можно дома обучиться, если тебе это интересно. Помогает советами знакомый профессиональный оператор, но всю основную работу делаю я сам. Ещё один друг из Красноярска поддерживает удалённо, раскидывает мои видео по группам», – прокомментировал он ЯСИА.
Для своего контента якутский блогер использует профессиональные камеру Sony и экшн-камеру такой же фирмы, монтирует он всё на платной версии программы Movavi.
Рыбалка для Вячеслава — самое любимое хобби, которым он занимается с пристрастием. Это занятие стало для него уже необходимостью, для которого и вдохновения не нужно. «Что снимаю, то и выкладываю», – говорит блогер, подчеркивая, что для него съёмка находится на втором месте. Однако блогерством заниматься ему нравится, и он был рад получить серебряную кнопку YouTube.
«Как и все блогеры, я установил монетизацию. Но если вы спросите у любого, кто занимается ютубом, сколько он зарабатывает, то, скорее всего, вы конкретного ответа не получите. Тут всё плавает, зависит от того, сколько ты работаешь, сколько вкладываешься, сколько просмотров», – рассказал Вячеслав. На вопрос о рекламных предложениях блогер ответил, что они поступают регулярно, но рекламировать он берётся только то, что считает полезным и будет использовать в обычной жизни.
Кроме видео непосредственно рыбалки, на его канале есть рубрики с приготовлением национальных блюд из рыбы, распаковка посылок из Китая и видео «Дети Севера», где блогер снимает своих детей. Отзывы о видео самые положительные, редко когда всплывает негатив. Пишут Вячеславу из США, Германии, Украины, стран СНГ, Казахстана.
На вопрос ЯСИА о том, мечтает ли он о золотой кнопке ютуба (её дают за миллион подписчиков), блогер ответил так: «Сейчас появилось много якутских каналов на схожую тематику – «Дневник эвенка», «Рыбалка Вилюй Якутия» и российские каналы, все с интересом смотрю. Конечно, я буду продолжать снимать. Посмотрим, будет ли так много рыбаков, охотников».
Кстати, успех Вячеслава не дает покоя его конкурентам — другие каналы неоднократно пытались использовать его контент, поэтому блогеру пришлось верифицироваться. Теперь при обнаружении лже-каналов он сразу же жалуется в техподдержку ютуба, которая их блокирует.
Сокровища эвенков. Об уникальных экспонатах Музея природы Бурятии
Эвенки – коренной народ, проживающий на территории северных районов Бурятии и Забайкалья. Со своим кочевым образом жизни, бытом и промыслами эвенки сбалансированно вписались в таежный ландшафт. При этом, в зависимости от основного вида деятельности, они делились на три группы — орочоны, или оленные эвенки (от эвенкийского слова «орон» — олень) и мурчоны, или конные эвенки. Наиболее традиционными, сохранившими свою культуру в полной мере остались орочоны, проживающие в основном в Баунтовском районе.
– Эвенки были кочевым народом до революции. Это было очень хорошо для сохранения природы. Они занимались охотой и рыболовством. Эти занятия давали им ресурсы для еды, постройки жилища и шитья одежды, – рассказывает хранитель этнографических коллекций и предметов декоративно-прикладного искусства Национального музея Бурятии Любовь Левитина.
Сегодня эвенки живут очень активной жизнью и регулярно отмечают все сезонные праздники. Помимо Баунтовского района, этот народ проживает в Северо-Байкальском, Курумканском, Закаменском районах, Иркутской области, Забайкальском и Красноярском краях и в Монголии. Предметы, представленные сегодня в Музее природы Бурятии, – лишь малая картина из жизни эвенков. Но о промыслах и образе жизни кочевого народа они могут рассказать очень много. Экспонаты были изготовлены в 1933 году в райпотребсоюзах Баунтовского района. Впервые их представили на выставке, посвященной десятилетнему юбилею республики.
ТОТЕМНОЕ ЖИВОТНОЕ
Согласно легендам эвенкийского народа, в древние времена не было земли, и все вокруг было занято водой. Тогда бог попросил птицу гагару: «Нырни под воду, может быть, землю найдешь!». Три дня птица находилась под водой, а когда вынырнула, то в ее клюве был маленький комочек земли. Птица взлетела и положила этот кусочек на высокое место, чтобы разлившаяся вода не смогла его затопить. Потом нырнула снова, достала камень и придавила им землю, чтобы она не рассыпалась. Суша стала расти и расширяться, становилась все больше. Тогда птица махнула крылом – и появилось солнце. Солнечные лучи быстро высушили землю, и она стала пригодной для жизни. Поэтому эвенки стали изображать эту птицу и все, что с ней связано, на разных предметах. Например, на каптурге – кисете для табака. Это была популярная вещь для того времени, ведь мужчины и женщины курили табак с детских лет.
Маленькие сумочки изготавливали из тонко выделанной оленьей кожи – ровдуги. Она была тоньше обычной замши и лишенная всего ворса. Кроме этого, в 19 веке эвенки начали использовать при изготовлении кисета ткани неброских цветов. Они подбирались очень органично, и каждый цвет носил определенное значение. Черный – земля, красный – огонь и солнце, бирюзовый – вода. Каптургу украшали кисточками из тонкой кожи и маленьким карманом, куда можно было сложить трут (мох или шерсть), кремень и стальной брусок огнива.
– Это целое искусство – высекать огонь, при этом держа кусочек мха. Когда на него попадала искра, он сразу загорался. Таким образом подкуривали трубку, – отмечает Любовь Левитина.
Эвенки вышивали на ткани образы, которые видели вокруг. Так, стежки из белого подшейного волоса оленя по бокам кисета символизировали следы животных на снегу, а изображение по центру – лапку гагары. Эту птицу живущие возле Байкала и других водоемов эвенки считали своим прародителем. Кроме гагары, оленные эвенкиорочоны изображали на предметах и другое, не менее важное для этого народа животное – оленя. Он служил пропитанием в виде молока и мяса, транспортом, материалом для изготовления одежды и жилища.
«НЕТ ОЛЕНЯ – НЕТ ЭВЕНКА»
Так, эвенки изготавливали из шкуры оленя и обувь. Экспонат, представленный в Музее природы, – детские сапожки башмаковидного типа с подошвой из толстой дымленной кожи.
– Вся обувь у эвенков была на мягкой подошве, хотя они шли по тайге. Скорее всего, во время охоты им нужно было идти тихо. В том числе из-за того, чтобы не тревожить духов. Распространенная практика, когда охотники очень весело и шумно шли в одну сторону, затихали, тихонько поворачивались и шли в нужном направлении. Можно сказать, дезориентировали духов, – рассказывает хранительница.
Оленья шкура легко поддается обработке, так как имеет не очень толстую структуру. Трубчатый волос хорошо снимается. К слову, олений мех считается очень теплым, но недолговечным. Это происходит из-за того, что каждый волосок наполнен воздухом. Когда они прилегают друг к другу, создается теплоизоляционная подушка. Поэтому олений мех был так популярен для северного кочевого народа.
фото: Ариг Ус
Основы маскировки на охоте — Охота на рябчика с манком
Для успеха охоты мало найти дичь, надо уметь ее вовремя увидеть и незаметно приблизиться к ней на выстрел. Чтобы достичь этого, охотник прибегает к скрадыванию и маскировке — сложнейшим элементам искусства охоты.
Маскировка и скрадывание применяются не всегда. Например, при охоте с легавой по бекасам то и другое будет излишне. Но они очень нужны в большинстве охот на боровую дичь (рябчик, тетерев, глухарь). Широко признается скрадывание При охотах на уток и гусей, дроф и других птиц.
При охоте на зверей и маскировка и скрадывание нужны в большинстве случаев, а при охотах на средних и крупных зверей — почти всегда. То же самое и при охоте из засады — шалашей и различных скрадков.
Искусство скрадывания в основе своей сводится к знанию повадок животных и маскировке в широком смысле этого слова, то есть к маскировке зрительной, звуковой и к маскировке запаха. Успех скрадывания нередко зависит также от того, насколько умелым следопытом окажется охотник и насколько точно он сумеет предугадать появление зверя или птицы.
Невозможно предусмотреть и описать все бесконечное разнообразие случаев и комбинаций на охоте. Поэтому здесь приводятся основы охотничьей маскировки, пользуясь которыми каждый может выработать свою систему применительно к конкретным условиям своих охот. Какое значение имеет маскировка на охоте мы можем себе представить, если вообразим, что стали обладателями сказочной «шапки-невидимки». Ведь тогда мы могли бы брать птиц просто руками.
Значение местности
Звери и птицы постоянно или временно обитают в той или другой местности. Там они рождаются, растут, спариваются, добывают себе пищу, иногда совершают перекочевки или перелеты, скрываются от врагов. Там же и охотятся на них.
Различные типы местности, образуют естественные фоны. Различают, например, фоны равнин, гор, холмов. Удобства маскировки на них различны.
Самый невыгодный из них — равнинный; на нем меньше всего заслонов, за которыми можно укрываться от зрения и слуха зверей и птиц. И, наоборот, с точки зрения маскировки лучше всего фоны гор и холмов.
Но следует еще разделять фоны местности по наружному покрытию поверхности.
Фоны с растительным покровом — местность, покрытая лесом, травой, кустарниками, хлебами, камышами, мхами и так далее, независимо от того, является ли местность равнинной, гористой или холмистой.
Фоны без растительного покрова опять-таки безотносительно к рельефу. Сюда относятся места, покрытые песками, голой глиной, как в Средней Азии и кое-где в тундрах, скалы, каменные россыпи, пашни в известный период.
Фоны воды — рек, озер, прудов, морей. Следует заметить, что маскироваться на фоне «чистой» воды почти невозможно. Но вода, покрытая растительностью, плавающей на ней или тем более торчащей из нее (осока, тростники и другие), уже позволяет скрыться от глаз животного.
Фоны неба и облаков, а также фоны снега и льда обычно демаскируют охотников так же, как зверей и птиц.
Маскироваться надо всегда под фон местности так, чтобы, по возможности, слиться с ним, быть от него не отличимым и потому малозаметным. Это первое и непременное требование всякой маскировки на охоте.
Естественные фоны обычно перемежаются и редко бывают однообразны на значительных пространствах, за исключением фонов воды, неба и снега.
Следует различать фоны чистые, то есть однообразные по цвету, и фоны пестрые, или пятнистые. Примером чистого фона может быть «зелень» — всходы хлебов, однообразные моховые болота.
Естественные фоны сильно изменяются в разное время года. Фоны местностей без растительного покрова (пески, пашни, каменистые места, голые пустыни) летом после дождя в большинстве случаев темнеют, а зимой заменяются фоном снега, то чистого, то с торчащими из него камнями, былинками и так далее. Скалы зимой становятся пестрыми — цвет камня чередуется с белым цветом снега.
Фон воды в зимнее время заменяется фоном льда или чаще — снега, покрывающего лед.
Осенью при увядании растительности желтый, бурый и красный цвета преобладают, причем часто бывают перемешаны. Эти же цвета на фоне еще мертвой растительности преобладают весной, после того как стает снег, а зелень еще не появилась. Такие периоды в условиях континентального климата, как, например, в Восточной Сибири, бывают довольно длинными, до l 1 / 2 — 2 месяцев.
Маскирующие свойства местности неодинаковы. Возьмем для примера лес. Мы знаем, что лес бывает хвойный, лиственный, смешанный, одноярусный и двух — трехъярусный, с подседом из кустарников и без него, с покровом моховым, травянистым, из ягодников и т. п.
Лес бывает высокий и низкий, густой и редкий, частично вырубленный, в разных стадиях возобновления, захламленный или «чистый», в различной степени поврежденный огнем, насекомыми и так далее.
Если же мы станем рассматривать, допустим, хвойный лес, то увидим, что он в свою очередь тоже неоднороден. Одно дело — густые ельники и пихтачи — «темный лес», и совсем другое -чистые сосновые боры, сравнительно светлые, с низким и чистым брусничным или моховым покровом, со значительной видимостью.
И совсем иные, например, леса из лиственниц, покрывающие огромные пространства в Сибири. Если к лиственнице не примешаны другие лесные породы, это самые светлые леса. Летом они светлее потому, что короткая, мягкая, нежно-зеленая хвоя этих деревьев пропускает много рассеянного солнечного света, создавая впечатление их полу прозрачности, воздушной легкости. На зиму же хвоя лиственниц, как известно, опадает, деревья оголяются.
Темные и светлые хвойные леса с точки зрения удобства маскировки весьма различны в зависимости от густоты развития подроста и подседа, захламленности и т. п.
Необходимо сказать еще несколько слов о видимости. Этим термином обычно обозначают расстояние, на котором человек с нормальным зрением может различать местные предметы. Видимость определяется не только свойствами местности. Она зависит главным образом от силы освещения, погоды и прозрачности воздуха. Ночью она бывает наименьшей, увеличивается на рассвете и доходит до наибольшей величины в полдень (при ясном небе). В разные фазы луны ночью видимость также сильно колеблется.
Местные предметы часто ограничивают видимость. В густых зарослях камышей, тростников, высоких трав, некоторых кустарников, в молодых зарослях всех хвойных деревьев видимость доходит до 1-2 м, то есть практически равна нулю, хуже, чем в ночной темноте, которая, кстати сказать, почти никогда не бывает полной.
Сильно ограничивает видимость лес, особенно лиственный. В зимнее время лес с подростом из хвойных пород, засыпанный снегом, можно просматривать лишь на расстояние нескольких метров. Нередко кухта (снег, висящий на деревьях и кустарниках) бывает так велика, что нельзя отличить, где кончается собственно снег и где начинается кухта.
Хорошая видимость — на открытых степях, тундрах, полях, лугах и на многих болотах.
Складки местности и разнообразная растительность сильно влияют также на слышимость. Вполне понятно, что чем лучше видимость и слышимость, тем скорее можно заметить зверя и птицу, определить их поведение и тем тщательнее должен маскироваться охотник.
Уже то немногое, что сказано здесь о значении местности, приводит к заключению, что охотнику нельзя дать готовые рецепты маскировки, годные для всех случаев. Поэтому охотник должен сам внимательно изучать местность для того, чтобы лучше применяться к ней на охоте. Из практики хорошо известно, что охота бывает удачнее в местах, уже знакомых охотникам, где они легче, быстрее и в большем количестве находят дичь, лучше знают, какими приемами и способами, когда и где ее следует добывать, какие приемы и средства маскировки будут более действенны.
Малоопытным охотникам поэтому можно посоветовать охотиться, по возможности, в одних и тех же местах.
Если охотник попал в незнакомую местность, он должен уметь всесторонне, быстро и правильно оценить ее, ничего не упустив из вида, сразу построить обоснованные предположения — где искать дичь, как ее увидеть и добыть.
Значение покрова
Насколько фоны местности важны для световой (зрительной) маскировки, настолько характер покрова (травянистый, моховой, снежный и т. п. ) важен для маскировки звуков, производимых охотником.Схематически все виды покрова можно свести к двум основным группам: шумящий и бесшумный. Между покровами шумящим и бесшумным существует много переходных, малошумных покровов. Часто бывает, что один и тот же покров из бесшумного превращается в шумящий и наоборот. Белые лишайники — ягельники, покрывающие обширные пространства в тайге и тундре нашего Севера, в сырую погоду представляют собой один из образцов бесшумного покрова; человек идет по нему, как по мягкому ковру. Те же влажные ягельники в мороз (при бесснежии) уже порядочно шумят, когда по ним ступаешь, а в жаркую погоду они высыхают и ломаются с громким хрустом, превращаясь под ногой в порошок.
Встречающиеся в природе виды покрова разнообразны. Например, травянистый покров бывает различным в зависимости от высоты и густоты травы. Многое значит возраст травы: чем она моложе, зеленее, тем мягче. Увядшая, а тем более высохшая трава делает покров шумящим. На охоте приходится считаться и с природной мягкостью трав; жесткие травы, как, например, осоки, всегда шуршат. Моховой покров в большинстве случаев бывает мягким, удобным для скрадывания.
Покров в лесу почти всегда таит в себе предательские сучья. Ломаясь под ногами, они громким треском выдают идущего человека. Нужны большой опыт и внимание, чтобы в лесу соблюдать тишину в движении. Но и опытный охотник никогда не гарантирован от неожиданного треска сучьев, часто скрытых под травой, мхом или прошлогодней листвой.
В лиственных и смешанных лесах осенью и весной в сухую погоду шумят под ногами сухие листья и ветошь, а в хвойных — сосновые и еловые шишки, иногда почти сплошь усыпающие землю. Мягкая хвоя, упавшая с лиственниц, наоборот, в любую погоду приглушает шаги.
Чистый песчаный покров почти бесшумен. Надо иметь в виду, что голый песок после дождя становится твердым, под ногами почти не подается и становится совсем бесшумным. Оголенный камень, твердая земля, сухая глина и т. п. тоже могут быть отнесены к видам бесшумного покрова, разумеется при условии, что человек обут в мягкую охотничью обувь.
Трудно, но все же возможно соблюдать тишину при ходьбе по чавкающим болотам.
Следует особо остановиться на снежном покрове, по которому происходит большинство зверовых охот.
Под ногой человека ломаются, изменяют свою форму многие тысячи снежинок, и это служит причиной скрипа или вообще шума. Поэтому совершенно избежать шума снега невозможно. Снежный покров в одном и том же месте со временем сильно изменяется. Свежевыпавший снег почти всегда, особенно в лесу, лежит пышной, мягкой пеленой. Для скрадывания это один из лучших видов снегового покрова; он хорошо заглушает шум шагов. Однако уже через сутки он заметно оседает под действием собственной тяжести и становится более плотным. С течением времени этот процесс продолжается, снег постепенно уплотняется, но глубина его увеличивается за счет новых снегопадов.
В декабре в большинстве местностей снег делается более или менее зернистым, особенно в нижних слоях. При ходьбе по такому снегу слышится глухой, но довольно громкий шум. К весне снег, в теплые дни нагреваемый солнцем, становится сырым, по ночам же замерзает. Образуется твердая корка — наст. Он бывает неодинаков по толщине и твердости. Иногда корка наста доходит до самой земли, то есть снег смерзается на всю его глубину.
Подобные изменения снегового покрова в течение зимы обычно наблюдаются в лесу. В полях, степях, тундрах и других местах, лишенных леса, главную роль в изменении снегового покрова играет ветер. Следует знать, что снег смерзается там, где снежинки были чем-либо уплотнены. Снег смерзается тем быстрее, чем крепче мороз и чем сильнее было сжатие. Последнее можно видеть на таком примере: передняя по ходу стенка следа копытных зверей смерзается всегда сильнее, чем задняя. Это можно объяснить тем, что зверь, прежде чем вынуть ногу из снега для очередного шага, сначала наклоняет ее вперед, слегка сжимая снег, в то время как задняя стенка следа такого сжатия не испытывает. Смерзание снега во многих случаях является важным указателем для следопытов.
Ветер, передувая снег, производит такое же действие; перемещенные ветром снежинки уплотняются и смерзаются крепко или слабо, смотря по тому, какой силы и продолжительности был ветер, а также мороз.
В тундрах, где пурги отличаются силой и продолжительностью, уже в ноябре снег смерзается настолько, что олени совершенно не проваливаются и с трудом копытят снег, добывая себе корм. А на побережье Таймыра твердость снега доходит до того, что промышленникам при установке песцовых капканов иногда приходится рубить его топором.
