Рассказы об охоте: Охота как образ жизни. Сборник рассказов

Сергей Аксаков — Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах читать онлайн

Рассказы и воспоминания о разных охотах 

Мои «Записки об уженье рыбы» и особенно «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» были так благосклонно приняты читающей публикой, что я решился написать и напечатать все, что знаю о других охотах, которыми я некогда с горячностью занимался. Кроме удовлетворения собственной потребности — есть что-то невыразимо утешительное и обольстительное в мысли, что, передавая свои впечатления, возбуждаешь сочувствие к ним в читателях, преимущественно охотниках до каких-нибудь охот. Вот причина, заставляющая меня писать: я признаюсь в ней откровенно, а равно и в желании, чтобы книжка моя имела такой же успех, как и прежние мои охотничьи записки.

Охота, охотник!.. Что такое слышно в звуках этих слов? Что таится обаятельного в их смысле, принятом, уважаемом в целом народе, в целом мире, даже не охотниками?.. «Ну, это уж его охота, уж он охотник», — говорят, желая оправдать или объяснить, почему так неблагоразумно или так странно поступает такой-то человек, в таком-то случае… — и объяснение всем понятно, всех удовлетворяет! Как зарождается в человеке любовь к какой-нибудь охоте, по каким причинам, на каком основании?.

. Ничего положительного сказать невозможно. Конечно, нельзя оспорить, что охота передается воспитанием, возбуждается примером окружающих; но мы часто видим, что сыновья, выросшие в доме отца-охотника, не имеют никаких охотничьих склонностей и что, напротив, дети людей ученых, деловых ex professo, никогда не слыхавшие разговоров об охоте, — делаются с самых детских лет страстными охотниками. Итак, расположение к охоте некоторых людей, часто подавляемое обстоятельствами, есть не что иное, как врожденная наклонность, бессознательное увлечение. Такая мысль всего убедительнее подтверждается, по моему мнению, наблюдениями над деревенскими мальчиками. Сколько раз случалось мне замечать, что многие из них не пройдут мимо кошки или собаки, не толкнув ее ногой, не лукнув в нее камнем или палкой, тогда как другие, напротив, защищают бедное животное от обид товарищей, чувствуют безотчетную радость, лаская его, разделяя с ним скудный обед или ужин; из этих мальчиков непременно выйдут охотники до какой-нибудь охоты.

Один, заслышав охотничий рог или лай гончих, вздрагивает, изменяется в лице, весь превращается в слух, тогда как другие остаются равнодушны, — это будущий псовый охотник. Один, услыхав близкий ружейный выстрел, бросается на него, как горячая легавая собака, оставляя и бабки, и свайку, и своих товарищей, — это будущий стрелок. Один кладет приваду из мякины, ставит волосяные силья или настораживает корыто и караулит воробьев, лежа где-нибудь за углом, босой, в одной рубашонке, дрожа от дождя и холода, — это будущий птицелов и зверолов. Других мальчиков не заставишь и за пряники это делать. Чем объяснить такие противоположные явления, как не врожденным влечением к охоте? — Обратив внимание на зрелый возраст крестьян, мы увидим то же. Положим, что между людьми, живущими в праздности и довольстве, ребячьи фантазии и склонности, часто порождаемые желанием подражать большим людям, могут впоследствии развиться, могут обратиться в страсть к охоте в года зрелого возраста; но мы найдем между крестьянами и, всего чаще, между небогатыми, которым некогда фантазировать, некому подражать, страстных, безумных охотников: я знавал их много на своем веку. Кто заставляет в осенние дождь и слякоть таскаться с ружьем (иногда очень немолодого человека) по лесным чащам и оврагам, чтоб застрелить какого-нибудь побелевшего зайца? Охота. Кто поднимает с теплого ночлега этого хворого старика и заставляет его на утренней заре, тумане и сырости, сидеть на мокром берегу реки, чтоб поймать какого-нибудь язя или головля? Охота. Кто заставляет этого молодого человека, отлагая только на время неизбежную работу или пользуясь полдневным отдыхом, в палящий жар, искусанного в кровь летним оводом, таскающего на себе застреленных уток и все охотничьи припасы, бродить по топкому болоту, уставая до обморока? Охота, без сомнения одна охота. Вы произносите это волшебное слово — и все становится понятно.