Не сдерживаемые лесом ветры в открытых местах переносят большие массы снега; при этом обычно с возвышенностей он сдувается и оседает в углублениях. Такова обычная картина: в низинах снег глубже, на возвышениях мельче. Снег стремится сравнять все неровности. Глубина снега становится неодинаковой. Разница получается не только между значительными низинами и возвышенностями, но и на самых мелких участках. Борозды на пашнях, ямы, водомоины и тому подобные мелкие углубления снег заравнивает, и охотник часто проваливается в них совершенно неожиданно.
Кроме того, на поверхности снега часто возникают так называемые «заструги» — образования, похожие на застывшие волны.
По всем этим причинам плотность снега на открытых местах в большинстве случаев неравномерна. На ровных, гладких местах она чаще всего бывает одинакова. Но как только начинаются сугробы и заструги, снег по своей твердости становится пятнистым; через каждые несколько шагов — то мягкий, то затвердевший с поверхности, с трудом проламывающийся под ногой или разламывающийся на глыбы. Поэтому и шум, производимый идущим охотником, резко меняется.
В таких случаях приходится по внешнему виду снега угадывать, куда надо поставить ногу при каждом шаге, чтобы было меньше шума.
На открытых же местах, а тем более в горах и на льду часто можно видеть выдувы — участки, освобожденные от снега, унесенного ветром. Решать, как лучше двигаться — по выдуву, или по снегу — нужно, исходя из конкретных условий (в зависимости от покрова на выдуве и мягкости снега рядом с ним). Но часто такие вопросы решают другие обстоятельства — поведение животных, рельеф, наличие заслонов, направление ветра и так далее.
Вода болот весной и осенью нередко покрывается тонкой ледяной коркой и служит непреодолимым препятствием для бесшумной ходьбы. Хорошо, если есть крупные кочки, по которым можно перескакивать; в противном случае охотник должен пойти в обход.
Значение погоды
Видимость в сильной степени зависит от погоды. Меняется освещение, случаются осадки, туманы. Неодинакова бывает и слышимость. Лучше всего звуки слышны при влажном, сыром воздухе, хуже — когда воздух сухой. Но хуже всего слышно, разумеется, при ветре. В то же время в отдельных местах, защищенных от ветра, слышимость бывает хорошая. Звуки, распространяющиеся по ветру, бывают слышны лучше и дальше, чем те, которые идут против ветра. Но в таких случаях слышимость во многом зависит от капризного движения воздушных струй, которые то словно «наносят» звуки, то куда-то их «относят».Покров в лесу в бесснежный период после дождя становится мягким и потому почти бесшумным. Это самое лучшее время для тихой ходьбы.
Зрение, слух и обоняние у животных
Охотник должен знать, с какими животными он имеет дело, какого поведения он должен ожидать от них в том или ином случае, чтобы вовремя и соответствующим образом замаскироваться.Для этого он должен иметь понятие о том, насколько развиты у животных органы чувств — зрение, слух и обоняние; а они очень различны у наших охотничьих зверей и птиц.
Прежде всего, заметим, что все наши птицы имеют настолько слабое обоняние, что при охоте на них никакой маскировки запаха не требуется. Зато птицы наделены исключительно острым зрением, способным приспособляться к самым различным расстояниям. В траве, ветоши или на жнивье, среди растительного мусора и пыли тетерев сразу замечает одинокое зерно. А на дистанции в 100 м он способен увидеть движение пальца руки человека. Хищные птицы, паря в воздухе, за несколько сот метров видят пробегающую в траве мышь.
Лесные звери и птицы обладают тонким слухом. Именно слух чаще всего спасает их от охотников.
Надо вспомнить, что каждый звук имеет определенную частоту колебаний. Люди с нормальным слухом улавливают звуки с частотой колебаний, доходящей до 20 тыс. в секунду, тугоухие -до 10-12 тыс. Их слуху уже недоступно жужжание комара и даже чириканье воробья.
Звуки с частотой колебаний свыше 20 тыс., так называемые «ультразвуки», хотя и существуют в действительности, но не воспринимаются ухом человека, мы их не слышим. Но, например, собаки слышат ультразвуки с частотой колебаний до 38 тыс.
Неизвестно, какова чувствительность слухового аппарата диких зверей и птиц. Но если собака, домашнее животное, обладает такими способностями, то мы вправе предполагать, что охотничьи животные во многих случаях слышат еще лучше. И об этом не следует забывать.
Тем же лесным зверям свойственно и изумительное обоняние. При благоприятствующем ветре они без труда чуют запах человека на расстоянии в полкилометра и даже дальше. Однако у грызунов и кошек (к последним относится рысь) обоняние развито относительно слабо. Лесные звери видят, пожалуй, не лучше человека. Это и понятно. В лесу видимость сильно ограничена, и зрение не приносит такой пользы, как слух и обоняние, радиус действия которых больше. К этому и приспособлены органы чувств наших лесных животных. По этой же причине на лесной охоте не следует полагаться только на одно зрение, но надо побольше пользоваться также и слухом. Это упускают из вида многие охотники. Иногда можно пользоваться и обонянием, например при разыскивании волчьих логовов.
Зрение зверей, живущих в местах с обширным кругозором -на безлесных вершинах гор, в степях, на пашнях и т. п., значительно лучше, чем у лесных обитателей. Чутье, слух и зрение у них развиты более или менее пропорционально, равномерно. К таким зверям можно отнести горных баранов и козлов, волка, лисицу, нерпу и ряд других.
Остановимся еще на одном практически важном моменте. Многие звери — волк, лисица, рысь, заяц и другие, двигаясь в лесу, смотрят только «по низу, по земле. Они высматривают все, что находится на поверхности земли и над нею на высоте примерно 1 м. Все, что находится выше, они не замечают, если для этого нет какого-либо особого повода. Разумеется, эти звери смотрят «по низу» лишь в однообразном лесу на ровном месте. Встречаемые в лесу овраги, бугры, поляны и т. п. они внимательно осматривают под разным углом зрения.
Надо твердо помнить, что в природной обстановке движущийся предмет можно заметить во много раз легче, чем неподвижный, и животные этим постоянно пользуются.
Как животные маскируются и укрываются
Дикие животные — звери, птицы, рыбы, пресмыкающиеся и другие, словом, весь животный мир, показывают нам непревзойденные образцы маскировки. Действительно, живая природа является огромной лабораторией, в которой есть что понаблюдать, есть чему поучиться.Хорошим примером защитной окраски может служить жаворонок. Вот он опускается на пашню, еще голую, не покрытую всходами. Отведите взгляд в сторону на несколько минут и посмотрите на птичку снова. Ее уже не удается увидеть, хотя она сидит на прежнем месте. Если жаворонок побежит, заметить его нетрудно.
Вспомним зверей и птиц, на зиму меняющих свою одежду на белую, — это зайцы-беляки, песцы, горностаи, белые куропатки, полярные совы. Мех многих зверей после осенней линьки мало изменяется в расцветке, но приобретает более светлые тона. Таковы заяц-русак, косуля, волк, рысь и другие.
Есть звери с пестрой разрисовкой наружных покровов — это тигры, кабанята, бурундуки. Их одеяние, и без того «подогнанное» под фон местности, имеет дополнительно еще и полосы. На боках у телят изюбрей и косуль имеются светлые пятна. Эти полосы и пятна очень похожи на полосы и пятна солнечного света, пробивающегося сквозь камыши и листву деревьев.
Вообще говоря, звери одеты не так пестро, как птицы, но цвет шерсти, тона, рисунок хорошо маскируют их там, где они живут. Преобладают рыжие, бурые и коричневые цвета в разных сочетаниях и оттенках.
В борьбе за существование животным хорошо помогает не только защитная окраска, но и многие приемы маскировки. Один из них — сохранение неподвижности. К этому состоянию звери часто переходят с хода, мгновенно, нередко маскируясь при этом травой, ветошью, кустарниками, ветвями и т. п. Получается впечатление, что быстро идущий зверь вдруг мгновенно исчез, словно провалился сквозь землю. Так делают зайцы, лисицы, волки, косули, белки на деревьях и другие. Остановившись, они с напряженным вниманием прислушиваются, принюхиваются и смотрят. Сами же сохраняют каменную неподвижность. Лишь иногда они поводят ушами или, еще реже, поворачивают голову. Вот в этот-то момент охотник, если он еще не замечен зверем, легко может выдать себя движением и шумом. Охотник тоже должен мгновенно замереть, лишь глядеть и слушать. Еще лучше, если его одежда подходит к фону местности или он скрыт от взглядов зверя каким-нибудь заслоном.
Некоторые звери и птицы часто ложатся и лежат, как мертвые, без всякого движения, как говорят охотники, «западают». Дело доходит до того, что появление людей, собак, крики и даже выстрелы в непосредственной близости от «запавшего» зверя или птицы не способны вывести их из этого состояния, похожего на оцепенение. Из зверей особенно часто «западают» молодые, еще неокрепшие детеныши, например, зайчата, кабанята, телята всех оленей, реже — хищники, например, волчата. Так же поступают птенцы боровой птицы, некоторые кулики, куропатки. Охота с легавыми основана на этих повадках птиц. «Запавшего» зверя или птицу чрезвычайно трудно обнаружить зрением или слухом. Звери и собаки, если идут не следом, могут обнаружить их чутьем только тогда, когда набегают вплотную.
Иногда «западают» и взрослые звери, например, волки во время облав, реже — косули.
Звери иногда прячутся, забиваясь под корни деревьев, коряги, в подвернувшиеся норы и так далее. Особенно часто поступают таким образом раненые животные. Утки нередко ныряют и, схватившись клювом за подводные части растений, не всплывают на поверхность.
Многие животные скрываются в зарослях, в траве, в ветвях деревьев (птицы, белки, бурундуки, куницы, соболя, рыси, росомахи и другие), в норах, ныряют в снег (как это делает горностай) или в воду (водоплавающие птицы, выдры, норки, ондатры). Все способы укрытия перечислить невозможно.
Характерно, что птицы и звери инстинктивно выбирают подходящий для них фон. Например, весной не вылинявшие, еще белые зайцы-беляки прячутся в лесу на пятнах нерастаявшего снега.
О том, как животные предохраняют себя от слуха своих врагов, можно сказать немного. Как правило, и звери и птицы безмолвны. Лишь в случаях действительной надобности или при сильном возбуждении они подают голос. Даже сильная боль при ранениях редко заставляет их кричать.
Звери обладают способностью ходить без шума. Это в особенности относится к хищникам, для которых важно уметь тихо скрадывать добычу. Но и копытные звери иногда не отстают в этом от хищных. Например, осторожно идущие на солонцы изюбри подходят к ним так, что в тишине ночи охотник обыкновенно ничего не слышит, хотя и напряженно вслушивается; звери появляются «как тени».
Звери и птицы обладают также специальными приспособлениями для соблюдения тишины.
Мы знаем, что перья птиц и волосы животных предохраняют тело от холода и механических повреждений, но известно еще, что эти же покровы являются важным приспособлением для звуковой маскировки, а именно — для бесшумного движения в траве, кустах, ветвях деревьев и т. п.
Поведение различных животных в случае угрожающей им опасности, конечно, не может быть всегда одинаковым — звери и птицы реагируют сообразно обстановке и своим способностям. Но чем старше, опытнее животные, тем они осторожнее и хитрее; чем больше напуганы частым преследованием, тем осторожнее; чем больше в данной местности подходящих укрытий, тем спокойнее они ведут себя и ближе подпускают; чем более голодны, тем менее осторожны.
При приближении людей, подвод, лодок, собак, хищников и т. п. животные обычно убегают и улетают не сразу, а затаившись, некоторое время выжидают, высматривают, выслушивают и вынюхивают, а затем неожиданно для приближающихся покидают свое убежище.
Опытные охотники приблизительно знают расстояния, на которые они могут подойти к дичи, мало рискуя ее спугнуть. К тому же по поведению животного нередко можно понять, что оно беспокоится. Например, тетерева, глухари и ряд других птиц вытягивают шеи, олени поднимают головы, рябчики особым образом циркают, все перестают кормиться и так далее.
Зная местность, птицы и звери, если их преследуют, в большинстве случаев направляются в места, где им легче скрыться, причем идут или летят наиболее безопасными путями. Знание этих мест и путей очень важно для успешной охоты.
Животные хорошо привыкают к предметам и звукам, необычным в природной обстановке, но которые часто возникают там, где они живут, и не приносят им никакого вреда. Поезда, подводы, автомобили, пешеходы, тракторы и самолеты, особенно двигающиеся по одним и тем же путям, их не пугают. Но, например, человека, идущего в стороне от дороги, они уже боятся.
Выслеживая косуль, я по следам внимательно наблюдал, как реагируют они на шум самолета. Оказывается — никак; лишь иногда постоят, немного потопчутся на одном месте и снова пойдут в прежнем направлении; с лежки не встают. Не замечал я также, чтобы изменили свое поведение рябчики, глухари, тетерева.
Мало того, звери запоминают форму и цвет предметов, например, экипажей, упряжи, одежды людей, работающих на полях и в лесу.
Звери и птицы сразу замечают всякие, иногда очень мелкие нарушения природной обстановки, например, маленькую сломанную веточку, прошлогодний древесный листок, перевернутый на земле на другую сторону, неудовлетворительную маскировку капкана, малейшее нарушение снежного покрова и другие. В таких случаях у животных резко повышаются их обычная осторожность и внимание ко всему окружающему.
Если охотник будет наблюдать за действиями зверей и птиц, их осмысливать, увязывать с обстановкой и выявлять причины того или иного действия животного, он поймет многое из того, на что раньше не обращал внимания, и научится новым приемам искусства быть незаметным.
Наблюдения на охоте
Видеть и замечать — не одно и то же. Можно что-нибудь видеть, но не заметить. Взгляд только скользнет по предмету, но не остановится на нем, человек его увидит, но до его сознания не дойдет, что надо заинтересоваться им, рассмотреть пристальнее.На охоте надо быть очень внимательным к мелочам, например к таким, как несколько волосков, лежащих на снегу, царапинка на дереве, сломанный прутик, упавший с дерева комок кухты, кровинка, качнувшаяся в тихую погоду вепса, пук травы поодаль, выделяющийся своим цветом, и т. п., вообще ко всему хоть немного необычному, ко всякому следу деятельности людей, зверей, птиц и стихийных сил природы.
Надо обращать внимание на все подозрительные, не свойственные местности или сколько-нибудь выделяющиеся предметы и звуки, осматривать их и выслушивать.
Понятно, что на охоте следует больше и чаще осматривать те участки местности, где скорее можно ожидать птицу или зверя. Но нельзя оставлять без внимания остальные места; дичь часто появляется там, где ее вовсе не ожидают. Охотник должен знать фигуры и контуры зверей и птиц в разных положениях, их движения, а также голоса и производимый ими шум. При этом не следует забывать, что иногда одно и то же животное издает совершенно различные звуки.
При осмотре местности лучше сначала окинуть всю ее быстрым взглядом. Нередко удается таким образом сразу что-нибудь увидеть. Если же ничего не замечено, следует осматривать местность обязательно по частям. Сначала справа налево осматривается ближайший участок, затем таким же порядком участок, лежащий дальше за ним, и в последнюю очередь — самый удаленный участок. При этом все подозрительные точки осматриваются более внимательно.
Бинокль хорошо помогает на многих охотах. Приобретать бинокль с увеличением более шестикратного не следует, так как сильное увеличение достигается за счет уменьшения величины поля зрения.
Хорошо помогают бинокли и телескопы ночью. Поэтому, если есть возможность, при подкарауливании зверей ночью хорошо иметь с собой бинокль, лучше небольшого увеличения, но с большой светосилой и полем зрения.
В степях, тундрах, на обширных ледяных пространствах весной блеск снега и льда настолько утомляет зрение, что охотникам приходится защищать глаза от избытка света. Но лучше всего в таких случаях иметь очки-светофильтры с желто-зелеными стеклами. Они хорошо защищают глаза от излишнего света, но по сравнению со всякими другими очками имеют еще важное преимущество — все предметы становятся четко видимыми. Не только наблюдение, но и стрельба в таких очках, особенно винтовочная, дает лучшие результаты.
Желто-зеленые очки в крайнем случае каждый может смастерить сам из двух фотографических светофильтров.
В тех случаях, когда контуры предметов нечетки, как это бывает, например, в знойные дни, желто-зеленые светофильтры также оказывают существенную помощь. Их надевают на объективы биноклей.
Для особо точной стрельбы и для стрельбы на большие дистанции неплохо надевать их на объективы винтовочных телескопов.
Световая (зрительная) маскировка
Животные очень часто обнаруживают человека именно зрением. Световая маскировка большое значение имеет при охотах на открытой местности, в редком лесу или кустарниках, словом в местах с большим обзором. Вместе с тем она в таких случаях и труднее. Первый вопрос — маскировка одежды. Мы уже говорили, что по цвету она должна как можно более подходить к фону местности, чтобы охотник сливался с ним и становился не отличимым от него.Для охотничьей одежды обычно хорошо подходят материи, из которых изготовляется военное обмундирование — шинельное сукно, хлопчатобумажные и суконные ткани, а также пятнистая материя, цвет которой состоит из грязно-зеленых, желтых и бурых пятен различной формы и размеров. Маскирующее действие ее состоит в том, что обычно часть пятен сливается с фоном местности и становится как бы невидимой; остальные же хорошо заметные пятна с виду кажутся разрозненными. Впечатление чего-то целого, фигуры, имеющей определенные контуры, теряется, и человек или предмет, покрытый этой материей, не бросается в глаза.
Пятна по цвету должны совпадать с предметами, преобладающими в данной местности. Например, зимой в засыпанном снегом хвойном лесу будет хороша одежда из серого шинельного сукна (под цвет древесных стволов и т. п. ) с белыми (под цвет снега) пятнами на нем. На всю фигуру охотника спереди и сзади нужно по пяти-десяти пятен разной величины и неправильной формы.
Зимой больше всего помогает белая материя. Белые маскировочные костюмы должны содержаться в чистоте. Иногда, смотря по освещению и цвету снега, их нужно слегка подсинить. Белые халаты очень неудобны в тех случаях, когда приходится ползти: охотник неизбежно наступает коленями на их длинные полы. Кроме того, полы халата на ветру часто колеблются и тогда становятся хорошо заметными. Поэтому лучше пользоваться белым комбинезоном или курткой и брюками, сшитыми отдельно.
В бесснежный период на многих охотах можно пользоваться маскировочной сеткой. Для этой цели годятся куски старых сетей, если они еще достаточно крепки. В сетку вплетаются пучки травы, сена, соломы, древесные ветки и т. п., смотря по местности и в зависимости от условий охоты. При этом надо заботиться о том, чтобы маскировочный костюм во время движения не шумел и не цеплялся за кустарники.
Следует всегда избегать четких контуров всей фигуры, особенно головы и плеч. Поэтому надевать на охоту, например, фуражки, гладкие кожаные шапки и куртки, да еще черные, не рекомендуется.