Оттенки охотников весьма разнообразны, как и сама природа человеческая. Некоторые охотники, будучи страстно привязаны предпочтительно к одной охоте, любят, однако, хотя не так горячо, и прочие роды охот. Другие охотники, переходя с детских лет постепенно от одной охоты к другой, предпочитают всегда последнюю всем предыдущим; но совершенно оставляя прежние охоты, они сохраняют теплое и благодарное воспоминание о них, в свое время доставлявших им много наслаждений.

Есть, напротив, третий разряд охотников исключительных: они с детства до конца дней, постоянно и страстно, любят какую-нибудь одну охоту и не только равнодушны к другим, но даже питают к ним отвращение и какую-то ненависть. Наконец, есть охотники четвертого разбора: охотники до всех охот без исключения, готовые заниматься всеми ими вдруг, в один и тот же день и час. Такие охотники в настоящем, строгом смысле слова — ни до чего не охотники; ни мастерами, ни знатоками дела они не бывают. По большей части они делаются добрыми товарищами других охотников.

Не разбирая преимуществ одного рода охотников перед другими, я скажу только, что принадлежу ко второму разряду охотников. В ребячестве начал я с ловли воробьев и голубей на их ночевках. Несмотря на всю ничтожность такой детской забавы, воспоминание о ней так живо в моей памяти, что, признаюсь, и на шестьдесят четвертом году моей жизни не могу равнодушно слышать особенного, торопливого чиликанья воробья, когда он, при захождении солнца, скачет взад и вперед, перепархивает около места своего ночлега, как будто прощаясь с божьим днем и светом, как будто перекликаясь с товарищами, — и вдруг нырнет под застреху или желоб, в щель соломенной крыши или в дупло старого дерева.

 — От ловли воробьев на ночевках перешел я к ловле других мелких птичек волосяными сильями, натыканными в лубок, к ловле конопляными необмолоченными снопами, опутанными веревочкой с сильями, и, наконец, к ловле разными лучками из сетки. Потом пристрастился я к травле перепелок ястребами и к ловле перепелов сетью на дудки. Все это на некоторое время заменила удочка; но в свою очередь и она была совершенно заменена ружьем. Единовластное владычество ружья продолжалось половину моего века, тридцать лет; потом снова появилась на сцене удочка, и, наконец, старость, а более слабость зрения, хворость и леность окончательно сделали из меня исключительного рыбака. Но я сохраняю живое, благодарное воспоминание обо всех прежних моих охотах, и мои статьи о них служат тому доказательством.

Читать дальше

Читать «Рассказы охотника» — Скребицкий Георгий Алексеевич — Страница 1

Г. Скребицкий

Рассказы охотника

Филюша

Ко мне в комнату вбежали, запыхавшись, деревенские ребятишки.

— Дяденька, кого мы нашли! Ой, кого мы нашли! Глазищами так и ворочают!.. — загалдели они все разом, перебивая друг друга.

Из сбивчивых рассказов ребят я только понял, что они нашли в лесу логово с какими-то серыми лохматыми зверями, должно быть с волчатами. Я взял ружье и вместе с ребятишками отправился в лес.

Они привели меня в самую глушь, на старую, заболоченную гарь.

Кругом громоздились наваленные друг на друга темные полусгнившие стволы деревьев. Приходилось то подлезать под них, то перелезать через сплошные заграждения. Вывороченные корни торчали вверх, будто щупальцы гигантских осьминогов. В ямах под ними чернела густая, как деготь, болотная вода.

Между гниющими деревьями густо разросся молодой зеленый березняк и разные болотные травы.

Даже в жару здесь было прохладно и остро пахло душистой болотной сыростью.

— Куда же мы идем? — спросил я у своих провожатых.