В лесу, в поле, на болоте человека труднее разглядеть, если очертания его фигуры будут «размазанными»- неясными, расплывчатыми, взлохмаченными и, вдобавок, несимметричными. В этом отношении зимой хороши меховые шапки, одежда мехом наружу, такие же унты и сибирские «мохнашки» рукавицы из собачьих шкур.
На одежде и в снаряжении охотника не должно быть никаких блестящих предметов — пуговиц, пряжек, рукояток, ножей и т. п. На ружье тоже не должно быть блестящих, особенно никелированных, частей. В ясную погоду солнечные «зайчики» от блестящих предметов могут быть замечены птицей или зверем на очень большом расстоянии и иногда бывают непонятной причиной неудач.
При наблюдении против солнца во избежание отблесков на объективы биноклей и телескопов лучше надевать бленды — козырьки, защищающие глаза от прямых солнечных лучей.
Маскировка движений не менее важна, чем маскировочная одежда. Человека, сохраняющего неподвижность, заметить в природной обстановке во много раз труднее, чем человека, движущегося или шевелящегося. Это должен помнить каждый охотник. Например, неподвижно стоящего в лесу человека или зверя и особенно птицу в большинстве случаев нельзя отличить от пня.
Сохранение неподвижности часто важнее маскирующей одежды. При появлении дичи охотники нередко падают на месте, падают в кусты или за деревья и потом оттуда выглядывают. В большинстве таких случаев они совершают ошибки, так как зверь и птица успевают уже с большого расстояния заметить даже это быстрое движение. Лучше мгновенно замереть в той позе, в которой находился в момент появления дичи, и, выждав ее приближение, быстро стрелять.
Находясь на виду у дичи, даже только подозревая это, нужно как можно меньше двигаться, все время укрываясь заслонами, деревьями, травой, кустами, камнями и т. п. Движения должны быть мягкими, «кошачьими», они не так заметны, нельзя допускать резких движений.
Нужно стремиться к тому, чтобы всегда, на ходу и остановках, находиться на подходящем маскирующем фоне. Это очень важно. И всегда надо избегать фонов неба и воды как демаскирующих даже ночью.
Но на охоте далеко не всегда можно придерживаться тех или иных правил; всякого рода помехи будут очень часты. Это в полной степени относится и к маскировке движений. Поэтому, например, при скрадывании нередко приходится прибегать к обходам. Делая значительные «крюки», часто удается скрыть свое движение. Иногда бывает достаточно пригнуться, чтобы стать не видимым для дичи. Нередко приходится двигаться ползком. Лицам, которым по роду охоты часто приходится ползать, можно рекомендовать заранее тренироваться в этом, так как переползания требуют значительных физических сил.
Несколько труднее заметить охотника в ветреную погоду, так как качающиеся деревья, кустарники и травы до некоторой степени скрадывают его движения.
Необходимо сказать несколько слов также о маскировке такими укрытиями как мелкие кустики и крупные пучки травы; ведь они имеются почти везде.
Человек , спрятавшийся за небольшим, даже жиденьким кустиком или таким же пучком сухой травы, хорошо виден на расстоянии до 50 м.
Но на дистанции в 200 — 300 м разглядеть его уже очень трудно, конечно, если он одет должным образом. Охотники часто не учитывают этого обстоятельства.
Гораздо важнее, чем обычно думают, маскировка тенью местных предметов — деревьев, кустов, неровностей местности и т. п.
Здесь надо вспомнить, что сила солнечного света в различных широтах, в разное время года и суток меняется очень сильно. Например, в средней полосе Союза в летнее время интенсивность освещения днем увеличивается по сравнению с утренним временем в десятки раз. Однако для нашего глаза солнечный свет всегда кажется почти одинаковым.
Человека, скрывающегося в тени, разглядеть много труднее, чем человека, освещенного прямыми солнечными лучами. Эта трудность быстро возрастает с увеличением расстояния. Маскирующее действие тени в этом отношении похоже на такое же действие мелких кустарников, травы и других полупрозрачных предметов.
Укрываясь от взоров зверя и птицы, наблюдая за ними и в особенности скрадывая и подкарауливая, надо всегда стремиться в тень деревьев, гор, кустарников и других предметов. Такой способ действий увеличивает шансы на успех, когда светит солнце, и бесполезен в пасмурные дни. Но надо помнить, что, чем ближе охотник к зверю или птице, тем слабее укрывает его тень.
Маскировочные шалаши разного рода нет надобности описывать, так как они достаточно известны охотникам из практики и литературы. Отметим лишь некоторые принципы их устройства.
Любой шалаш не должен выделяться на фоне местности ни цветом, ни формой, ни материалом. «Скрадки» сибирских охотников на изюбрей таковы, что неопытный человек редко заметит их даже в десятке шагов, а примет за случайное нагромождение валежника и камней, кое-где покрытых мхом и местами травянистыми растениями.
Само собой разумеется, что шалаш должен достаточно укрывать охотника, быть вместительным и с удобным сиденьем. Если сидеть неудобно, охота превращается в сплошное мучение.
В местах, лишенных древесной и кустарниковой растительности, бывают удобны специально выкопанные ямы. Чаще их устраивают для стрельбы пролетных гусей и уток.
Важное значение имеет маскировка стрелков на облавах Здесь главное — не нарушать вида номера, каким он был до прихода стрелка, не дать зверю что-нибудь заподозрить. Известно много случаев, когда, например, волки, шедшие на номер, круто поворачивали в сторону или обратно потому, что замечали куст с которого охотник, совершая грубую ошибку, «для улучшения обзора» сбил кухту.
Не следует становиться за деревом и выглядывать из-за него Это плохая маскировка, к тому же сильно затрудняющая стрельбу в разных направлениях. Лучше стать перед деревом кустом, высоким пнем или корягой, чтобы они закрывал] стрелка до пояса или до высоты груди. Если впереди нет укрытия, можно натыкать в землю несколько веток или мелких деревцев, но так, чтобы это выглядело естественно. Нельзя, на пример, использовать для этого еловые ветки, так как они прямо из земли никогда не растут.
На номере недопустимо ломать ветки и прутья; в случае надобности их тихо срезают острым ножом.
Незачем прятаться за укрытия высотой в рост человека, та как большинство зверей, в частности волк и лисица, смотря преимущественно «понизу». Лучше укрыть нижнюю часть свое фигуры до пояса, чтобы было удобно стрелять в разные стороны поверх заслона. Несмотря на это, стоять надо почти не шевелясь и поменьше вертеть головой.
Понятно, что загонщикам на облавах никакая маскировка не нужна, совсем наоборот.
В заключение надо заметить, что охотники нередко с пользой для себя прибегают к демаскировке, отнюдь не скрываясь, выставляя себя напоказ. Это делается при охоте группами. В од них случаях часть охотников осторожно гонит зверей или птиц на других, неподвижно затаившихся. Это охоты нагоном на лисиц, волков, косуль и других зверей, нагон тетеревов и уток так далее. В других случаях один человек, выставившись на вид зверя или птицы, отвлекает их внимание. В это время второй тихо скрадывает с другого направления.
Звуковая маскировка
Во время охоты надо учитывать, что слышимость сильно улучшается в сыром воздухе и, наоборот, ухудшается, когда он становится сухим. Звуки лучше слышны в оголенном лесу, как только он оденется листвой, слышимость заметно понижается. То же самое происходит в лесу зимой.В местности пересеченной, особенно гористой, сильно препятствуют распространению звука хребты, холмы и мелкие возвышения. Поэтому всякого рода лощины и распадки бывают очень удобны для невидимого и неслышного движения.
Охотничья одежда и обувь должны быть приспособлены для звуковой маскировки; главное для этого, чтобы они были мягкими. Тогда охотник не будет топать, трава, ветки и прутья не будут громко хлестать по одежде и голенищам, сама одежда не будет шуршать и так далее.
Так называемые «болотные» охотничьи сапоги не пригодны для тех охот, где требуется соблюдение тишины, например при скрадывании. При ходьбе они громко стучат, каблуками ломают сучья на земле и другие мелкие препятствия. К тому же ходьба в них сильно утомляет человека из-за негнущейся подошвы и огромного веса.
Кстати сказать, вес одежды и обуви охотника имеет прямое отношение к маскировке звука; усталый человек при движении производит больше шума. Уже по одному этому необходимо иметь легкую одежду и обувь. Вес снаряжения имеет такое же значение. А ведь «в походе иголка фунтом тянет», справедливо говорит старинная солдатская поговорка.
В охотничьей литературе описано много образцов легкой обуви.
В зимнее время очень хороши разного рада сибирские унты из камусов и толстой лосиной замши. Правда, камусная обувь чувствительна к сырости, но незаменима по своей исключительной легкости, бесшумности, мягкости и теплоте. Обувь из лосиной замши обладает этими же качествами в несколько меньшей степени, но зато намного прочнее и поэтому практичнее. Не рекомендуется ходить на охоту в обыкновенных валенках. В них легко насыпается снег, нередко они трут ноги. Кроме того, они не сгибаются и очень тяжелы, поэтому на охоте в них трудно соблюдать тишину и тяжело ходить.
При охоте зимой не рекомендуется носить овчинные полушубки. Они тяжелы и при усиленной ходьбе в них жарко, сильно шумят, когда задеваешь за кусты, и часто выдают своим цветом. Одна из лучших материй для верхней одежды охотника, как уже говорилось, армейское шинельное сукно. Помимо своего «защитного» цвета, оно мало шумит; кроме того, в суконной одежде нет риска загореться, ночуя у костра, а намокшее сукно быстро сохнет.
Для зимних охот неплохи также меховые куртки и брюки волосом наружу из собачьих, волчьих и оленьих (обычно косульих) шкур. Годятся и шкуры домашних коз. Овчина для этого не подходит.
Все такие меховые одежды почти вовсе бесшумны на охоте и совсем не горят от искр и углей при ночевке у костра. Каждая из них имеет свои положительные и отрицательные свойства.
На ходовых охотах в подобной одежде иногда бывает жарко, собачий мех тяжеловат, но прочен. Косулий — изумительно легок и хорошо маскирует в лесу, но не отличается прочностью.
При пошиве одежды из собачьих шкур для охоты следует шкуры подбирать по цвету: лучше волчьей окраски, белый, красно-пегий или черно-пегий, но отнюдь не черный.
Снаряжение охотника (патронташ, нож, рюкзак и т. п. ) должно быть таким, чтобы оно не производило никакого шума на ходу, на бегу и при прыжках. Оно должно быть плотно пригнано к фигуре для того, чтобы ничего не цеплялось за кусты и ветки и чтобы те и другие от этого не шумели и не качались. Снаряжение, особенно сумки, рюкзаки, мешки лучше всего делать из мягкого материала соответствующего цвета.
Двигаясь в лесу и кустарниках, охотник, по возможности, не должен касаться деревьев, кустов, веток, пней. На деревьях и кустах всегда имеются сухие сучки и ветки, ломающиеся с резким треском, пни и даже деревья часто оказываются гнилыми и падают с громким шумом, зимой с ветвей осыпается кухта и так далее. А всякое движение в природной обстановке очень хорошо заметно даже глазу малотренированного человека. Стало быть, охотник должен везде как бы проскальзывать, ни за что не цепляясь.
Приобрести такую сноровку можно лишь путем внимания и практики.
Опускать ногу на землю можно двумя способами: вниз носком или вниз пяткой; нельзя ставить ногу сразу на всю подошву. Выбор того или другого способа зависит от характера покрова. Обыкновенно несколько первых шагов тем и другим способом сразу покажут, какой из них следует предпочесть.
Скрадывая животных, надо идти по самому бесшумному покрову, какой в данном случае имеется. А такой покров не всегда бывает сплошным, чаще он располагается полосами и пятнами разной формы. Следовательно, в таких случаях будет бесполезно двигаться напрямик, придется выбирать извилистый путь.
Как уже было сказано, один и тот же покров из бесшумного может превратиться в шумный и наоборот. Отсюда вывод — необходимо заблаговременно изучать «поведение» того или иного покрова в разное время года и в разную погоду.
Точно так же охотникам надо научиться угадывать в лесу под покровом предательские сучья и не наступать на них. Обыкновенно они лежат под малозаметными возвышениями -валиками из моха, опавшей хвои и листьев или прошлогодней травы.
Путь охотника в лесу постоянно преграждают валежины. Никогда не следует на них наступать, какие бы они ни были — мелкие или крупные; их всегда надо перешагивать. Это предохраняет от ненужного шума и экономит силы.
Продвигаясь по крутым склонам, следует избегать участков со щебнем и вообще сыпучим грунтом.
На лесной охоте важно выработать привычку немедленно останавливаться, как только зрением или слухом будет что-нибудь замечено. Остановка делается мгновенно, в ту же секунду; охотник при этом замирает в полной неподвижности, внимательно присматриваясь и прислушиваясь. Это то же самое, что очень часто делают звери и птицы. При встрече с ними в лесу или кустарнике благодаря такой привычке нередко удается выиграть немногие секунды и не выдать себя первым.
На облавах или тем более сидя в засаде, надо устраиваться как можно удобнее, иначе будет трудно соблюдать тишину в течение долгого времени.
Зимой, когда снег становится глубоким, охотники встают на лыжи. Обыкновенные широкие охотничьи лыжи, в Сибири называемые голицами, не выдерживают критики с точки зрения звуковой маскировки. Они слишком шумят при ходьбе, а задевая за прутья и прочие препятствия, прямо-таки гремят. Поэтому лучше пользоваться лыжами, подклеенными камусами — шкурами с ног оленей, лосей, косуль. Очень хороши по своей прочности и ходкости также конские камусы, но они значительно тяжелее. Кроме того, что на таких лыжах можно идти на любые горы (назад они не скользят), они сильно уменьшают шум шагов лыжника. При охотах на лосей, обладающих очень тонким слухом, эвенков не всегда удовлетворяют даже камусные лыжи. Некоторые из этих зверобоев надевают на них особые чехлы, сшитые из шкур росомах или собак лаек. Лыжи в таких чехлах хорошо скользят по снегу и делают ход охотника почти совсем бесшумным.
Нередко бывает, что во время скрадывания покров совершенно не позволяет соблюдать тишину. Например, «сухой» зернистый снег при каждом шаге глухо шумит. В таких случаях можно посоветовать использовать посторонние шумы — ветра (лучшая погода при охоте на косуль скрадом), воды, поездов, автомобилей, самолетов, тракторов, молотилок. Но при этом никогда не следует считать себя гарантированным от слуха животных.
Полезно соблюдать тишину и на таборе. Это особенно важно при многодневных охотах в обширных глухих лесах, где звери и птицы не привыкли к посторонним шумам; поэтому они особенно внимательно прислушиваются ко всякому постороннему звуку.
Работы по устройству табора, заготовку дров и так далее, следует проводить сразу, чтобы в последующее время не было надобности ими заниматься. Если же этого нельзя избежать, то лучше работать в ветреную погоду, когда в лесу стоит шум. Находясь на таборе, все надо делать тихо, разговаривать негромким голосом и, конечно, без серьезной надобности не стрелять. Важнее всего не подавать громкого голоса. Вообще на охоте лучше соблюдать тишину во всех случаях — при переходах, остановках для отдыха и ночлега, при подходе и так далее. Разговоры с товарищами вести тихим голосом, подавать друг другу сигналы, если близко, тихим свистом или шипением.
Маскировка запаха
Маскировка запаха имеет значение только при охоте на зверей. Единственное средство маскировки запаха заключается в том, чтобы находиться у зверей под ветром.Однако надо учитывать, что даже у поверхности земли воздух движется не всегда прямолинейно. В зависимости от погоды, рельефа и других причин иногда возникают местные течения воздуха и различные завихрения; поэтому часто бывает, что в отдельных местах движения воздуха не совпадают с общим направлением ветра. Это может подвести охотника; случается, что зверь причуивает его неожиданно. Такие случаи бывают только в пересеченной местности; при движении по ней надо все время следить за направлением ветра. Но все же подходить к зверю надо, как правило, против ветра. Точно так же на облавах линию стрелков надо располагать так, чтобы они стояли лицом к ветру. При слабом ветре определить его направление легче всего по дыму папиросы (но не по отдаленному дыму из труб). Есть еще такой способ: вырвать из одежды пучок коротких волос и подбросить их вверх так, чтобы они рассыпались в воздухе. Направление их полета покажет, в какую сторону дует ветер. Вместо волос можно подбросить пыль или какой-нибудь легкий мусор.
Не мешает помнить, что в горах летом в хорошую погоду ветер дует по утрам вверх по течению рек, по вечерам же наоборот — вниз.
Уничтожить запах человека невозможно. Звери с хорошо развитым обонянием (например все виды оленей, козлов, медведи, кабаны, морские звери и другие) легко обнаружат охотника чутьем на значительном расстоянии, если ветер этому благоприятствует. Здесь не помогут никакие ухищрения.
Устраивая те или иные засады для подкарауливания зверей, совершенно необходимо принимать во внимание направление ветра. Засады делаются так, чтобы ветер дул от зверя на охотника. Кстати сказать, сидя в засаде, можно и покурить, лишь бы не обнаружить своего присутствия дымом и огнем папиросы.
Для обмана зрения охотники иногда пользуются таким приемом. Едут к месту засады вдвоем на одной или двух лошадях. Один остается в засаде (не ступая на землю, если это лабаз), второй уезжает. Обычно так поступают при охоте на таких чутких и осторожных зверей как медведь, волк, лисица.
СКРАДЫВАНИЕ. МАСКИРОВКА СТРЕЛЬБЫ
Основные моменты искусства скрадывания нами уже разобраны и теперь остается подытожить то, что сказано выше.
Важнейшее значение имеет обстановка, в зависимости от которой и надо действовать. Фоны и пересеченность местности, погода, освещение, качество и состояние покрова, вид и поведение дичи — все должно быть учтено.
Скрадывая зверей или птиц, охотник должен одновременно применить все виды маскировки — зрительной, звуковой, запаха; все это вытекает из описанного. Быть всегда невидимым и неслышимым — вот к чему следует стремиться. Поэтому охотник должен вообще скрывать свое присутствие в данной местности. Звери и птицы не должны подозревать близости человека.
Если охотник скрадывает дичь, укрываясь от нее не проницаемыми для глаза заслонами, например складками местности, он должен двигаться без шума, но быстро. Иначе животные в это время могут переместиться незаметно для скрадывающего,
При скрадывании иногда приходится одновременно укрываться и от некоторых птиц (кедровки, сороки, сойки, некоторых мелких птиц), потому что они часто поднимают крик и выдают охотников.
Если из-за отсутствия укрытий приходится подходить к животным на виду, то нельзя двигаться прямо на них. Лучше идти круговым движением, постепенно сокращая расстояние.
Остановимся еще на вопросе о стрельбе, обычно резко нарушающей маскировку.
Судьбу зверей или птиц охотник решает чаще всего первым выстрелом; дичь бывает или поражена, или же она скрывается. Зверей и птиц пугают звуки выстрелов, пороховой дым и близкие удары дроби и пуль по ветвям деревьев, земле, траве, снегу и воде. Пожалуй, не меньше беспокойства причиняют им быстрые движения охотника, обыкновенно следующие сразу за стрельбой. Поэтому, если нет особой надобности, лучше неподвижно застыть после выстрела, внимательно наблюдая за его результатом.