— А вон на ту гриву. Там у самого края… — заговорили они, показывая на небольшой, поросший сосняком холмик.

Мы двинулись дальше. Смотрю — ребята мои начали отставать.

— А что как сама матка с ними? — говорили они. — Уж и задаст она нам — больше не полезешь.

Я плохо представлял, каких именно зверей нашли дети, и потому, сознаюсь, тоже не без робости приближался к таинственному логовищу. Может быть, там не волки, а рысь! С ней разговор похуже будет. Волчица труслива, она в случае опасности убежит от детей, а рысь, пожалуй, и броситься может.

Ребятишки пропустили меня вперед, а сами сбились в кучу за моей спиной.

— Вон, вон, видишь, сосна повалена, под корнями будто нора. Там и сидят… все серые, лохматые, глазища так и горят… Стра-а-ашно!..

Я взвел курок ружья и стал осторожно подбираться к логовищу. Подойдя шагов на десять, я свистнул и приготовился стрелять. Но из-под сосны никто не показывался. Я подошел ближе, свистнул еще раз. Опять никого.

Да есть ли там кто-нибудь? Может, давно все убежали?

Я подобрался к самой сосне и заглянул под корни.

Вижу — два каких-то серых пушистых существа жмутся друг к другу.

Я пригляделся получше и чуть не вскрикнул от удивления: в норе под корнями сидели два серых мохнатых филиненка. «Ну и птицы! А я-то их чуть за зверей не принял. Да какие забавные, глазастые! Возьму-ка, — думаю, — одного домой, отвезу в город, в школьный живой уголок. Вот уж ребята обрадуются!»

Я обмотал руку носовым платком, чтобы филиненок меня не поранил, и не без труда вытащил из-под корней большого, отчаянно сопротивлявшегося птенца.

Ребята обступили меня.

— Ну и страшилище! А глазищи-то, глазищи! И на птицу совсем не похож!

Филиненок был уже почти со взрослого филина, с огромной головой и желтыми кошачьими глазами; весь в коричнево-сером пуху, кое-где у него уже пробивались перья.

Он испуганно озирался, раскрывал рот и злобно шипел.

Мы принесли его домой и посадили в просторный чулан.

* * *

Пойманный филиненок очень скоро привык ко мне. Когда я входил в чулан, он больше не жался в угол, а, наоборот, неуклюже бежал ко мне навстречу, раскрывал рот и требовал еды.

Кормил я его мелко нарубленным сырым мясом, которое он глотал с большой жадностью. Назвал я его Филюшей.

Филюша чувствовал себя отлично; он быстро рос и покрывался перьями. Часто, сидя на полу, он начинал размахивать крыльями и подпрыгивать, стараясь взлететь.

Один раз, войдя в чулан, я не нашел филина на обычном месте — в углу за ящиком. Я обшарил весь чулан — Филюши нигде не было. Значит, удрал как-нибудь.

Мне было очень досадно и жаль филиненка. «Ведь летать он еще не умеет, кормиться сам не сможет, забьется куда-нибудь под сарай или под дом и погибнет», думал я.

Вдруг надо мной кто-то завозился. Гляжу, а это Филюша: сидит на полке у самого потолка и поглядывает на меня.

Обрадовался я, говорю ему:

— Вот ты куда, разбойник, забрался! Значит, крылья покрепче стали; скоро и совсем летать начнешь.

После этого прохожу я как-то раз мимо чулана. Вдруг слышу — там шум, возня какая-то. Открыл дверь, гляжу — сидит Филюша посреди пола; весь распушился, шипит на меня, клювом щелкает.

Понять не могу, что с ним такое случилось. Пригляделся я: вижу — а у филина из-под лапы огромная крыса торчит.

— Эге, брат, да ты здесь уже за крысами охотиться начинаешь?

«Вот ведь как интересно! — подумал я. — Взял филиненка из гнезда совсем маленьким, никто его не учил, а пришло время, он и сам за охоту принялся».