Нередко бывают случаи, что звери или птицы, не задетые первым выстрелом, остаются на виду и могут быть убиты последующими выстрелами; например, это часто случается при стрельбе по нашим оленям — лосям, изюбрям, косулям, а также тетеревам и глухарям, сидящим на деревьях.
С точки зрения маскировки лучше пользоваться бездымным порохом. Тогда дым не пугает дичь, к тому же и звук выстрела слабее, чем при дымном порохе. Кстати сказать, небольшой дымок нитропороха бывает лучше виден в сыром воздухе, особенно после дождя. Звук выстрела в большой степени зависит от калибра оружия, силы патрона, а также от температуры и влажности воздуха; в сухую погоду, а тем более в мороз он сильно ослабевает.
При стрельбе из винтовок и карабинов звук выстрела получается короче и резче, словом, гораздо менее шумным.
Следовательно, если условия охоты позволяют, лучше пользоваться нарезным оружием, но только не винтовками под стрелковый патрон калибра 22-го (5, 4 мм) бокового огня. С ними можно охотиться лишь на белок и менее крупных зверьков, а также на птиц не крупнее голубя. Иначе неизбежен огромный процент бесполезно теряющихся подранков,
Стреляя птиц, держащихся табунками, выгоднее направлять свои выстрелы в первую очередь в тех, которые сидят одиночками, поодаль от остальных. Если же таких нет, бить сначала нижних. Тогда остальные птицы пугаются меньше.
Никогда не следует стрелять на дистанциях, не доступных для боя ружья или искусства стрелка (из винтовки), «на авось». Это значит — просто пугать дичь. Лучше пропускать ее без выстрела. К таким напрасно не напуганным животным нередко удается вскоре же подкрасться на верный выстрел.
И вообще на охоте незачем делать лишние, ненужные выстрелы, которые лишь напоминают зверю о присутствии человека.
Если зверь набегает на охотника, поднимать ружье и прикладываться лучше, подпустив его поближе и в тот момент, когда он проходит за каким-нибудь укрытием; стрелять же — как только он снова покажется.
Заметок о кровавой мести среди оленей эвенков Маньчжурии (Северо-Восточный Китай) в JSTOR
АбстрактныйИз примерно двухсот оленеводов-эвенков, все еще оставшихся сегодня в Китайской Народной Республике, около тридцати человек настаивают на продолжении своего традиционного образа жизни в качестве кочевых охотников и оленеводов на своей родине, в районе северных гор Большого Хингана. Быстрый упадок их исконной тунгусской лесной культуры начался в 2003 году, когда небольшая этническая группа и ее олени были вынуждены под административным давлением переселиться примерно в двухстах пятидесяти километрах южнее, на окраине города Генхэ.Своим переселением маньчжурские оленеводы-эвенки подошли к концу долгого пути, который начался, когда их предки, выходцы из Сибири, перешли Амур примерно в 1825 году. Несмотря на многие политические изменения, произошедшие в Маньчжурии, они смогли жить так же свободно. кочевники до 1950-х годов в почти нетронутой пустыне Большой Амурской излучины. Там они практически без изменений сохранили свое мировоззрение, шаманизм, а также свои древние социальные нормы. Ритуальные правила кровной мести, описанные в этой статье, также представляют собой оригинальный пережиток традиционных юридических норм, относящихся к их клановой системе.Описанные события, произошедшие более пятидесяти лет назад, впервые документально подтверждают эти ритуалы. Среди современных оленеводов-эвенков они до сих пор представляют собой достойный сожаления период в их исторической жизни.
Информация об издателеNanzan University — частный университет, расположенный в Нагое, городе в центральной Япония. Основанный в 1949 году как часть Nanzan School Corporation, университет продвигает высшее образование, особенно в области гуманитарных и социальных наук, следуя его девиз «Hominis Dignitati», «Во имя достоинства человечества».»С момента основания университет уделяет особое внимание изучению культур и обществ. С этой целью создан Антропологический институт. Институт способствует изучению культуры с особым интересом к религиозным традициям. Основным направлением его исследовательской деятельности изначально была Папуа-Новая Гвинея и позже Индия, но теперь переместилась в материковую Юго-Восточную Азию, Китай и Японию. Институт совместно с Nanzan University развивает научный обмен. с академическими учреждениями и учеными в Азии, предлагая возможности для исследований и учиться для ученых и студентов, а также участвуя в тематических исследованиях проекты.
Что говорят о Гу Тао и эвенках
Видя, как корни эвенков уносит современная цивилизация, старшее поколение может только глазами смотреть на все это с грустью и беспомощностью. Кому передать давнюю эвенкийскую культуру?
Ли Цзя Инь
Помимо съемок, Гу Тао унаследовал дневниковую практику своего отца. В его дневнике хранилось много вещей, которые не записывались на видео, и он был издан в виде книги «Страна печальных оленей».Вот что люди думают о нем и эвенках после просмотра документальных фильмов об эвенкийской трилогии * или чтения дневника стрельбы.
* К документальным фильмам эвенкийской трилогии относятся Аолугуя, Аолугуя , Югуо и его мать и Последний лось Аолугуя .
Что свет цивилизации приносит эвенкам
Что приносит людям распространение современной цивилизации? Ответ на этот вопрос для разных людей, возможно, не одинаковый.
Для людей вроде нас, живущих в городе, это, несомненно, свет в темной ночи. Свет проходит сквозь тьму и приносит бесконечную яркость в нашу жизнь. Но для эвенков оленеводов, которые живут на севере первоначального леса Аолугуя и зарабатывают на жизнь природой, разве ситуация другая?
Преимущества
Нельзя отрицать мощь современной цивилизации. Когда к эвенкам вымощены удобные дороги, они могут избавиться от боли пробиваться в грязи и колючках.Они ощущают удобный свет ночью, когда вечером над « Chum » светит теплый свет лампы. Когда в домах эвенков устанавливаются волшебные коробочки телевизоров, они могут заглядывать во внешний мир, существующий в то же время. В этом случае распространение современной цивилизации действительно вносит существенные изменения в жизнь эвенков. Таким образом, мы можем прийти к выводу: распространение современной цивилизации способствует прогрессу человеческого общества и придает яркость человеку.
Это правда?
Прочтите одобрение Обзор проблем и и подпишитесь сейчас , чтобы смотреть Aoluguya, Aoluguya онлайн со скидкой 20%! И будьте в курсе новостей и последних предложений, связанных с Азией.
Недостатки
Ни к чему не привык
Чтобы эвенки жили лучше, правительство приняло меры, чтобы те, кто живет в горах, переселились в новые дома в горах.Правительство надеется постепенно интегрировать эвенков в современную жизнь и пролить свет цивилизации на эту исконную этническую группу. Однако старшее поколение эвенков никак не может привыкнуть к переменам.
Они не могут мириться с маленькими, закрытыми и темными новостройками, и от жизни в таком «доме» у них болят суставы. Уход из леса делает бездомных и их оленей. По их мнению, заключение в тюрьму — это нонсенс. Эвенки и их олени — уже дети леса, и они не могут жить в объятиях леса.Если они вынуждены следовать политике социального обеспечения со стороны правительства, вместо этого они впадают в бесконечную боль.
Исчезновение традиционной культуры
Напротив, современные вещи очень привлекательны для молодого поколения эвенков. Многие эвенкийские дети жаждут игровых автоматов, которые есть только у подножия горы. Они предпочитают играть там в игры, а не в тяжелые дни поиска оленей, рубки дров и разведения костра в горах. Видя, как корни эвенков уносит современная цивилизация, старшее поколение может только глазами смотреть на все это грустно и беспомощно.Кому передать давнюю эвенкийскую культуру?
Читать отзывы и отзывы о проблемах и подпишитесь сейчас , чтобы смотреть сериал Юго и его мать онлайн со скидкой 20%! И будьте в курсе новостей и последних предложений, связанных с Азией.
Влияние запрета на охоту
Помимо «благосостояния» правительства, запрет на охоту в 2003 году нанес эвенкам смертельный удар.
Мария-Суо, последний вождь Аолугуи, грустно сказала: «Каждый раз, когда я думаю о том, что у эвенков нет ружья и негде поставить оленей, мне хочется плакать, даже во сне я плачу». Как охотничье племя, ружье — их жизнь. Это также теплое и комфортное существование, текущее в их крови. С древних времен и до наших дней, от России до г. Большой Хинган и г. Китая, пока есть след эвенков, должно быть ружье. Эвенки сражаются с жестоким черным медведем, чтобы защитить оленей и свои жилища.Они также ходили на охоту с ружьями, но не без ограничений. Вместо этого они следуют естественным правилам, чтобы жить самодостаточной жизнью в мире и гармонии с природой.
Но в 2003 году, с того момента, как милиция привлекла молодых охотников-эвенков в суд, все изменилось. Им больше не разрешалось владеть оружием, а их самые необходимые инструменты для заработка были конфискованы. Не сумевшие дать отпор эвенки казались бездушной марионеткой. Они потеряли то, что передали их предки.Может, никто не узнает, что они потеряли дробовик или что-то еще.
Дело в том, что у многих эвенков было нечего делать и они начали пить. Когда охотники увидели, что их мир понемногу разрушается, и они ничего не могли с этим поделать, алкоголь стал самой сильной вещью. Алкоголь может помочь им убежать от вещей, с которыми они не хотят сталкиваться, и парализует их болезненное сердце.
Заключение
Можно ли еще сказать, что распространение современной цивилизации внесло яркость в эвенков?
Прочтите обзор проблем и подпишитесь сейчас , чтобы смотреть сериал Последний лось Аолугуи онлайн со скидкой 20%! И будьте в курсе новостей и последних предложений, связанных с Азией.
Думаю, ни у кого из нас нет ответа. Свет цивилизации неизбежно распространится на все уголки Китая. Мы сочувствуем опыту эвенков, но не можем возражать против правильности инструкций по контролю над оружием. Когда «продвинутая» современная цивилизация сталкивается с «отсталой» охотничьей цивилизацией, что мы должны делать, чтобы достичь баланса выгод? Ошибочно принимать решение за кого-то другого. Счастье не обязательно хорошо, даже если собеседник проявил доброту.Люди тоже имеют право на облегчение.
Однако ни один остров не может искать улучшения только в себе, даже изолированные эвенки. Даже если они сделают все возможное, чтобы построить защитную стену, свет современной цивилизации упадет за один день. Куда тогда идти эвенкийской культуре?
Пусть свет Аолугуи никогда не укрывается современной цивилизацией.
Ли Цзя Инь
Необходимость фиксировать культуру и обычаи меньшинств
Китай — многонациональная страна.Каждая этническая группа демонстрирует свой образ жизни и культурные особенности. Индивидуальное представление и смешение различных этнических культур образуют великолепную китайскую культуру. Но в процессе изменения и развития социальной системы, наследования и изменения каждой этнической группы также происходит спад и исчезновение этнической культуры. Поэтому документальный фильм особенно важен для записи культуры меньшинств.
Создание некоторых документальных фильмов на темы меньшинств в рамках государственной системы в некоторой степени вмешивается в систему.Таким образом, документальные фильмы этого типа представлены в основном в форме «счастливо объединенной» темы с определенным политическим пропагандистским эффектом. Независимые документальные фильмы на ту же тему менее подвержены влиянию системы и могут более реально отражать культурные изменения и образ жизни этнических меньшинств.
Таким образом, независимые документальные фильмы жизненно важны для записи, распространения и представления культуры этнических меньшинств.
Успех Гу Тао
Отношение, идеи и стиль режиссера Гу создают определенное положительное вдохновение при создании независимых документальных фильмов об этнических меньшинствах.Глубокие чувства Гу и всестороннее понимание этнических меньшинств — предпосылка его создания. Кроме того, его чувство ответственности за спасение умирающей национальной культуры — залог успеха. С другой стороны, он привлекает внимание к большему количеству людей и призывает сохранить нашу разнообразную этническую культуру. Это делается с помощью таких документальных фильмов с целью «записи», «демонстрации» и «допроса».
Чжан Сяо Фэн, Технологический журнал Внутренней Монголии
Прочтите эту запись в блоге , чтобы узнать больше о Гу Тао и его документальных фильмах об эвенкийской трилогии.
Видя эвенков
Я следую по стопам и линзам Гу Тао, чтобы увидеть движущиеся детали на большом фоне. Я вижу, как эвенки бережно ухаживают за оленями, и чувствую силу веры, своего рода более щедрое понимание жизни и человеческой природы. Это настоящий шок для сердца и резонанс души.
Они выбрали леса и оленей, исчерпали все свои силы для защиты Родины. Именно их сильная охрана позволяет нам увидеть такую группу чистых людей, тяжелую жизнь в заснеженных горах Большого Хингана и последнюю культуру оленей в Китае.
Приверженность вере придает большую силу эвенкийским оленеводам. Гу Тао тратит десять лет и старается преодолеть все трудности, чтобы, наконец, честно записать все это. Однако в начале своей карьеры он часто сталкивался с проблемами и долгое время чувствовал себя потерянным, пока не нашел направление своей мечты. Идя по пути, он шаг за шагом приближался к самому ожидаемому. В конце концов, он оправдал свою собственную жизненную ценность и стал уважаемым практиком в области этнического культурного наследия и защиты.
Ли Дань, Китайский этнический музей
Следуйте за нами на Facebook , YouTube и Vimeo .
Два Ленина — HAU Books
Краткая антропология времениНиколай Ссорин-Чайков
Очень новаторский и теоретически проницательный, Два Ленина — это первое антропологическое исследование длиной в книгу о том, как социальная реальность может быть организована вокруг различных, но совпадающих представлений о времени.Николай Ссорин-Чайков основывает свои теоретические изыскания на увлекательном этнографическом и историческом материале на двух Лениных: первый — это знаменитый советский лидер начала двадцатого века, а второй — сибирский эвенкийский охотник по прозвищу «Ленин», который испытал крах СССР в 1990-е гг. С помощью своих взаимосвязанных историй Ссорин-Чайков открывает новые измерения этнографической реальности, умножая наши представления о времени.
Ссорин-Чайков исследует Владимира Ленина в разгар его правления в Советской России 1920-х годов, уделяя особое внимание его отношениям с американским бизнесменом Армандом Хаммером.Он противопоставляет эту сцену второму Ленину — охотнику на дальнем конце страны, в Сибири, в самом конце века, 1990-х годах, которому поручено импровизировать постсоциализм в условиях экономической и политической неопределенности постсоветского переходного периода. . Переезжая из Москвы в Сибирь в Нью-Йорк и путешествуя с 1920-х по 1960-е по 1990-е годы, Ссорин-Чайков выводит читателей за рамки простой глобальной истории или кросс-темпорального сравнения, вместо этого используя эти две цифры для проведения этнографического исследования самого категория времени, которую мы используем для преодоления различных исторических контекстов.
«Который час? Много. Из этой яркой книги мы узнаем, что время всегда составно, это отношение между вещами, состоящее из конфликтующих одновременностей, телеологий и вечностей. Работая в своевременных и несвоевременных мирах Советской России 1920-х годов и исконной Сибири 1990-х годов, Ссорин-Чайков представляет поразительную краткую информацию о том, как обмены между рынком, подарками и государственным временем сделали саму современность ».
— Стефан Хельмрайх, автор книги «Зондирование границ жизни: очерки антропологии биологии и за ее пределами»
«Два Ленина» — этнографически богатая работа по сравнительному обмену и темпоральности внутри и за скрытыми границами между царством бюрократии (представленным Лениным, советским лидером) и жизнью людей в отдаленных регионах (сибирский охотник по имени Ленин) .Это образцовая работа по развитию сравнительной антропологии формальных секторов в их исторической и местной деятельности ».
— Джейн Гайер, автор книги Наследие, логика, логистика: Очерки антропологии платформенной экономики
«Ссорин-Чайков блестяще обновляет старый набор антропологических тем, множественность социальных времен и моральную экономию обмена. Переходя от хронотопов высокой советской современности к повседневной жизни эвенкийских охотников (и их этнографов) после нее, он дает детальный взгляд на политику времени, природу современности и глубокую взаимосвязь между даром, кредитом и воровство при создании и разрушении социалистических миров.”
— Стефан Пальмиэ, автор книги Кулинария истории: как не изучать афро-кубинскую религию
«Это очень оригинальная книга. Он представляет собой увлекательный сюжет, состоящий из трех разных событий, мест и времен: первое происходит в Сибири, к середине 1990-х годов, и в нем участвуют директор колхоза и эвенкий по прозвищу Ленин. Вторая — это история встречи настоящего Ленина с американским бизнесменом в начале 1920-х годов. Последнее — собственные полевые исследования автора.Эти три события искусно сплетены вместе и обсуждаются в рамках сильной теоретической аргументации. Большое достижение ».
— Карлос Фаусто, автор книги Война и шаманизм в Амазонии
Опубликован в 2017 г.
168 страниц
Цена: 25 долларов
Купить эту книгу
Скачать PDF
Содержание
Благодарности
Список рисунков
Глава 1: «Вы будете как боги»
Глава 2: Ленин и комбикорм
Глава 3: Американец в Москве
Глава 4: Время для полевого дневника
Глава 5: Дар Гоббса
Глава 6: Современность как время
Список литературы
Культ Медведя у коренных народов Сибири
Эвенки, проживающие в Забайкалье и Приамурье, называют себя «орочонами» и имеют самый серьезный и многослойный культ медведя.Считается, что каждому орочонскому охотнику разрешено убить строго определенное количество медведей, которое не может быть превышено. Если бы это произошло, охотник лишился бы жизни. Отсюда священный мистический трепет эвенков перед Хозяином тайги. В этом отношении показательна история эвенкийского охотника Александра Ердынеевича Степанова; это было записано во время одной из этнографических экспедиций:
«Если поймаешь медведя, надо извиниться. Вы должны сказать, что вам жаль, но вам просто нужно немного жира или что-то еще.Действительно, жир лечит. Раньше эвенки охотились на медведя ради сала, мяса не ели, ели только жир и желчь. Конечно, прежде чем убить животное, они помолились и окропил водкой или молоком. Они спросили разрешения бурхана (духа), сказав: «Нандикан, позволь нам взять медведя, не самого Мастера, а обычного медведя». После того, как они убили медведя, они одели его тело; они должны были сказать, что они не одевали на самом деле тело, а только муравьи щекотали медведя.Когда они закончили, взяли все необходимое и закопали мясо, им нужно было положить ветку в пасть мертвого животного, связать ее, а затем положить голову на дерево, чтобы дух животного не преследовал их ».
Обряд орочонов, связанный с головой убитого медведя, полон глубокой языческой символики: эвенки верят, что душа убитого медведя не умирает, а какое-то время остается в лесу, после чего переходит в другое. медведь, и при этом хрупкое естественное равновесие не нарушается.
Эвенки считают, что душа убитого медведя не умирает, а какое-то время остается в лесу, после чего переходит к другому медведю, и таким образом хрупкое естественное равновесие не нарушается.
Интересно и отношение бурят к медведю. В бурятском языке есть два способа обозначения медведя: бабагай и гуроохен. Первое слово представляет собой сочетание слов — баабай (отец, предок, праотец) и абгай (старшая сестра, жена старшего брата, старший брат).Известно, что буряты, когда говорили о медведе или просто упоминали животное в разговоре, часто называли его фамилиями: могучий дядя, одетый в шубу; дед в шубе; мать или отец … Кстати, слово бабагай — это общее определение всех живых и умерших старших родственников. Поэтому очень символично, что медведь называется точно так же.
Подобные почтительные имена и восприятие медведя как близкого родственника характерны не только для бурят.Например, хакасы называли медведя аба, ада, ага, апчах, абай, что также означало отец, мать, старший брат, аб дядя и другие термины, обозначающие близкие отношения.
Второе название медведя на бурятском языке — гуроохен. Это уже более «зоологическое» слово. В зависимости от вида медведя называли khara guroohen (бурый или черный медведь) или sagaan guroohen (белый медведь). Вероятно, название этого медведя произошло от общего термина «гуурол», означающего «дикие животные».
Долгое время люди пытались объяснить происхождение медведя историями с основной идеей чудесного или волшебного превращения. Например, в бурятском фольклоре есть два наиболее распространенных варианта: смена облика, происходящая по воле человека, и спонтанная или насильственная смена облика, не зависящая от воли человека.
Одна из самых известных сказок рассказывает об охотнике на медведей-оборотней, который из зависти и враждебности окружающих был вынужден всегда оставаться в животном обличье.Этот мужчина-медведь похищает женщину, и эта пара становится прародительницей всех медведей. Также распространены мифы о том, что происхождение медведя было тесно связано с волей бога (бурхана), который наказывал людей за серьезные или мелкие проступки, превращая их в животных. Интересно, что примером такого проступка является желание человека посмеяться над другими. Еще одними более популярными «поводами» для наказания были жадность и жестокость. При этом вернуться в человеческий облик можно было обычным для сказок способом: через любовь и принятие.Медведь-оборотень из народной сказки «Баабгай-хун» («Человек-медведь») обрел свой человеческий облик после встречи с женой. Однако, возвращаясь в тайгу, он всегда превращался в медведя.
Бурятские шаманы считали самого медведя шаманом, а также сильнейшим шаманом из всех. В бурятском языке есть выражение: «Хара гуроохен буду элюутей», что переводится как «Медведь выше полета шамана».
Бурятские шаманы часто использовали в своих практиках еловую кору; кору приходилось снимать с дерева, поцарапанного медведем.Такие деревья обычно называли «баабгаин онголхон модон» — «дерево, освященное медведем».
Бурятский народный календарь содержит прямые ассоциации и сходства, связанные с образом медведя. Например, один из зимних месяцев в календаре хориских бурят называется «бурган» и «эхе бурган», что на аларском диалекте дословно означает «большой медведь-самец».
Еще одним свидетельством сакральности образа медведя в традиционной культуре бурят является клятва с использованием медвежьей шкуры.Такая клятва обычно дается вместе с поеданием или кусанием куска шкуры медведя и считается самой обязательной и имеет самые ужасные последствия.
Кроме того, медведь издревле является одним из самых популярных персонажей народных игр бурят. Описание медвежьих игр встречается в записках путешественников, побывавших в Бурятских улусах. Об этом народном досуге, например, писала А. Потанина: «Здесь стараются как можно точнее имитировать все движения этого могущественного животного.Человек, изображающий медведя, показывает сильные челюсти и зубы животного. Этот человек пытается взять зубами разные вещи и унести их в одно место, поэтому медведь помещает в это место всех присутствующих на игре людей. Чтобы игра продолжалась, все, кого схватили за зубы, не должны больше подавать признаков жизни и подчиняться, независимо от того, куда воображаемый медведь хочет поставить человека ».
Поведенческая экология совместного использования пищевых продуктов
Цели исследования
Совместное использование пищи людьми и его связь с эволюцией гоминидов — тема, представляющая значительный интерес в антропологии.Совместное использование пищи важно для современных обществ фуражиров (например, Freeman et al. 1998) и является основным аспектом теории эволюции человека (Darwin 1871, Mauss 1967, Lee and Devore 1968, Alexander 1979, Tooby and Devore 1987, Lovejoy 1988 , Wrangham et al. 1999). Признавая важность совместного использования пищи для человеческого общества, был предложен ряд конкурирующих и дополняющих друг друга гипотез для описания механизмов, которые способствуют совместному поведению людей-собирателей (см. Обзор Winterhalder 1997, n.д.). Недавние эмпирические исследования позволили получить количественные данные с целью различения этих многочисленных конкурирующих гипотез о причинах совместного использования пищи современными фуражирами (например, Kaplan and Hill 1985a, 1985b; Betzig and Turke 1986; Hawkes 1993; Bliege Bird and Bird 1997, стр. Хоукс и др., 1997). Несмотря на эти достижения, нюансы и количество переменных в человеческом социальном взаимодействии затрудняют исключение любой из гипотез.
В рамках этого проекта будет задокументирована поведенческая экология совместного использования охотников-собирателей среди сибирских фуражиров, проверены гипотезы совместного использования пищи и описана относительная важность различных механизмов распределения пищи для различных классов социальных отношений и экологических условий.Основное внимание будет уделено трем моделям поведения, описанным ниже: альтруистическая передача ресурсов, буферизация рисков и передача ценности. Мои более ранние исследования среди коренных общин на севере Сибири описали возрожденную зависимость от этих нерыночных механизмов распределения с российскими экономическими реформами 1990-х годов (Ziker 1998a, Ziker 1998b). Это беспрецедентное возвращение коренных сибиряков к совместному использованию и добыче пищи для пропитания дает уникальную возможность изучить нерыночный обмен добытой и собранной едой.Это исследование расширит имеющиеся эмпирические исследования по теме нерыночного внутригруппового обмена между людьми-собирателями, используя опыт отдельных охотников и их семей в общине Усть-Авам Таймырского автономного округа (карта 1, приложение).
Конкретные цели этого исследования заключаются в следующем: 1) Изолировать случаи нерыночного обмена местной мясной пищей в сообществе охотников и собирателей. 2) Документируйте экологические, экономические и социальные характеристики обмена.3) Получите самоотчеты о мотивах обмена. 4) Протестируйте модели обмена с предсказаниями моделей поведенческой экологии человека. 5) Опишите относительную величину обмена ресурсами через три стратегии в сообществе собирателей.
Значение
Заметные дебаты среди антропологов касаются происхождения экономики совместного использования людей (Blurton Jones 1984, 1987; Kaplan and Hill 1985b; Betzig and Turke 1986; Smith 1988; Halstead and O’Shea 1989; Hawkes 1993; Peterson 1993; Bliege Bird and Bird 1997; Hawkes et al.1997). Как предполагали другие (Jochim 1976, Kaplan and Hill 1985b), вполне вероятно, что различия в моделях совместного использования людьми связаны с социоэкологическими контекстами, благоприятствующими комбинации стратегий. С вероятностью сочетания стратегий этот проект, во-первых, будет генерировать данные, которые проверят гипотезы о функции совместного использования пищи людьми. Поскольку будут рассмотрены три модели, также будет исследована степень, в которой эти стратегии дополняют друг друга.
Первая Тунгусская экспедиция — Тунгуска
Последнее обновление среда, 16 дек.2020 г. | ТунгускаВ начале февраля 1927 года Кулик покинул Ленинград (в 1924 году Санкт-Петербург снова был переименован) с одним помощником по имени Г.П. Гюлих. Путешествие по Транссибу
Express, 12 февраля он достиг удаленной сибирской станции Тайшет, примерно в 900 км к югу от места взрыва на Тунгуске. Купив продукты, припасы и другое снаряжение, Кулик и его помощник выехали из Тайшета на запряженных лошадьми санях. Несмотря на частые метели и суровые температуры, им потребовалось пять дней, чтобы добраться до небольшой деревни Кежма, примерно в 215 км к югу от места взрыва, где они пополнили запасы продовольствия и припасов и уехали с тремя телегами 22 марта.
Никто лучше не описал негостеприимную Сибирь, чем русский писатель Антон Чехов. Ему было 30 лет, когда в 1890 году он совершил невероятное путешествие, в основном на конном экипаже и речном судне, через Сибирь на остров Сахалин, исправительную колонию в царской России. «Почему в вашей Сибири так холодно?» Этим вопросом водителя автобуса начинается дневник его экспедиции Чехова «Путешествие на Сахалин». «Потому что так хочет Бог», — отвечает водитель. Он путешествовал по относительно более густонаселенным районам Сибири, но Чехов жаловался: «У сибирских магистралей есть свои цинга маленькие станции… Они появляются каждые 20 или 25 миль. Вы едете ночью, все дальше и дальше, пока не почувствуете головокружение и болезнь, но продолжаете ехать, и если вы осмеливаетесь спросить водителя, сколько миль осталось до следующей станции, он неизменно говорит: «Не менее двенадцати. «. ‘
У Кулика не было ни роскоши тренера, ни возможности кому-то пожаловаться. Он и его помощник теперь путешествовали по самой суровой тайге, изрезанной ручьями, оврагами, болотами и крутыми склонами холмов. Им пришлось делать много объездов, чтобы перебраться через реки, потому что переходить через непрочные подвесные мосты было слишком опасно.
Теперь они находились в «обширном и зловещем» первобытном лесу, в котором «часто гибнут слабые и неосмотрительные», как описывает русский писатель Юрий Семенов в своей книге «Покорение Сибири» (1944). Тем не менее, через три дня они прибыли в Ванавару, самый северный форпост цивилизации, крохотную торговую станцию с несколькими домами и магазинами, расположенную на высоком правом берегу реки Каменная Тунгуска.
Кулик вез письмо Суслова местному советскому политработнику с просьбой связать Кулика с эвенками Ильей Потаповичем.К ужасу Кулика, Илья Потапович наотрез отказался проводить его в «дом бога грома», запретную и священную землю. Для эвенков огненное тело явилось визитом Огды, их бога грома, который проклял местность, разбив деревья и убив животных. Никто не осмеливался подойти к месту, опасаясь быть проклятым Огди. Упорная решимость Кулика в конце концов победила сопротивление Ильи Потаповича, когда он предложил ему два мешка муки, несколько рулонов ткани и строительные материалы для крыши и пола своего дома.
Кулик очень хотел продолжить путешествие, и на следующий день после прибытия в Ванавару он отправился в путь со своим помощником и новым проводником. Их лошади устали после долгого пути и, перегруженные, не могли пробиться через заснеженный лес. Они были вынуждены вернуться в Ванавару и ждать лучшей погоды.
8 апреля отряд Кулика снова отправился в путь. На этот раз они были лучше подготовлены, и в их вьючных лошадях было достаточно еды, чтобы продержаться около месяца.Они прошли по реке Каменная Тунгуска около 30 километров вниз по течению, пока не достигли реки Чамба. Затем они проследовали по этой реке около 10 километров и к ночи достигли хижины эвенкийского охчена, который согласился присоединиться к ним в качестве второго проводника.
На следующее утро они перегрузили все свои припасы на стаю Охчена из десяти оленей и двинулись по оленьей тропе вдоль реки Чамба. Через два дня трек подошел к концу. Пять дней тяжелого путешествия взяли свое.Измученный и больной цингой и различными инфекциями из-за месяцев плохого питания, Кулик все еще был полон решимости идти дальше. Они рубили топорами путь по девственной тайге. 13 апреля экспедиция пересекла реку Макрита, где обнаружила начало массы поваленных деревьев, вырванных с корнем как бы взрывом. Вдалеке виднелась гора с двумя вершинами, которую эвенки называли Шакрама. 15 апреля Кулик поднялся на гору и увидел перед собой до горизонта простирающееся до горизонта место взрыва.«Именно здесь упали гром и молния, — указал Илья Потапович, — и сожгли зернохранилище моего родственника Онкула». (Остатки зернохранилища действительно были обнаружены третьей экспедицией Кулика.)
Кулик увидел овальное плато шириной 70 километров, где лес был выровнен, все деревья срублены и оборваны в направлении взрыва. «Результаты даже беглого осмотра превзошли все сказки очевидцев и мои самые смелые ожидания», — писал Кулик в дневнике.«Возникает жуткое чувство, когда видишь, как гигантские деревья толщиной от 50 до 75 сантиметров ломаются, словно ветки, а их вершины отбрасываются на много метров к югу».
- Рис. 5: Обугленные и упавшие деревья возле места взрыва, вид Кулика. (Фото Н.А. Струкова, Москва, 1928 г.)
Кулик хотел исследовать центр района взрыва, который, как он предполагал, лежал за далекими заснеженными хребтами на севере, где лес был полностью уничтожен, но его эвенки гиды были крайне суеверны и отказывались идти по тайге, сожженной их богом Огды.У него не было выбора, кроме как вернуться в Ванавару.
Кулик был измучен, но был полон решимости найти точку падения. Вернувшись в Ванавара 22 апреля, он нанял русских крестьян из села Кежма и спланировал новый маршрут к месту взрыва. Экспедиция покинула Ванавару 30 апреля. Через три дня пути на санях они снова достигли реки Чамба. На этот раз Кулик решил построить плоты и спуститься сначала по Чамбе, а затем по реке Хушмо, которую залило талым снегом.Через десять дней экспедиция достигла устья реки Чургима, притока Хушмо. 20 мая они наконец подошли к краю опустошенной тайги. Кулик решил там разбить лагерь.
На следующий день, следуя по направлению к упавшим деревьям несколько километров, он достиг болотистой котловины диаметром от 5 до 7 километров, окруженной низкими холмами. В своих легендах эвенки называли местность Южным болотом, но Кулик напоминал гигантский котел, и он назвал его Великим котлом.Здесь разрушения были сильнее, чем то, что он видел с горы Шакрама. Кулик решил перенести туда свой лагерь. В течение следующих нескольких дней он ходил по холмам, взбирался на них и измерял направление упавших деревьев. Кулик был уверен, что нашел эпицентр падения. Позже он писал: «Сомнений быть не могло. Я обошел центр падения. Огненным потоком горячих газов и холодных твердых тел метеорит ударил в котел с его холмами, тундрой и болотом.’
Повсюду, на расстоянии более 30 километров от центра, был лес из «телеграфных столбов», мертвые деревья все еще стояли, но их ветки и ветки разлетелись ветками. «Тайга была практически уничтожена из-за того, что была полностью выровнена», — записал он в своем дневнике. «Деревья лежат рядами на земле, без веток и коры, в направлении, противоположном центру падения. Этот своеобразный «веерный» узор из поваленных деревьев очень хорошо виден с некоторых высот, образующих периферийное кольцо деревьев.’
- Рис. 6. Лес «телеграфных столбов» глазами Кулика. (Фото И.М.Суслова, Москва, 1928 г.)
Была еще одна примечательная особенность: в центральной зоне взрыва было кольцо вертикальных деревьев, полностью лишенных листвы. Кулик подумал, что тот факт, что они оставались в вертикальном положении, в то время как все деревья за пределами кольца были сплющены, отмечал своего рода узел или область отдыха, где воздушные волны нейтрализовали друг друга.
Было также свидетельство пожара; некоторые деревья были обуглены, но это свидетельство возгорания было необычным: при лесном пожаре деревья обычно сжигали нижнюю часть стволов, но они горели равномерно и непрерывно.Кулик считал, что сильный выброс горячего воздуха, вызванный превращением кинетической энергии в тепловую, когда метеорит врезался в Землю, снес деревья и опалил их.
В некоторых местах Кулик также нашел лес возрастом около двадцати лет. «С нашей точки наблюдения не видно никаких признаков леса, потому что все было разрушено и сожжено, а по краям этой мертвой зоны молодой двадцатилетний лес яростно продвигался вперед, ища солнца и жизни», — сказал он. написал в своем дневнике.
Кулик также заметил круглые гигантские гребни, похожие на волны в воде, которые, как он полагал, образовались, когда твердая земля вздымалась наружу под ударом метеорита. Вся сцена была похожа на гигантскую картину того, что происходит, когда кирпич от стены падает в лужу грязи. Кулик ожидал найти следы гигантского метеорита в центральной части бассейна, но обнаружил, что местность испещрена десятками дыр, «в точности похожих на лунные кратеры». Эти воронкообразные отверстия имели диаметр от 10 до 50 метров и глубину до 4 метров.Края их в основном крутые, дно плоское и болотистое.
«Я не могу сказать, насколько глубоко метеориты вошли в тундру и скалы», — написал он в своем отчете об экспедиции «За Тунгусским метеоритом». «Мне было невозможно обойти всю местность … или копать. Продовольствия у нас оставалось всего на три-четыре дня, дорога была долгой, и теперь мы думали только о том, чтобы вернуться в целости и сохранности. Это был полет в полном смысле этого слова ».
Он прибыл в Ванавару в конце июня после девяти дней пути.Затем последовали еще три недели на плоту по реке Каменная Тунгуска до города Енисей, а затем комфортабельное путешествие на пароходе до Красноярска и поездом до Ленинграда. Кулик уже мечтал о своей следующей экспедиции.
В своем отчете Академии наук он писал:
‘Этот рисунок [неглубоких ям] в точности соответствует теоретическим условиям падения роя крупных осколков метеорита, более крупные образцы которых превышали 130 тонн. По всей видимости, это были обломки железных метеоритов… гигантские кратеры, такие как кратер в Аризоне, усыпаны осколками железного метеорита ». В заключение он отметил: «Поскольку это падение произошло на территории Советского Союза, мы обязаны его изучить».
13 марта 1928 г. Академия «по долгу службы» одобрила вторую экспедицию с целью продолжения изучения Тунгусского метеорита. Академия, похоже, согласилась с призывом Кулика в его отчете: значение Тунгусского падения «будет полностью оценено только в истории, и необходимо записать все оставшиеся следы этого падения для потомков».Однако Академия предоставила ограниченное финансирование, которое позволяло только картографировать зону взрыва и магнитную съемку скважин. Ожидалось, что Кулик также вернет фрагменты метеорита для Минералогического музея.
Первая экспедиция Кулика также привлекла внимание западной прессы. В подробной научной статье, озаглавленной «Великий сибирский метеорит: отчет о наиболее выдающемся астрономическом событии двадцатого века» в журнале Scientific American (июль 1928 г.), Час П. Оливье из Международной астрономической ассоциации написал: «К счастью для человечества, это метеоритное падение произошло в районе, где не было жителей.но если такое может случиться в Сибири, нет известной причины, почему то же самое не могло произойти в Соединенных Штатах ». «Литературный дайджест» от 30 июня 1928 г. также предупреждал: «Если бы случай направил этого огромного посетителя из космоса в город или густонаселенную страну, мир пережил бы беспрецедентную катастрофу; один, мы не должны забывать, что может произойти, если когда-нибудь появится другой такой метеорит ». По прошествии более чем трех четвертей века эти предупреждения о судном дне остаются «актуальными» — просто замените слово «метеорит» на «астероид».
Читать дальше: Вторая Тунгусская экспедиция
Была ли эта статья полезной?