Съел Филюша крысу всю до последней косточки и шкурку тоже съел, потом взлетел к себе на полку, уселся там и задремал. А наутро гляжу — на полу под полкой лежит твердый серый комочек: это Филюша остатки выплюнул.

Хищные птицы всегда так делают: глотают добычу целыми кусками, вместе с костями, с шерстью, с перьями. Мясо у них в желудке переварится, а все несъедобное в твердый комочек склеится. Они его и выплюнут. Такие комочки называются погадками.

С тех пор как Филюша поймал крысу, я перестал кормить его рубленым мясом, а стал ему стрелять воробьев, галок, ворон. Принесу и брошу на пол убитую птицу. Филюша сразу весь распушится, нацелится на добычу, будто она живая, потом бросится с полки, схватит когтями и начнет ее рвать своим крючковатым клювом. Наестся — и назад на полку.

* * *

Однажды дворовые собаки задушили ежа. Я давно уже слышал, что филины любят ежиное мясо. Взял ежа, несу Филюше и думаю: «Как же он будет у ежа мясо от кожи с иголками отдирать? Ведь исколется, пожалуй, да еще иголку как бы случайно не проглотил».

Филюша только увидел ежа, бросился на него, вцепился в добычу когтями и начал отрывать большие куски мяса. Рвет и глотает, прямо вместе со шкурой, с колючками.

Я так и замер — иглы-то острые, как же он себе ими весь рот и желудок не исколет? А Филюша хоть бы что! Всего ежа съел.

Целый день я был неспокоен — боялся, как бы филин от такого «колючего обеда» не заболел. Несколько раз я заходил его проведывать, но Филюша преспокойно дремал у себя на полке.

Наутро я нашел на полу две погадки с ежиными иголками.

* * *

Прошло около месяца с тех пор, как я принес филина из леса. Теперь он уже совсем хорошо летал по чулану.

Как-то сидел я на дворе около дома. Вдруг вижу — из раскрытых сеней вылетает Филюша. Верно, нечаянно дверь в чулане оставили открытой.

Не успел я ахнуть, как филин уже сидел на крыше. Яркий солнечный свет ослепил его, он удивленно вертел своей огромной головой и не решался лететь дальше.

Я бросился к чердачной лестнице, но в это время Филюша взмахнул своими огромными мягкими крыльями и тихо полетел через двор к березовой роще.

Я побежал за ним, не зная, что же мне делать. «Улетел мой подарок ребятам!»

Вдруг с берез сорвалась целая стая грачей. С громким карканьем набросились они на Филюшу. В воздухе замелькали крылья, перья. Все смешалось и полетело вниз.

Обезумевший от страха Филюша упал на землю и, широко раскинув крылья, отбивался от грачей.

Я подбежал, прогнал драчливых птиц и принес филина обратно в чулан.

С тех пор он больше не пытался днем удирать из чулана.

Рассказ о моей первой охоте

На охоту мои старшие родственники ходили всегда. Дед был заядлым охотником, он прекрасно знал здешние леса. Также и воспитал своих сыновей. Те тоже могли часами сидеть и ждать кабана на тропе, выслеживать волка или лису. По осени, когда открывался сезон, охотились на водоплавающую дичь.

Выйдя на пенсию после службы в армии, дед не захотел сидеть дома. Он построил дом в деревне, переселился с бабулей туда. Сам устроился в лесничество объездчиком или по-местному лесником. Ему был передан под охрану огромный лес в двадцать тысяч гектаров на берегу небольшой реки Кинель под Самарой. Большая протяженность периметра леса приходилась на берег реки, с другой стороны лес выходит на поля нескольких деревень. Внутри самого леса в глубине есть несколько озер, река около леса делает крутой поворот, создающий заводь площадью в несколько гектаров.

На реке, особенно в заводи, а также на озерах каждый год селятся тысячи разных уток, на студеном озере в самой глуши кроме уток гнездуются дикие гуси и лебеди. Поэтому озеро и получило название Лебяжье озеро.