коренных народов между империями: Сахалин глазами Чарльза Генри Хоуза
Реферат: В 1901 году британский путешественник Чарльз Генри Хоуз (1867–1943 гг.) Совершил путешествие по реке Тымь на острове Сахалин, посетив поселки, населенные коренными народами нивхов и уйльта, вдоль реки и ее окрестностей. устье на Охотском море.В то время остров находился под контролем России и прославился как исправительное поселение, но японское влияние также было сильным: через четыре года после визита Хоуза, после поражения России в русско-японской войне, южная половина острова перешла к стать японской колонией Карафуто. Хоуз обладал некоторыми этнографическими знаниями, но прибыл на остров как заинтересованный любитель, больше озабоченный записью своих встреч по пути, чем разработкой какой-либо конкретной этнографической теории. По этой причине он записал увиденное с неизбирательной непосредственностью, которая проливает свет на плавные и динамичные взаимодействия между коренными общинами, русскими колонизаторами, японскими торговыми и рыболовными интересами и другими группами.В то время как опубликованная книга Хауза «На крайнем востоке» использовалась в качестве источника некоторыми учеными региона, записные книжки, которые он вел во время своих путешествий, годами пролежали в Бодлианской библиотеке, по большей части незамеченные исследователями. В этой статье используются записные книжки, опубликованные работы Хоуза и фотографии, которые он сделал или собрал во время своих путешествий, чтобы пролить свет на аспекты жизни коренного населения Сахалина в решающий момент его истории.
Ключевые слова: Сахалин, Карафуто, нивхи, уйльта, айны, эвенки, Чарльз Генри Хоуз, Бронислав Пилсудский, Лев Штернберг, коренные народы, русско-японские отношения.
Поздний сентябрьский день 1901 года. Британский путешественник Чарльз Генри Хоуз сидит на песчаной отмели на берегу залива Чайво на контролируемом Россией острове Сахалин в ожидании прибытия местного шамана. Солнце садится за холмы позади него, и Тихий океан «впадает в пролив рядом». 1 Около двадцати местных жителей собрались у костра, который пылает на пляже. Фотография, которую Хоуз привез с собой из своих путешествий, показывает эту сцену — сам Хоуз слева склонился над своим портативным столиком и деловито делал записи, в то время как остальные вокруг него смеялись, хмурились, болтали друг с другом или гладили своих собак. .Рыба висит сушиться на деревянной подставке на вершине песчаной дюны, и некоторые из них были проткнуты на вертела и готовятся на огне для ужина. Большинство людей на фотографии принадлежат к группе нивхского языка, хотя некоторые также могут быть уилта. Эти две группы населяют отдельные деревни, разбросанные по заливу, торгуют и вступают в брак друг с другом, но говорят на разных языках и живут согласно своим обычаям. (Культура уйльта, например, тесно связана с оленеводством, в то время как общины нивхов больше полагаются на собак для охоты и транспортировки 2 ).
Хоуз не говорит ни на одном из местных языков, а его русский язык довольно примитивен, поэтому его разговор с сельскими жителями происходит посредством устного перевода, предоставленного в данном случае разведчиком нефти, который провел в этом районе несколько лет (и который, вероятно, тоже сделал фото). Как только шаман прибывает, Хоуз пытается задать ему подходящие этнографические вопросы, но разговор продолжает отклоняться в неожиданном направлении. Хос спрашивает шамана, слышал ли он когда-нибудь от своих предков, откуда произошли самые ранние нивхи, но ответ расплывчатый: «Там за холмами — на запад».И прежде чем ответить, шаман должен задать свой вопрос: «Можем ли мы рассказать ему, как русские оказались здесь и живут в городах (а не в лесу)?» Ответ Хавса не записан. Тем временем другой пожилой нивх вмешивается в свой ответ на вопрос иностранца: «Как я могу сказать? [Ни] мой отец, ни мой дед не умели писать, поэтому они не оставили никаких писем, чтобы рассказать, а я не умею читать, так как вы можете ожидать, что я узнаю? » 3 Ответы, которые получает Хоуз, не всегда кажутся совпадающими — спросил он и обнаружил, что задается вопросом, насколько часто переводчик вставляет свое собственное мнение в диалог. 4 Но вечер заканчивается общим смехом и тем, что Хоуз спит в доме нивхского старосты (назначенного Россией) в окружении тюленьих шкурок, корзин из коры, чайных чашек из России, чаш из Японии, рыболовных снастей, нескольких ружей. , и портрет покойного царя Александра III на стене. 5
К. Х. Хоуз (крайний слева) с местными жителями на берегу залива Чайво
(из На крайнем востоке , напротив р.233)
Работы Чарльза Генри Хоуза не являются наиболее информированным или подробным описанием жизни коренных жителей Сахалина в начале двадцатого века. Русский этнограф Лев Штернберг (1861–1927) и его польский друг Бронислав Пилсудский (1866–1918), долгие годы прожившие на острове в политической эмиграции, предоставили гораздо более обширную и точную информацию: Штернберг уделял особое внимание изучению Общины нивхов и пилсудские на сахалинских айнах (энчив) (хотя оба они также проводили исследования других групп коренного населения). 6 Хоуз, напротив, был на Сахалине всего несколько недель и получил значительную часть своей этнографической информации от Штернберга и Пилсудского. Он осмотрел и сфотографировал экспозицию артефактов коренных народов, которые Пилсудский и другие собрали для небольшого музея в Александровске 7 , и вскоре после своего отъезда с Сахалина он встретил Пилсудского во Владивостоке (где тогда жил польский этнограф) и был представлен Эндыну — подростку-нивху, которого Пилсудский увез в город для получения образования, но который, к сожалению, вскоре умер от туберкулеза. 8 Хоуз очень восхищался Пилсудским и продолжал переписываться с ним после его возвращения в Лондон. 9
Сахалинский областной музей, Александровск, начало 20 -го века (оригинал, возможно, Иван Николаевич Краснов 10 ) (Библиотека Конгресса, контрольный номер 2018684056).
Но именно потому, что он не был экспертом — просто путешественник в путешествии на всю жизнь — Хоуз записал увиденное с неизбирательной непосредственностью, которая открывает интригующее окно в жизнь на северном Сахалине в решающий момент его истории.Такие ученые, как Штернберг, Ямамото Юко и Исида Эйитиро 11 , написали анализ жизни коренных жителей региона, которые (под влиянием традиций Малиновского, Боаса и других) были сформулированы в «этнографическом настоящем». То есть они писали в настоящем времени, но «настоящее», которое они изображали в своих работах, не было тем миром, который они действительно наблюдали во время полевых исследований. Напротив, это был реконструированный образ «традиционной» жизни коренных народов, в котором не учитывались неудобные аспекты колониального настоящего, чтобы подчеркнуть культурные особенности, иллюстрирующие «их нормативное представление о том, что собой представляет коренной народ». 12 Этот подход с тех пор широко критиковался антропологами как затушевывающий сложную и динамичную реальность коренных народов. Но попыткам написать историю таких мест, как Сахалин, мешает тот факт, что большая часть доступных материалов начала двадцатого века об этих обществах сформулирована в этнографическом настоящем. Проблема усугубляется популярными публицистическими и туристическими статьями, которые часто не только овеществляют, но и делают сенсацию «примитивными» и «экзотическими» чертами культурной жизни коренных народов. 13
Хоуз наблюдал за обществом в регионе с относительно научной точки зрения, но у него не было конкретной этнографической теории, которую он хотел бы доказать, и поэтому он относительно мало интересовался извлечением « чистой » традиционной культуры из беспорядочных реалий, с которыми он сталкивался во время своих путешествий. . Его дневники и опубликованная книга не отражают «этнографическое настоящее», а скорее дают представление о многослойном и быстро меняющемся мире, в котором коренные народы искали пути к выживанию, которые неоднократно пересекали границы между старыми способами существования и новыми социальными и экономическими силами. введен двумя соперничающими имперскими державами: Россией и Японией.И (как мы увидим) старые способы существования сами по себе были динамичными и включали сложные торговые и культурные связи с соседними обществами. Случайно Хоуз посетил общины нивхов и уйлта, которых Пилсудский не смог достичь во время своей основной ознакомительной поездки по деревням коренных народов в 1903–1905 гг., 14 , и потому что он был в путешествии по исследованиям, а не к изучению культуры одного конкретного группы, Хоуз заметил очень тесную взаимосвязь между различными культурными группами, которая была важной чертой прошлого и настоящего Сахалина.
Непосредственность рассказа Хоуза особенно очевидна в записных книжках, которые он вел во время своих путешествий и которые позже были расшифрованы его дочерью и переданы Бодлианской библиотеке в Оксфорде. В этом эссе я буду использовать эти давно забытые записные книжки вместе с опубликованным отчетом Хоуза о его путешествии, чтобы исследовать аспекты истории коренных народов региона в современную эпоху и рассмотреть более широкий вопрос об ответах коренных народов на имперское соперничество, которое разделили свои традиционные родины.Эти неопубликованные дневники проливают свет на подвижные и динамичные взаимодействия между социальными группами в Северной Азии в то время, выделяя при этом проблемы общения, интерпретации и (неправильного) понимания, которые возникают в результате встреч между коренными общинами, путешественниками, гидами и переводчиками во многих ранних периодах. сочинения о путешествиях двадцатого века. Они также побуждают нас задуматься о процессах, с помощью которых были созданы сочинения о путешествиях в двадцатом веке, и о том, какие отклики вызывают эти сочинения у нас, их читателей в двадцать первом веке.
Коренные народы Сахалина в эпоху империй
В 1901 году Хоуз почти случайно оказался в мире, находящемся на пороге серьезных перемен. Остров Сахалин был слабо связан с самыми дальними окраинами Китайской империи в семнадцатом и восемнадцатом веках, а с первой половины девятнадцатого века стал центром ожесточенного имперского соперничества между Россией и Японией. В период с 1855 по 1875 год остров находился под совместным контролем этих двух формирующихся империй, но в 1875 году Япония отказалась от своих претензий в обмен на контроль над Курильскими островами на востоке.В то время более одной трети населения айнов южного Сахалина уговорили уехать с Хоккайдо, где многие вскоре умерли от эпидемий холеры и оспы. Тем не менее, японское влияние на Сахалине оставалось сильным, и к тому времени, когда Хоуз прибыл на остров, напряженность между имперскими державами обострилась.
Три года спустя эта напряженность должна была разжечь русско-японскую войну, которая привела к поражению России. В качестве военных трофеев остров Сахалин был разделен пополам по 50-й параллели (примерно на полпути по длине), а южная половина была передана под контроль Японии.Между 1921 и 1926 годами, во время послевоенной интервенции в Сибирь, Япония на короткое время распространила свой контроль на весь остров, но, за исключением этого периода междуцарствия, Сахалин оставался разделенным между Японией и Россией до 1945 года, когда Советский Союз Союз восстановил контроль над всем островом — контроль, который Россия сохраняет по сей день.
Восточная Сибирь, Сахалин и Камчатка
(CartoGIS CAP, Австралийский национальный университет)
Эти смены власти оказали глубокое и зачастую разрушительное воздействие на жизнь коренных жителей нивхов, уилта и айнов, которые веками населяли остров.Предки нивхов (которых хаузы, как и другие европейские современники, называли гиляками), как сейчас принято считать, жили на Сахалине и в районе азиатского материка в районе устья реки Амур, по крайней мере, примерно с 1000 г. до н. Э. . 15 Их язык не связан с языком окружающих групп. Считается, что корни айнов восходят к людям, населявшим Японский архипелаг и прилегающие районы (включая южную часть Сахалина) в период Дзёмон (ок.10 000–400 гг. До н. Э.). К семнадцатому и восемнадцатому векам нашей эры также были небольшие общины айнов, проживавшие на Курильских островах на юге полуострова Камчатка и на некоторых участках реки Амур на материковой части Азии.
Оленеводческая уильта (также известная как Ульта и именуемая Хоусом «Орочон») пришла на Сахалин позднее, мигрируя туда из континентальной Азии намного позже, чем айны и нивхи обосновались на острове, но незадолго до этого. начало 18 века н.э. 16 Их язык тесно связан с языком других так называемых «тунгусских» групп, таких как эвенки, нанайцы и ульчи на материковой части Сибири. Действительно, сахалинские нивхи, айны и уйлта постоянно взаимодействовали как друг с другом, так и с другими общинами коренных народов материковой Азии. Как пишет Ричард Згуста, в последние столетия все население Амурской области и Сахалина постоянно находилось « в состоянии изменения, и группы разных родов, говорящих на разных диалектах и языках, отделялись друг от друга и присоединялись друг к другу с относительной легкостью и без особых конфликтов. .’ 17
В конце девятнадцатого и двадцатого веков (как мы видели) эти группы коренных народов стали предметом изучения многих антропологов и археологов, которые стремились раскрыть и определить ключевые особенности своих традиционных культур и проследить их генетическое происхождение, иногда также включая их в их властные иерархии человеческой эволюции и прогресса. 18 Бронислав Пилсудский был необычным этнографом, который не только интересовался традиционными культурными образцами, но также был глубоко озабочен современным благополучием коренных народов и подробно писал о влиянии российского правления на их жизнь. 19 В последнее время исследователи стали все больше интересоваться динамичным местом коренных народов в современной истории региона: их ролью в качестве активных агентов в быстро меняющемся обществе, творчески адаптирующихся в борьбе за выживание в колонизации, войнах, эксплуатации и перемещении. 20
История этих сахалинских общин перекликается с историей коренных народов по всему миру. Разрушение среды обитания, экспроприация земель, подавление культуры и опустошение, вызванное завозными эпидемическими заболеваниями, — это темы, повторяющиеся во всем мире.Однако на Сахалине коренные народы столкнулись с дополнительной проблемой — иметь дело с двумя соперничающими колонизирующими державами, влияние которых увеличивалось и уменьшалось с изменениями в глобальном балансе сил. В то же время сложные отношения между различными группами коренных народов изменились в ответ на изменение моделей колониализма. Яркие образы этих изменений появляются в мире, который Чарльз Генри Хоуз наблюдал во время своего путешествия по Сахалину в 1901 году.
Путешествие Х. Хоуза на Сахалин
С.Х. Хоуз о путешествии по Сибири (или подготовка к нему)
(из На крайнем востоке , стр. 428 напротив)
Генри Хоуз (в семье он был широко известен под вторым именем) прибыл в залив Чайво в результате серии довольно необычных случайных событий. Большинство европейских путешественников в Восточной Азии в начале двадцатого века приехали в этот регион либо по профессиональным причинам — в качестве дипломатов, журналистов, миссионеров и т. Д.- или потому, что они унаследовали богатство, которое позволяло им путешествовать, когда и где они хотели. Хоуз был независимым путешественником, но не богатым человеком. Его отец был коммерческим путешественником из пригорода Лондона, который позже стал слесарем в магазинах, а Генри был одним из одиннадцати детей в семье. Родившийся в 1867 году, Генри учился в школе лондонского Сити, затем нашел работу клерком в оптовом магазине канцелярских товаров 21 , а в 1889 году он женился на Кэролайн Мейтленд Хит, обеспеченной школьной учительнице, которая была на 26 лет старше его. : ему было 22, а ей 48 в то время.Несмотря на разницу в возрасте, данные свидетельствуют о том, что это был роман по любви. Когда Кэролайн смертельно заболела вскоре после их женитьбы, Генри «очень нежно ухаживал за ней через ужасную, продолжительную агонию рака, положившую конец ее жизни». 22 После смерти Кэролайн оставила своему молодому вдовцу почти 5000 фунтов стерлингов, что на сегодняшний день составляет более полумиллиона фунтов стерлингов, и Генри, которому тогда было чуть больше двадцати, решил вложить свое недавно обретенное богатство в две вещи: образование и путешествия. . В 1896 году он поступил в Тринити-колледж Кембриджа в качестве платного студента, и вскоре после его окончания в октябре 1900 года он отправился в четырнадцатимесячное путешествие, которое привело его в Индию, Бирму, Цейлон, Австралию, Новую Зеландию, Китай. Япония, Корея и Сибирь (включая Сахалин).
Фотография Хоуза, закутанного в меха во время его путешествий по Сибири, излучает образ романтического героя исследования рубежа веков, но описание ее отца, предоставленное Мэри Олсбрук, дочерью Хоуза от второго брака, дает совсем другая картина:
Самоуверенный мужчина, всего пять футов шесть дюймов ростом и чуть больше восьми стоун (сто пятнадцать фунтов) в максимальном весе, он, похоже, не был склонен к приключениям. У него были красивые и добрые черты лица, очень голубые глаза и каштановые волосы, которые он подстригал, чтобы не завивать.Одевался он очень тихо, правильно, а в пижаме увлекался только яркими цветами … Трудно представить себе человека с меньшей вероятностью ношения ружья. Но один он нес с собой во время большей части своего визита в российскую исправительную колонию на Сахалине. 23
Хоуз вел дневники и записные книжки во время своих путешествий, а позже расширил их части в более полные рукописи, некоторые из которых он включил в свою книгу На крайний восток , опубликованную в 1903 году. В книге отсутствует какая-либо подробная информация о его посещениях Юга. Азии, Австралии и Новой Зеландии, и лишь вкратце зарисовывает свои путешествия по Японии и Корее.Основное внимание уделяется Маньчжурии, Сибири (включая Амурскую область и бурятские общины Забайкалья) и, в частности, Сахалин, что и было конечной целью его путешествия.
В Кембридже Хоуз познакомился с идеями ученых-антропологов, таких как Х. Р. Риверс и Альфред Корт Хэддон, и у него появился интерес к физической антропологии, который он позже продолжил в своих собственных исследовательских проектах на Крите, но в 1901 г. заинтересованный любитель, а не профессиональный этнограф.Одним из факторов его увлечения Сахалином было явление, которое было описано как «лихорадка айнов» 24 — всплеск этнографического интереса к айнам, происхождение которых считалось загадкой и было предметом широко распространенных и часто фантастических , спекуляции вокруг начала двадцатого века. Хос надеялся посетить общины айнов на Сахалине, которые, по его мнению, менее подвержены влиянию извне, чем общины Хоккайдо. Но он прибыл на лодке в административный центр острова, Александровск — более чем на полпути к западному побережью Сахалина — только для того, чтобы обнаружить, что сухопутное транспортное сообщение с общинами айнов в южной части острова отсутствует, и это будет ему потребуется не менее десяти дней, чтобы добраться до ближайшей деревни айнов 25 ; Поэтому вместо этого он обратил свое внимание на деревни Нивх и Уйлта, до которых можно было добраться, совершив 75-мильную поездку по суше к заставе Дербенск (ныне Тымовское), а затем отправившись на север вдоль реки Тымь (которая Хоуз называет «Тим») на Ныйский залив («залив Ни») на побережье Тихого океана и залив Чайво за ним.Эти две бухты образуют длинную тонкую цепь, идущую вверх по восточному побережью острова, отделенную от открытого океана только узкими песчаными косами, за которыми всегда слышен «глухой рев» моря. 26 Путешествие Хавса по реке на нивхских байдарках началось примерно 10 сентября 1901 года, а обратный путь из Дербенска к морю и обратно занял около трех недель.
Карта проезда Хавса по Сахалину
(из Крайний Восток , напротив р.120)
Большую часть пути его сопровождал русский гид и переводчик по имени Александр Лохвицкий, политический ссыльный, который (как и многие более образованные жители Сахалинской колонии) работал в метеорологической службе колонии 27 , и двумя проводниками-нивхами — двоюродными братьями Ванька и Армунка 28 — которые (после оживленных переговоров о заработной плате) пилотировали байдарки, на которых он путешествовал, и по пути познакомили его с общинами.Армунка происходил из села Ыркыр, примерно на полпути вниз по реке Тымь, а Ванька — из другого соседнего села, которое Хавс называет «Хериво» (возможно, село Чхарво). 29 Ванька относительно свободно говорил по-русски и стал источником большей части информации Хавса о нивхском обществе и других группах, включая уйльта и тунгусов (как Хавс называет различных эвенков, ульчан и нанайцев, которые часто приезжали на Сахалин). с материковой части Азии). Хосу явно нравилось общество Ваньки, и он описывает своего нивхского путеводителя как «временами весьма поэтичный; жизнь всей партии ». 30 Армунка, с другой стороны, был более сдержанным и имел большие трудности в общении с Хоузом и Лохвицким, поэтому только когда группа остановилась в Ыркыре на обратном пути, Хоуз обнаружил, что Армунка был высокопоставленной фигурой из относительно зажиточная нивхская семья. Он также был известен своим охотничьим мастерством: в прошлом году он убил трех медведей, а также поймал двух медвежат, которых выращивали в деревне для медвежьей церемонии, важнейшего духовного обряда для всего сахалинского коренного населения. группы. 31 Роль Ваньки и Армунки в экспедиции иллюстрирует тот факт, что к началу двадцатого века коренные жители Сахалина стали основными поставщиками транспорта для колонизаторов и посетителей: они управляли паромами и речным транспортом, а также предоставляли зимние почтовые услуги на собачьи сани, которые оставались самым быстрым средством передвижения в те месяцы, когда остров был глубоко в снегу. 32
Переводчик Лохвицкий — набожный христианин, который позже сбежал в Соединенные Штаты через Японию и стал офицером армии США, — приписал своей встрече с Хоузом спасительную ему жизнь в то время, когда сахалинская пенитенциарная система довела его до отчаяния: «Я хотел чтобы покончить жизнь самоубийством, но, прежде чем вышибить себе мозги, я упал на колени и помолился, и наш небесный отец услышал мою молитву и не только ответил на нее, но и послал мне немедленное избавление в лице Ч.Х. Хоуз, профессор Тринити-колледжа в Кембридже, Англия, которому я был назначен переводчиком и телохранителем. 33
Дневники, которые Хоуз вел во время своего путешествия, начинаются с подробных описаний людей и мест, с которыми он встретился по прибытии на Сахалин, но становятся все более сжатыми. На протяжении большей части его путешествия они записываются в виде заметок: быстрые записи собственных наблюдений Хоуза, иногда смешанные с фрагментами информации из разговоров, которые он вел со своими гидами и другими.Вот он, например, наблюдает, как нивханка нарезает и готовит лосося (с пунктуацией, как в оригинале):
два куска с каждой стороны после снятия головы, если большой выбросить. Два ножа, один обычного размера, с заостренным концом = для резки, один очень длинный сужающийся и очень острый для снятия шкуры. У собак белые глаза, очень часто один белый, а другой коричневый. Вытрите рыбные руки. Осторожно запеченная рыба и т. Д. Разрезать ивовые стружки, срезанные листья и разрезать их, положить ломтики лосося между двумя поперечинами ивы с каждой стороны и связать конец с кусочком очищенной зеленой коры, а другой конец в землю и жареную рыбу. 34
К нему прилагается небольшой набросок двух ножей, используемых для снятия шкуры и филе рыбы:
Иногда, однако, Хоуз разрывается на отрывки из лирической прозы, как будто строки, которые он хочет сохранить для использования в своей книге путешествий, внезапно приходят ему в голову, как это описание дома Уилта, в котором он останавливался в деревне Даги на Ныйском заливе: «Посмотрите на великолепный потолок от пола до дымохода! Был ли когда-нибудь обшитый панелями дуб, рассказывающий хотя бы половину истории о тех, кто там жил?Шесты и подкладка из богатой коры буквально светились блеском многих тысяч рыб, которые дымились над этим веселым огнем ». 35 И снова, на обратном пути вверх по Тымь:
Могу я много лет вспомнить солнечные вечера, проведенные на спокойной реке Тим, вдали от пристанища занятых людей, среди домов медведя и лисицы и с простыми веселыми гиляками, полными веселья, всегда готовыми посмеяться над шуткой, Мы всегда стараемся занять наилучшее положение, будь то разбить лагерь на приятном песчаном берегу до золотого заката или перебраться, промокшие, но не сухие, на другие высокие травянистые берега, мокрые и мокрые, чтобы устроить себе кушетку. 36
Эти отрывки с небольшими украшениями почти дословно встречаются в опубликованной версии На крайнем востоке . 37
Когда Хоуз написал свой дневник путешествий в форме книги, он, похоже, разрывался между желанием написать популярный путеводитель и своим желанием представить научный отчет о своих путешествиях. Поэтому он перемежал свои описания людей и мест, с которыми он встречался, длинными отрывками из исторической, географической или антропологической информации.Он был продуктом своего времени, сторонником сценических теорий эволюции человека, который описывал коренных жителей, которых он встретил, как «странных» 38 , «простых» 39 и «детей леса» 40 , подчеркивая разрыв между ними и «цивилизованным миром». 41
Как и многие другие наблюдатели за коренными народами региона, он считал, что они обречены на вымирание, хотя Хоуз основывал эту точку зрения не столько на вере в неумолимый процесс естественного отбора, сколько на критике российской политики: «Основные причины смерти из туземцев — болезни, сужение границ их охотничьих угодий, упадок духа их расы и их неспособность приспособиться к другому образу жизни, который постепенно, но верно навязывается им … Если бы было больше друзей гиляков вроде г.Пилсудский, который был политическим изгнанником на острове, они действительно могли быть спасены от вымирания … Боюсь, что без посторонней помощи и без последующих мер его усилия не увенчались успехом … » 42 Хавес особо отметил влияние вырубки леса и освещения пожары русских колонизаторов, которые «прогнали или уничтожили дикую дичь и ограничили ее компасом меньшего размера» 43 , и цитировали нивхских старейшин, которые сказали ему, что «до прихода русских было много медведей, соболей и северных оленей, но с тех пор, как они пришли и сожгли лес, богатые стали бедными ». 44
Стремление обратиться к широкой аудитории означало, что Хоуз принял довольно архаичный стиль письма, который был популярен в путевых заметках того времени: стиль, который может зацепить ухо читателя двадцать первого века. Один повествовательный прием, который начинает появляться в его дневниках путешествий, но гораздо более ярко выражен в его книге, — это уловка, заключающаяся в использовании невероятных аналогий между коренными народами или обычаями и западными аналогами, чтобы выделить пропасть между коренной деревней Сахалина и «цивилизованным миром». .Разговор с нивхским шаманом ( cham 45 ), упомянутый в первом разделе этого эссе, например, записан в виде простой записи в дневнике, но в книге Хауза вопрос шамана теперь отображается как «как русские сюда попали, и почему они живут в больших деревнях, а не в лесу», — наводит на мысль следующий комментарий автора:
Какое же здесь было откровение совершенно другого мира! Конечно, вопрос, подходящий для новых экономических Tripos в Кембридже.Сложность нашей экономической жизни, взаимозависимость страны от страны — нет, полушария от полушария — обширная коммуникационная сеть в цивилизованном мире, на котором она базировалась, — как я мог, в двух словах, сделать этого члена примитивной племя понимаете? 46
И трудности общения с шаманом, которые в дневнике Хауза приписываются междометиям его переводчика, теперь напрямую возлагаются на самого шамана: «Я задавал много вопросов к cham , но на них вряд ли был дан удовлетворительный ответ; либо он был не так умен, как мы надеялись, либо, боясь, что над ним будут смеяться, он метался вокруг да около.’ 47
Тем не менее, в трудах Хоуза также выражается большое уважение к навыкам его гидов-нивхов и к «мягкости манер и вежливости» 48 и языковым навыкам народа уильта, с которым он останавливался, и он демонстрирует понимание того, как странно — даже абсурдно — он сам, должно быть, явился людям, в чьи деревни он прибыл без предупреждения и без приглашения: «мы приходим с огромным багажом, доставляем много хлопот, чтобы вещи сушили». ведущие о моментах взаимного недопонимания.Например, в деревне Уйлта Даги в Ныйском заливе, куда он прибыл со своим «огромным багажом», Хоуз попытался с помощью языка жестов попросить хозяев помочь ему вытереть намокшую в пути рубашку, но они , предположив, что он хотел, чтобы его вымыли, немедленно погрузил его в воду — ошибка, которая вызвала приступы смеха, когда ее поняли. Несколько дней спустя гиды Хоуза, которые «очень любят шутки» 50 , все еще пересказывали историю о рубашке.
Многие из наблюдений за жизнью аборигенов, которые Хоуз записал в своих дневниках, снова появляются в его опубликованной книге, но некоторые яркие детали исчезают.В частности, контекст путешествий Хауза по Сахалину и его контактов с русскими на острове в книге несколько неясен и становится более ясным только в свете информации, содержащейся в дневниках. Чтобы защитить своих российских информаторов (многие из которых были осужденными или политическими ссыльными), Хоуз обычно опускал их имена из На крайнем востоке , но дневники показывают, что его ключевым контактом на Сахалине был Карл Христофорих Ландсберг (1853–1909 гг.), Военный. офицер, который был сослан на остров после убийства ростовщика и его слуги.К тому времени, как Хоуз прибыл на Сахалин, Ландсберг прославился своими инженерными достижениями, которые помогли открыть транспортную сеть острова. 51
Хотя Хоуз не встречался с этнографом Львом Штернбергом (который вернулся в Санкт-Петербург до прибытия Хоуза на Сахалин), он все же получил доступ к некоторым исследовательским записям Штернберга, возможно, через Ландсберга, и переписал их части в свой дневник. 52 Сюда входят описания археологических находок, которые, как истолковал Штернберг, предполагают, что айны когда-то жили как на севере, так и на юге Сахалина, а также оценки рождаемости и смертности нивхов в северной части острова.Дневниковые записи Хоуза также дают представление о различном отношении российских чиновников и поселенцев к коренным народам. Часто они были уничижительными и пренебрежительными, как комментарии фермера «кавказского казака», который жил недалеко от Тымя и сказал Хоусу, что «гиляки — вымирающая раса и очень ленивые» 53 . Тем не менее, некоторые из российских чиновников, по крайней мере, потрудились изучить языки коренных народов, а один (главный чиновник Тымовской области) снабдил Хауза ценными словарями нивхского и уильтинского языков. 54
Когда книга « На крайнем востоке » была опубликована в конце 1903 года, Россия и Япония были на грани войны, и большинство рецензий на книгу появилось после того, как разразилась русско-японская война. Этот конфликт и резко прояпонские чувства, которые он вызвал в англоязычном мире, повлияли на восприятие книги Хоуза. Например, обзор New York Times «» был озаглавлен «Ужасный Сахалин» и использовал информацию из книги, чтобы подчеркнуть убожество Дальневосточной России и ужасы российской пенитенциарной системы.В рассказе Хоуза о времени, проведенном с коренными народами, отсутствует мимолетная ссылка на «главы о гиляках, тунгусах и трохонах [ sic ], индейцах, которые во многих отношениях напоминают американских аборгинов с Крайнего Северо-Запада». 55 В длинном обзоре книги в Sydney Morning Herald , тем временем, почти не упоминается рассказ Хоуза о Сахалине (который занимает шестнадцать из двадцати трех глав книги) и вместо этого он сосредоточен на его описании буддизма в Бурятии. и о приукрашивании комментариев Хоуза о русско-японском соперничестве в Корее. 56
Тем не менее, путевые заметки Хоуза также оказали влияние, о котором он сам почти наверняка не подозревал. Когда Япония получила контроль над южной половиной Сахалина (которую они назвали Карафуто), всего через четыре года после визита Хауза на остров, японские официальные лица и преподаватели внезапно осознали большие пробелы в своих знаниях об этой новой колонии, и это привело к кратковременный бум японских публикаций об острове. Работы Штернберга и Пилсудского были на русском или польском языках, и многие из них еще не были опубликованы 57 , поэтому они были труднодоступны для японских читателей, но недавно опубликованную книгу Хауза могли читать самые образованные японцы.Одним из первых появившихся японских исследований колонии Карафуто было Karafuto Jijō [Условия в Карафуто], написанное журналистом-просветителем Айзавой Хироши, который начинает с того, что сообщает своим читателям, что он случайно только что обнаружил «самый интересный отчет о каторжники и коренные жители Карафуто. 58 Это отчет Хавса На крайнем востоке , и значительная часть информации Айдзавы о коренных народах японской колонии была взята непосредственно из Хавса.
Повседневная жизнь между империями
В 1901 году местность реки Тымь, по которой путешествовал Хавс, все еще была заселена преимущественно уйльтинскими и нивхскими народами. Были поселения русских каторжников в Дербенске и Адо Тымь в верховьях реки, но Адо Тымь находился на самой отдаленной окраине русских заселенных территорий — бедной деревне, в которую, как писал Хоуз, «были отправлены самые ужасные ссыльные». . 59 С этого момента, за исключением нескольких ночей, проведенных с нефтяниками в Нийском заливе, Хоуз либо разбил лагерь у реки со своими проводниками-нивхами, поедая рыбу, которую они поймали из реки, и делились рисом, тушенкой и Какао Кэдбери, которое он привез с собой 60 — или ночевал в домах семей нивхов или уильтов.Каждая деревня, в которой он останавливался, имела назначенного русскими «старосты» ( староста на русском языке), но фактически оставалась самоуправляемой. Хоуз узнал от своих информаторов-нивхов, что общины в устье реки Тымь не обращались за помощью к российской полиции для поддержания порядка: у них были «свои организации» и свои старейшины, «к которым пострадавшие просят правосудия». 61 Во время остановок Хоуз записывал описания своего окружения, временами (без сомнения) неверно истолковывая то, что он видел вокруг, а иногда предлагал покровительственные комментарии о таких вещах, как грязь и запахи.Но в своих дневниках он больше заинтересован в записи, чем в вынесении ясных суждений, и поэтому они предлагают необычайно яркие проблески повседневной жизни в домах, где он останавливался.