Дед, приступив к обязанностям объездчика, стал ревностно следить за сохранностью и приумножением поголовья животных и птицы в лесу. Сам стал меньше охотиться, да и другим особо не давал. Но при открытии сезона охоты у него имелись сведения, сколько и какого вида животных можно отстрелить, чтобы не нанести урона лесу. Очень строго относился к охотникам, приезжавшим без лицензий, которых он не подписывал. Вступал в открытую схватку с браконьерами, его побаивались – и не зря ведь бывший полковник, самой опасной службы – контрразведки «Смерш», – их тогда боялись все.

Со временем стал дед нас приучать к охоте с фоторужьем, сам иногда печатал свои фотографии журнале «Смена». Но и настоящие тулки висели у него стене. Я с малых лет гостил у деда. Иногда дед по настроению снимал двустволку или карабин, брал патронташ и звал на зады – пострелять, чтобы передать свои умения мне, как старшему внуку. Заодно похвастаться передо мной: насколько он умело и ловко мог стрелять из оружия. Стрелял он классно. Я подбрасывал бутылки в воздух, дед без промаха стрелял по ним. Попутно и меня натаскал стрелять также легко навскидку.

Учил иногда стрелять на вспышку и на звук. Я оказался примерным учеником, мог в доли секунды быть готовым к стрельбе и попадать в любую цель.

Дед видел во мне свое продолжение, передавал свои навыки прислушиваться к любому звуку, анализировать эти звуки, выделять важное. На охоте идти по следу, наблюдать за каждой травинкой и листиком, лежащим неправильно, делать выводы о том, кто оставил такой след. Научил пользоваться топором, саперной лопаткой и ножом, как на короткой дистанции, так и на расстоянии – кидал в цель на поражение лучше, чем в кино.

Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я все свои игрушки подарил соседскому мальчугану, а дед заставил меня сдать на водительские права, а потом получить билет рыболова и охотника.

Летом, проверив мои навыки, как охотника, при наступлении охотничьего сезона дед выдал мне свое ружьишко, дал отличного спаниеля Пьеро, выписал лицензию на отстрел двух уток. Рано утром я и Пьеро двинулись к лесу. Местные мальчишки мне завидовали, что у меня такой замечательный дед, что у меня уже куча прав, которых у них нет.

Я шел с ружьем за плечами и думал, на какое из озер пойти. В конце концов, решил, что пойду на далекое озеро, там не слышно ничьих голосов, выстрелов оттуда тоже не было.

Пьеро легко бежал впереди меня, помахивая хвостом. Ему нравилась охота. Это уже не молодой пес, несколько раз в жизни участвовал в охотах. Ему нравился вкус крови от подстреленной птицы. Потом само состояние охоты доставляло особую радость собаке.

Вышли мы к берегу. Над озером еще плыл туман. В камышах были слышны разные звуки, кто-то кого-то ловил или просто носился в камышах.

Подойдя поближе, я взял ветку и подбросил ее в камыш. Шум от падающей на камыши ветки смутил тех, кто там прятался. Над полоской тумана взлетели несколько уток. Руки сами, почти на автомате перехватили ружье. Выстрел. Ясно увидел, что утка неровно дернулась в своем полете, перевернулась через крыло и упала в воду.

Пьеро сам поскакал по илу, потом кинулся в камыши. Через несколько минут показалась его довольная морда. Он держал в зубах первый трофей нашей охоты.

Я похвалил пса за выполненную службу, дал ему корочку хлеба. Пес всем своим видом требовал, чтобы я продолжил это интересное мероприятие Он получал особое удовольствие бегать за утками в воду, плавать, искать, доставать и приносить их на берег.

Прошли мы с Пьеро еще немного. Он стал выказывать особое беспокойство около большой заросли камышей. Кинул и туда ветку. Взлетели сразу несколько очень крупных уток. Попал в доли секунды.

Когда Пьеро принес добычу, я даже удивился, насколько кучно пошла дробь – много было ранок в одном месте.

Дед мне строго настрого запретил стрелять больше, чем имеется в лицензии. Но идти сразу домой не хотелось. Еще побродил по берегу, попугал дичь – много ее вывелось в тот год.

Через неделю еще разок сходил, но уже и с другом. Просто тогда понял, что нельзя в один год отстреливать всю дичь. Нужно очень ограниченно, чтобы лесное добро «…досталось и сыну, и внуку …» – так меня учил мой дед, плакаты с такой надписью он установил на всех дорогах к лесу.

Рассказ об охоте с гончими собаками

Рассказ об охоте с гончими собаками

Эстетическая сторона этой удивительной эмоциональной охоты давно известна. Ей посвящены многие полотна отечественных шедевров живописи и литературы.

Прекрасной музыке гона немало строк посвятили А. С. Пушкин, С. Т. Аксаков, Л. Н. Толстой, И. А. Бунин, М. М. Пришвин, И. С. Тургенев. Да и как не любить эту охоту?

…Открытие сезона охоты. Заиндевелая дорога, гулко слышны шаги. Непослушно тянут шворки багряная Песня, пегая Доборка и совсем юный багряно-пегий Плакун. Тянут, словно спешат на большой праздник, смотрят карими вишня­ми счастливых глаз, будто понимают и нашу радость. Коль хозяин с рюкзаком и ружьем — значит не на прогулку, не на нагонку…

В припудренном белыми кружевами инея утреннем лесу тихо. Потому наши шаги, ломая толщу застывшего рыжего ковра опавшей листвы, кажется, гремят на всю округу. Через лес тянется глубокий и длинный распадок, поросший густыми невысокими побегами граба и ясеня, что дружно поднялись от пней позапрошлогодней вырубки. На горке за верхушками грабов уже пылает багрянец солнца, а здесь, в распадке, почти темно.

Плакуну немногим более полгода. Он еще никогда не был на охоте, и голоса его никто не слыхал. Взят просто так, чтобы не выл, не плакал дома. Известно, что такой новичок будет бояться всего лесного, незнакомого, прижиматься по­ближе к хозяину, мешать подстаивать зверя, играть, бегать.

И вот опушка застывшего в тишине леса. Песня и Доборка ушли в глубокий полаз, и где-то на другой стороне балки сначала залаяла Песня, за ней залилась Доборка и, дополняя друг друга своей мелодней, две песни слились в один дрожа­щий аккорд, разбудивший утренний сон вековых ясеней, ду­бов, грабов. Музыка разливалась лесом, уходя в вершины огромных деревьев, дробилась на звонкое сопрано, фигурный тенор Доборки переплетался с тоненьким повизгиванием Песни.

Мы стоим завороженные дружным гоном. Плакун, как только услышал лай собак, остановился, приподнялисьтон­кие багряные ушки. Гон приближался к нам, и вскоре в по­дустах шагах перед нами начали вздрагивать веточки побе­гов— невидимый и осторожный зверь шел к нам.

В тот же миг юный первоосенник потянул носом, вдохнул искрящийся воздух и пошел напролом, с трудом пробиваясь через густую поросль, туда, где только что вздрагивали по­крытые инеем, потревоженные зверем спящие верхушки подлеска.

Он не дошел до того места, где обозначил свое присут­ствие зверь, но уже ревел породным, музыкальным голосом, в котором еще присутствовали нотки щенячьей хрипоты. А ко­гда молодой выжлец стал на горячий след, песня его обрела особое торжество. Он гнал как заправский мастер первого в своей жизни звернуто надрываясь до хрипоты, то заливаясь воплем, словно кто-то его ударил.

Гон пошел по логу вниз. Теперь уже четко слышно, как Плакун ведет стайку, а Песня и Доборка, чуть приотстав, вторят молодому выжлецу. Бесшумно расходимся по не­широкой,: изрезанной гусеницами тракторов лесной дороге, в конце которой видим на миг остановившегося красного лиса. Заметив нас, зверь одним прыжком перемахнул через дорогу и пошел по зарослям терновника. За ним точно по следу ревет Плакун. Выжловки отстали от него на полмину­ты, Сколько радости и как счастлив владелец этого молодого, так удачно начавшего выжлеца!