Деревня Уилта, начало ХХ века (фотограф неизвестен)
Вот его описание ужина в доме в деревне Уйлта на Старом Валу, в заливе Чайво:
Посмотрите, как кто-то возлежит у костра в изобилии оленьих шкур с множеством странных лиц: одни рвут головы сырой рыбой зубами, другие окунают копченую рыбу в березовые корзины с тюленьим жиром, а третьи осторожно курят.Дети вмешиваются. Рыба везде и везде, насколько глаз может проникнуть в ниши крыши. Хозяйка считается самой красивой женщиной на Сахалине, и все мужчины влюбляются в нее. В особенности мамы и папы очень любят детей. 62
И первым делом на следующее утро:
Женщины встают первыми (раздеваются, расстегивая штаны, оставляя на своей длинной тунике — подошву другой одежды) и накидывают на них оленьей шубой с рукавами.Дети валяются голыми в пледах и шкурах. Младенцы успокаиваются грудью, как в Китае. Женщины рано поправляются, чтобы набрать воду в березовых корзинах. Загорелся огонь. Чайники включены. Приготовленный чай, вяленая кита [лосось] подается в одном блюде и рвется зубами. 63
Хоуз, казалось, был очарован детьми и внимательно наблюдал за ними, как в этом словесном наброске обеда в доме уилта в соседней деревне Даги: «Меню на ужин было смешанным с икрой кита и рисом. Назовем это икрой и рисом, которые подаются в берестяных чашах.Крошечным детям было трудно, используя что-то среднее между палочкой для еды и ложкой, засовывать его в рот, а другой рукой приходилось удерживать его, чтобы запереть его ». 64 Тем временем мужчины в доме мыли еду, «попивая чай из чашек или блюдцев» 65 : прессованный «кирпичный чай» был одним из самых важных предметов, приобретаемых сельчанами Нивхов и Уилта у русских и других торговцы в обмен на рыбу и меха. 66
Староста Ниво и его жен с другим нивхом
(из На крайнем востоке , напротив р.272)
Одна-две ночи спустя (дневник туманный о датах 67 ) Хоуз останавливался на даче 68 из старосты нивхского села Ниво, что дало ему возможность сравнить планировку Уилтинских и Нивхских домов:
Хижина была построена из бревен высотой 4 фута 6 дюймов прямоугольной формы, затем была наклонная крыша из сосновых столбов для стропил и коры для черепицы. Над огнем были проделаны два квадратных отверстия в крыше от центрального продольного столба для выхода дыма.Поэтому снаружи сразу бросается в глаза разница в форме, орочон [уилта] похожи на шатры, крыша начинается на земле, а замкнутое пространство имеет форму эллипса, а крыша гиляк [нивх] поднимается из прямоугольной стены из бревен. Внутри сразу две разницы поражают одну, в центре поднимается камин. Это похоже на ящик глубиной 12 дюймов, полный земли и пепла. Вокруг есть длинная скамья, примерно в 15 дюймах от земли вокруг трех сторон хижины и почти 5 футов в глубину.Здесь сидят и спят, некоторые на шкурах, но это не так важно, как с орочонами. 69
Хос, как мы увидим, был свидетелем того, как имперское соперничество раздирало коренное общество на части, но он также был свидетелем преемственности доколониальных времен, которые еще существовали на Сахалине в начале двадцатого века. На протяжении веков коренные общины острова были вплетены в обширный и многоязычный торговый путь, который простирался на юг в сторону Японии и на запад в направлении сообществ Нижнего Амура, Маньчжурии и Китая.Одна часть этой сети поддерживалась людьми, которых сахалинские нивхи называли «джантами» (иногда также транскрибируемыми как «Санта» или «сантан») — торговцы, которые перебрались на остров из Нижнего Приамурья, привозя китайскую парчу, изделия из металла и т. Д. стеклянные бусы и другие товары, которые обменивали на сахалинские меха. Джанты были в основном членами ульчских или нанайских языковых групп, хотя некоторые из них были амурскими нивхами или айну. 70 Парчовые мантии, привезенные из Китая по этому торговому маршруту, стали важными символами статуса в обществе айнов: в одном из самых ранних упоминаний о Сахалине в Европе, датируемом концом 17 века, сообщается, что японские моряки, посетившие остров, видели местных жителей. жители в «тонких китайских шелках». 71 В средние годы династии Цин (1644-1912) некоторые жители Сахалина также ездили на азиатский материк, чтобы торговать или отдавать дань цинским чиновникам в Дэрэн, поселении у устья озера Кизи в низовьях Амура. 72
Торговля между островитянами Сахалина и коренными народами нижнего Амура продолжалась в начале двадцатого века, и Хоуз, пересекая бухту Чайво ночью на нивхском каноэ, наткнулся на лодку, которую плыли с волосами гости с материка. заплетенные в характерные длинные очереди — сцена, которая почти точно повторяет европейские и японские описания каноэ Janta и их экипажей в XVIII и начале XIX веков у берегов Сахалина. 73 Летом торговцы из Амурской области привозили одежду и другие предметы, которые они продавали по высоким ценам коренным жителям Сахалина, в свою очередь, платя высокие цены за выловленные на месте меха. 74
Российская колонизация Восточной Сибири и Сахалина нарушила связи между коренными жителями острова и Китайской империей, но создала новые транспортные связи между Сахалином и материком, особенно между Александровском и русским поселением Николаевск в устье Амура.Примерно с 1850-х годов торговцы-нивхи с материка начали менять свои модели торговли с Сахалином. Вместо того, чтобы покупать товары у маньчжурских купцов для продажи на острове, они торговали в кредит с русскими поселенцами, используя выручку от продажи российских товаров для погашения своих долгов. 75 Российские пароходы теперь пересекали переход в летние месяцы, в то время как зимой коренные жители как с Сахалина, так и с материковой части Азии по-прежнему пересекали замерзший Татарский пролив на собачьих или оленьих упряжках.Семья Уилта, с которой Хос останавливался в Валле, была относительно обеспеченной, чье богатство (согласно его нивхскому толкователю) проявлялось в том, что у них «было больше саней, чем у других», и они чаще ездили зимой в Николаевск, чтобы избавиться от них. оленей, меха и т. д. » 76 Зимой, как ему сказали,« когда свежего мяса очень мало, а в конце пути в несколько сотен миль олень продается за двадцать пять рублей. [в Николаевске] ». 77 Для жителей Сахалина Николаевск был важным источником оружия, одежды и других предметов: например, Ванька и Армунка носили маньчжурские шляпы, купленные на рынках сибирского города. 78
Тем временем российская колонизация увеличивала поток коренных сибирских народов с материка на Сахалин на восток, что имело неоднозначные последствия для сахалинских нивхов и уйлта. Раньше отношения с Джантами представляли собой смесь мирной торговли и эксплуатации. Нивхский проводник Ванька рассказал Хоусу, что, насколько он помнил или слышал от других, отношения между пришельцами с материка были относительно мирными: «Раньше Ванька говорит, когда было много гиляков и много тунгусов и т. Д.они никогда не дрались из-за своей охоты. Пришли тунгусы и поставили сети на реке Гиляк, а тот поднял их и отступил, но никогда не дрался ». 79 Но более широкие процессы строительства империи высвободили силы, которые изменяли эту динамику. Воздействие на сушу побудило более крупные оленеводческие группы, такие как саха (якуты) и эвенки, мигрировать на восток, и все большее их количество заходило на Сахалин, некоторые из них отправлялись в Ныйский залив, чтобы ловить рыбу и охотиться. Хоуз узнал, что эти иммигранты «живут в лучших условиях, чем Гиляк».Охотьтесь на соболя с собаками или оленями, и каждый вылавливает 120 в сезон охоты и продает добычу в Николаевске оптом по 5 руб. 80
Растущее присутствие торговцев, охотников и пастухов с материка спровоцировало новую напряженность в отношениях между ними и коренными жителями Сахалина. Ванька сообщил Хоусу, что нивхи возмущены новоприбывшими, потому что «они не гостеприимны и не дают гилякам еды и питья, когда они звонят». живущие вдоль реки Тымь достигли неписаного соглашения с эвенкийскими оленеводами о том, что последние будут охотиться только на левом берегу реки недалеко от берега, оставив другие районы своим коренным жителям, но эвенки не соблюдали договор. часто переходили реку на запрещенную территорию, вынимали соболей из чужих ловушек и даже убивали домашних оленей, принадлежащих орочонам [уилта] ‘. 82
«Тунгусы» с материка со своими оленями в Александровске;
фотография, собранная Чарльзом Генри Хоузом на Сахалине
(оригинал, возможно, Иван Николаевич Краснов)
(Библиотека Конгресса, контрольный номер 2018684030)
Однако отношения не всегда были враждебными. Уилта говорил на языке, близком к языку пришельцев с материка, и в любом случае (как неоднократно отмечал Хоуз) были искусными лингвистами: «они говорят на тунгусе [sic], айну и гиляк, а также на своем [языке] ‘, а беседы между проводниками-нивхами Хауза и его хозяевами-уильтами в основном велись на нивхском языке. 83 Олени, которых эвенки привозили на Сахалин, отличались от оленей, традиционно выращиваемых уйльтами: они были меньше и бледнее по цвету — иногда серые или белые, в отличие от темно-коричневых животных, содержащихся у уйлта. Этих бледных оленей ценили уйлта, которые использовали их шкуры для украшения одежды и других предметов домашнего обихода, а уйлтинские пастухи поощряли скрещивание местных оленей с представленным поголовьем эвенкийских оленей. 84 В сочинениях Пилсудского говорится о том, как со временем изменилось телосложение северных оленей уилта в результате этого скрещивания, и Хоуз также отметил, что стадо оленей, принадлежащее относительно благополучной семье уилта, с которой он останавливался в Чайво, были «серо-желтого цвета, а иногда и полностью белого». 85
Увеличение контактов с эвенками могло иметь и другие, более неожиданные последствия. Пилсудский утверждал, что именно христианизированные эвенки были ответственны за преобразование уйлта в русское православное христианство, и, безусловно, верно, что к началу двадцатого века большинство уилта приняли по крайней мере некоторые аспекты православной веры (в то время как меньшее количество из них). их соседи айны и нивхи были христианами). 86 Генри Хоуз также прокомментировал символы христианства, которые он встретил в деревнях уильта, которые он посетил, хотя он приписал их действиям русских священников, о которых он имел несколько нелестных комментариев.В деревне Даги, например, Хоуз заметил, что многие из жителей Уилта
носят кресты, подаренные священниками. Священник приезжает зимой в центральное место, такое как Адо Тим, и посылает известие старостам племен. Некоторые приходят и принимают Причастие, или для них или над ними читаются похороны или другие службы, когда они умирают. Но проповедь не нравится, потому что на каждый обряд священник берет соболью или другую шкуру и делает, как сказано в отчете, около 300 рублей. 87
В Нью-Вэл (через залив от Старого Вала) он также заметил, что «дети и женщины носят кресты, как амулеты и четки».Жители деревни сказали ему, что «раз в год приходит священник (иначе никаких молитв) и совершает обряд. Он приносит духов и торгует ими ». 88 В доме, где он останавливался в Нью-Вэл, Хоуз был поражен, обнаружив, что пол покрыт не только« большим ковриком из рыбьих шкур », но и« двумя кусками богатого парчового шелка. (Китайцы) ‘, очевидно, привезенные в деревню в качестве алтаря для церкви, которую священник обещал построить четыре года назад, но которая так и не материализовалась. 89 Ему сказали, что священник, давший это обещание, «собрал 489 рублей на строительство церкви, но пока у них не было ничего, кроме колокольчика», и добавил: «Я считаю, что Сахалин избавился от присутствие этого папы, истинная миссия которого, судя по всему, заключалась в сборе соболей. 90
Влияние сдвига границ
Бремя колониализма на коренные народы усугублялось изменением границы, что заставляло их неоднократно приспосабливаться к изменяющемуся имперскому порядку. В период до 1875 года, когда Япония имела совместный суверенитет над Сахалином, японские купцы и рыболовные предприятия вторглись на остров, а айны, нивхи и жители островов Уилта привыкли покупать японские товары, такие как рис и другие консервы, которые дополняли их запасы в течение долгой суровой зимы.Во время Договора об обмене 1875 года Япония, отказавшись от политического контроля над Сахалином, сохранила обширные права на рыболовство. Несмотря на усилия российских властей по ограничению экспансии японского рыболовства, к первым годам двадцатого века тридцать японских предпринимателей вели в общей сложности почти сотню рыбных промыслов вдоль побережья Сахалина 91 , а тысячи японских рыбаков тратили летние месяцы работали там, в то время как другие приезжали на остров в качестве торговцев или работать на российских рыболовецких предприятиях. 92 В южной части Сахалина некоторые видные деятели айнов также получили крупные рыболовные угодья, которые они использовали в сотрудничестве с японскими рыболовными предприятиями: наиболее известным примером является старейшина айнов Бахунке из деревни Ай, чья племянница Чухсамма вышла замуж за Бронислава. Пилсудского в 1903 году. 93 На многих рыбных промыслах коренные жители были заняты в чрезвычайно эксплуататорских условиях, но присутствие японских рыболовных предприятий (и складов, которые они оставили под управлением местного населения, когда они уехали в Японию во время зима) способствовал расширению торговли японскими товарами.В Нийском заливе Хоуз обнаружил японские шхуны, которые шли в устье Тымя, чтобы обменивать рис, котлы и котлы, ружья, серьги и т. Д. На меха, а также ловить рыбу и соленого лосося в период нереста. ‘ 94
Японские рыболовные суда в заливе Сиска на восточном берегу Сахалина, ок. 1890
(фотография, вероятно, сделана Иннокентием Игнатьевичем Павловским)
(Библиотека Конгресса, контрольный номер 2018691413)
Но по мере того, как напряженность между Японией и Россией усиливалась в преддверии полномасштабной войны, поддерживать эти связи становилось все труднее.В стенограммах его разговора с нивхским шаманом и другими людьми на берегу залива Чайво Хавс записал следующий разговор: «Почему бедность? Одна из причин: японцы приходили на кораблях и привозили муку, рис, чай и т. Д., Чтобы гиляк мог обменивать рыбу. Поскольку русские захватили остров, япошки напугали, и гиляки голодали в заливе ». 95 Уменьшение конкуренции со стороны японских купцов усилило переговорные позиции их русских конкурентов, которые продавали товары коренному населению с колониальных форпостов, таких как Дербенск и др. Адо Тымь.Уилта и нивхи Тымского района накопили долги перед этими купцами, которые они затем должны были выплатить, выловив больше рыбы или отловив больше животных для получения пушнины. На обратном пути вверх по реке Тымь Хоуз обнаружил, что в одной деревне не было жителей мужского пола, потому что все мужчины ушли на рыбалку и сушили рыбу, чтобы заплатить свои долги вверх по реке. Они ходят платить в села и в Адо Тымь за муку, картофель и т. Д., Платят рыбой ». 96
Однако наибольшие разрушения были нанесены колонизаторами из-за потери охоты и угодий, а также из-за эпидемических заболеваний, занесенных в регион переселенцами из России и Японии.Бронислав Пилсудский отметил, что ежегодное прибытие японских рыболовных и торговых судов в устье реки Тымь принесло в регион оспу, и он вместе с другим сахалинским врачом предпринял попытку вакцинации нивхов в конце 1890-х годов, но без особых усилий. успех. 97 Тем временем грипп уносил ужасные потери. На обратном пути из путешествия по Тымь Генри Хоуз встретил в Дербенске русского надзирателя, который дал ему резкое описание эпидемии гриппа в марте 1898 года, когда местные коренные жители были обнаружены «умирающими в каждой хижине», и сказал: они голодали.Он за свой счет открыл государственные магазины и раздавал [еду], но они простудились и погибли ». 98 Другая крупная эпидемия гриппа охватила коренные общины Сахалина во время русско-японской войны, когда нарушение торговли между Японией и Сахалином усугубило страдания коренных народов, которые полагались на японский рис и другие продукты для выживания. . В марте 1905 г. Бронислав Пилсудский, посещая айнские деревни Тарайского района (к югу от Тымя), писал: «На всем пути я встречал больных; были и умирающие.Все они голодали ». По его оценке, в результате эпидемии погибла четверть коренного населения региона. 99
Даже во время визита Хоуза на остров, за три года до начала русско-японской войны, страх перед Японией был сильным, и Хоуз записал, что «дважды за время моего пребывания были получены телеграммы, в которых говорилось, что война была объявлена между Россия и Япония ‘ .100 Настроение страха вызвало у россиян чувство недоверия к коренным жителям острова, особенно к сахалинским айнам, которые имели давние связи с общинами айнов Хоккайдо и с Японией в целом. 101 После того, как остров был разделен в 1905 году, те, кто оказался под властью Японии на южной стороне линии, больше не имели прямого доступа к торговым путям с Амурской областью, которые, как видел Хоуз, были так важны для повседневной жизни. life 102 , и, в конце концов, к 1930-м годам даже трансграничные связи внутри самого острова были почти разорваны. Так разделились семьи Нивхов и Уилта, родственники которых жили по обе стороны имперской границы. 103 Точно так же, как сокращение торговли с Японией нарушило жизнь коренных жителей в начале двадцатого века, через десять лет жизнь жителей южного Сахалина будет нарушена из-за потери торговых связей с Россией, и христианизированные уильта окажутся под давлением. заменить их почтение к Богу и царю почтением к японскому императору. 104
Демаркация русско-японской границы на Сахалине / Карафуто, 1906 год
(как изображено на картине японского художника Ясуда Минору 1932 года)
Коренные жители, однако, были не просто пассивными жертвами этой колониальной эксплуатации, и дневники Хоуза также дают представление об устойчивости и приспособляемости, которые должны были позволить им пережить разрушительные последствия раскола и войны двадцатого века. Его торговые взаимодействия с коренными жителями Сахалина включали энергичные и проницательные торги с обеих сторон 105 , а его беседы (как и беседы с шаманом, процитированные ранее) были двусторонним обменом знаниями: его информаторы, похоже, стремились получить от него информацию. поскольку он должен был узнать об их обычаях и верованиях.Его гид Ванька не только говорил по-русски, но и воспользовался поездкой, чтобы немного выучить английский, неоднократно прося Хоуза научить английским словам «медведь, рыба, солнце, луна и т. Д.» 106 Когда Ваньке платили за его работу в В конце путешествия он удивил Хоуза, осторожно разделив свои доходы между отдельными кошельками, которые он держал, чтобы распределять и отслеживать свой личный бюджет. 107 Работа Ваньки для Хауза имела хорошо спланированную цель: проводник-нивх копил, чтобы жениться и построить или купить дом в Адо Тымь 108 , хотя мы не знаем, преуспел ли он или был ли он им. тех, кто стал жертвой пандемии гриппа 1905 года и других бедствий, которые должны были обрушиться на его общину в первой половине двадцатого века.
Разрушения и уцелевшие
Почти ровно через сто лет после того, как Хоуз вернулся в Александровск в конце своего путешествия в залив Чайво и обратно, я стоял на берегу реки Тымь и смотрел, как нивхские рыбаки закидывают сети в воду цвета чая. Сам Хоуз так и не вернулся на Сахалин после своего отъезда на материковую часть Сибири 27 октября 1901 года. 109 Вернувшись в Англию, он начал проявлять растущий интерес к критской археологии и антропологии, и по пути на Крит с учебной поездкой в 1905 году он познакомился с первым американским археологом Харриет Бойд, на которой женился в 1906 году.Пара поселилась в США, где Генри прочитал первые курсы антропологии в Университете Висконсин-Мэдисон 110 , а позже стал заместителем директора Музея изящных искусств в Бостоне. Он умер в Бостоне в 1943 году. 111
Между тем мир, который Хавс увидел на реке Тымь в 1901 году, был преобразован огромными и непредсказуемыми силами глобальной политики. Я прибыл в деревню Чир-Унвд, недалеко от родной деревни Армунки, Ыркыр, маршрутом, совершенно отличным от того, которым пользовался Генри Хоуз столетием ранее.Вместе с многонациональной группой российских, японских и западноевропейских ученых я сел на ночном поезде из города Южно-Сахалинск на юге острова в Тымовское (которое во времена Хауза было заставой каторжников в Дербенске). а оттуда мы ехали на автобусе по ухабистой дороге через городок Адо-Тымь и через березово-лиственничные леса в Чир-Унвд. Позже, когда мы направлялись в сторону Александровска, автобус ненадолго останавливался, чтобы мы могли выйти, чтобы отдать дань уважения деревянному православному кресту, вживленному на набережной и лишенному надписи.Он посвящен памяти жертв «репрессий» (как их обычно называют): чисток жителей Сахалина времен Советского Союза.
Коренные народы играли важную роль в репрессиях. Во время Второй мировой войны уйлта и нивхи по обе стороны границы, отделявшей Россию от японской территории, были завербованы колониальными правителями в качестве шпионов, поскольку их особые знания местности сделают их особенно эффективными при сборе информации. о противнике.В результате, после того как Советский Союз захватил контроль над южным Сахалином в 1945 году, многие уилтинцы и нивхи из южной части острова были арестованы советскими властями как « пособники врага » и отправлены в трудовые лагеря из которые вернулись лишь в небольшом количестве. Некоторые из оставшихся в живых и их семьи, а также почти все население сахалинских айнов впоследствии перебрались в Японию, где их потомки живут до сих пор. 112 Между тем на северной стороне границы Уилта и Нивх были организованы в коллективные отряды рыболовства и оленеводства в течение 1930-х годов.Один из них находился в деревне Вал, где останавливался Хоуз. 113 Сам Чир-Унвд образовался в результате насильственного слияния ряда нивхских поселений, которые когда-то простирались вдоль берегов реки Тымь. 114 Хотя новые коллективы сохранили элементы местной культуры, их создание в 1930-е годы сопровождалось энергичной кампанией по искоренению «суеверий» коренных народов, отождествляемых, в частности, с шаманизмом. Эта «борьба с шаманизмом», вместе с более широким подозрением в отношении исторических связей коренных народов с Японией, привела к тому, что многие старейшины коренных народов и другие стали жертвами сталинских чисток. 115
К 2001 году, когда мы посетили Чир-Унвд, коллективизация уступила место новым силам капиталистической рыночной конкуренции и многонациональной разработки ресурсов, которые представляли свои собственные проблемы для коренного населения Сахалина. Как сказал один из рыбаков-нивхов, которых мы встретили у реки Тымь, раньше люди работали вместе, а теперь, при капитализме, каждый просто позаботился о себе. Но, добавил он, по крайней мере, большинство молодых людей в этом преимущественно нивхском селе находили работу на местном уровне — на фермах или в рыболовстве и лесном хозяйстве — вместо того, чтобы мигрировать в города в поисках работы.
Густые леса, через которые проходил Хоуз, путешествуя на каноэ по этому участку реки, были прорежены за счет выжигания и расчистки, превратив пейзаж в смесь пастбищ и серебристо-березового леса. Чир-Унвд состоит из небольших деревянных домиков в русском стиле, многие из которых украшены рядами рыб, висящих на улице, чтобы сушить их в традиционной нивхской манере, и является одним из трех поселений на Сахалине, где есть школа, дающая образование на нивхском языке. 116 Когда мы стояли на берегу Тымя в раннем вечернем свете, один из рыбаков вытащил рыбу, а женщина из деревни ловко нарезала ее точно так, как Хоуз наблюдал за столетие до этого.Прекрасная певица, она недавно вернулась из Нью-Йорка, где выступала с нивхским музыкальным ансамблем. По мере того, как новое тысячелетнее поколение нивхов и уйлта восстанавливается и передаёт миру сложную историю своего региона, современная история коренных народов Северо-Восточной Азии, которой давно не уделяется должного внимания, стала более предметной. И в этом продолжающемся процессе восстановления прошлого проблески, предлагаемые Чарльзом Генри Хоузом, при всех их ограничениях, добавляют кусочки к исторической мозаике, которая так долго была рассеяна и затемнена великой борьбой за власть наций и империй.
Нивхские рыбаки на реке Тымь, Чир-Унвд, октябрь 2001 г.
(© Tessa Morris-Suzuki)
БЛАГОДАРНОСТИ — Выражаем благодарность д-ру Татьяне Роон и ее коллегам из Сахалинского областного краеведческого музея, организовавшим в 2001 г. посещение озера Тымь, а также Алисе Болдок и Джуди Браун за их помощь в поиске дневников, писем и фотографий Чарльза Генри Хоуза. в Бодлианской библиотеке. Я также благодарен профессору Брюсу Гранту за его очень полезные комментарии к более раннему черновику этой статьи.
.