Через час лис не выдержал гона, вышел из чащи и растя­нулся на дороге после меткого выстрела. Плакун подошел первым. Сначала нерешительно приблизился к трофею, по­нюхал, оглянулся, увидел подбегающего своего хозяина й смело впился зубами в шею еще трепыхающегося огненно- красного лиса.

Рассказы охотника» — читать онлайн бесплатно, автор Георгий Алексеевич Скребицкий

Г. Скребицкий

Рассказы охотника

Филюша

Ко мне в комнату вбежали, запыхавшись, деревенские ребятишки.

— Дяденька, кого мы нашли! Ой, кого мы нашли! Глазищами так и ворочают!.. — загалдели они все разом, перебивая друг друга.

Из сбивчивых рассказов ребят я только понял, что они нашли в лесу логово с какими-то серыми лохматыми зверями, должно быть с волчатами. Я взял ружье и вместе с ребятишками отправился в лес.

Они привели меня в самую глушь, на старую, заболоченную гарь.

Кругом громоздились наваленные друг на друга темные полусгнившие стволы деревьев. Приходилось то подлезать под них, то перелезать через сплошные заграждения. Вывороченные корни торчали вверх, будто щупальцы гигантских осьминогов. В ямах под ними чернела густая, как деготь, болотная вода.

Между гниющими деревьями густо разросся молодой зеленый березняк и разные болотные травы.

Даже в жару здесь было прохладно и остро пахло душистой болотной сыростью.

— Куда же мы идем? — спросил я у своих провожатых.

— А вон на ту гриву. Там у самого края… — заговорили они, показывая на небольшой, поросший сосняком холмик.

Мы двинулись дальше. Смотрю — ребята мои начали отставать.

— А что как сама матка с ними? — говорили они. — Уж и задаст она нам — больше не полезешь.

Я плохо представлял, каких именно зверей нашли дети, и потому, сознаюсь, тоже не без робости приближался к таинственному логовищу. Может быть, там не волки, а рысь! С ней разговор похуже будет. Волчица труслива, она в случае опасности убежит от детей, а рысь, пожалуй, и броситься может.

Ребятишки пропустили меня вперед, а сами сбились в кучу за моей спиной.

— Вон, вон, видишь, сосна повалена, под корнями будто нора. Там и сидят… все серые, лохматые, глазища так и горят… Стра-а-ашно!..

Я взвел курок ружья и стал осторожно подбираться к логовищу. Подойдя шагов на десять, я свистнул и приготовился стрелять. Но из-под сосны никто не показывался. Я подошел ближе, свистнул еще раз. Опять никого.

Да есть ли там кто-нибудь? Может, давно все убежали?

Я подобрался к самой сосне и заглянул под корни.

Вижу — два каких-то серых пушистых существа жмутся друг к другу. Я пригляделся получше и чуть не вскрикнул от удивления: в норе под корнями сидели два серых мохнатых филиненка. «Ну и птицы! А я-то их чуть за зверей не принял. Да какие забавные, глазастые! Возьму-ка, — думаю, — одного домой, отвезу в город, в школьный живой уголок. Вот уж ребята обрадуются!»

Я обмотал руку носовым платком, чтобы филиненок меня не поранил, и не без труда вытащил из-под корней большого, отчаянно сопротивлявшегося птенца.

Ребята обступили меня.

— Ну и страшилище! А глазищи-то, глазищи! И на птицу совсем не похож!

Филиненок был уже почти со взрослого филина, с огромной головой и желтыми кошачьими глазами; весь в коричнево-сером пуху, кое-где у него уже пробивались перья.

Он испуганно озирался, раскрывал рот и злобно шипел.

Мы принесли его домой и посадили в просторный чулан.

* * *

Пойманный филиненок очень скоро привык ко мне. Когда я входил в чулан, он больше не жался в угол, а, наоборот, неуклюже бежал ко мне навстречу, раскрывал рот и требовал еды.

Кормил я его мелко нарубленным сырым мясом, которое он глотал с большой жадностью. Назвал я его Филюшей.

Филюша чувствовал себя отлично; он быстро рос и покрывался перьями. Часто, сидя на полу, он начинал размахивать крыльями и подпрыгивать, стараясь взлететь.

Один раз, войдя в чулан, я не нашел филина на обычном месте — в углу за ящиком. Я обшарил весь чулан — Филюши нигде не было. Значит, удрал как-нибудь.

Мне было очень досадно и жаль филиненка. «Ведь летать он еще не умеет, кормиться сам не сможет, забьется куда-нибудь под сарай или под дом и погибнет», думал я.

Вдруг надо мной кто-то завозился. Гляжу, а это Филюша: сидит на полке у самого потолка и поглядывает на меня.

Обрадовался я, говорю ему:

— Вот ты куда, разбойник, забрался! Значит, крылья покрепче стали; скоро и совсем летать начнешь.

После этого прохожу я как-то раз мимо чулана. Вдруг слышу — там шум, возня какая-то. Открыл дверь, гляжу — сидит Филюша посреди пола; весь распушился, шипит на меня, клювом щелкает.

Понять не могу, что с ним такое случилось. Пригляделся я: вижу — а у филина из-под лапы огромная крыса торчит.

— Эге, брат, да ты здесь уже за крысами охотиться начинаешь?

«Вот ведь как интересно! — подумал я.  — Взял филиненка из гнезда совсем маленьким, никто его не учил, а пришло время, он и сам за охоту принялся».

Съел Филюша крысу всю до последней косточки и шкурку тоже съел, потом взлетел к себе на полку, уселся там и задремал. А наутро гляжу — на полу под полкой лежит твердый серый комочек: это Филюша остатки выплюнул.

Хищные птицы всегда так делают: глотают добычу целыми кусками, вместе с костями, с шерстью, с перьями. Мясо у них в желудке переварится, а все несъедобное в твердый комочек склеится. Они его и выплюнут. Такие комочки называются погадками.

С тех пор как Филюша поймал крысу, я перестал кормить его рубленым мясом, а стал ему стрелять воробьев, галок, ворон. Принесу и брошу на пол убитую птицу. Филюша сразу весь распушится, нацелится на добычу, будто она живая, потом бросится с полки, схватит когтями и начнет ее рвать своим крючковатым клювом. Наестся — и назад на полку.

* * *

Однажды дворовые собаки задушили ежа. Я давно уже слышал, что филины любят ежиное мясо. Взял ежа, несу Филюше и думаю: «Как же он будет у ежа мясо от кожи с иголками отдирать? Ведь исколется, пожалуй, да еще иголку как бы случайно не проглотил».

Филюша только увидел ежа, бросился на него, вцепился в добычу когтями и начал отрывать большие куски мяса. Рвет и глотает, прямо вместе со шкурой, с колючками.

Я так и замер — иглы-то острые, как же он себе ими весь рот и желудок не исколет? А Филюша хоть бы что! Всего ежа съел.

Целый день я был неспокоен — боялся, как бы филин от такого «колючего обеда» не заболел. Несколько раз я заходил его проведывать, но Филюша преспокойно дремал у себя на полке.

Наутро я нашел на полу две погадки с ежиными иголками.

* * *

Прошло около месяца с тех пор, как я принес филина из леса. Теперь он уже совсем хорошо летал по чулану.

Как-то сидел я на дворе около дома. Вдруг вижу — из раскрытых сеней вылетает Филюша. Верно, нечаянно дверь в чулане оставили открытой.

Не успел я ахнуть, как филин уже сидел на крыше. Яркий солнечный свет ослепил его, он удивленно вертел своей огромной головой и не решался лететь дальше.

Я бросился к чердачной лестнице, но в это время Филюша взмахнул своими огромными мягкими крыльями и тихо полетел через двор к березовой роще.

Я побежал за ним, не зная, что же мне делать. «Улетел мой подарок ребятам!»

Вдруг с берез сорвалась целая стая грачей. С громким карканьем набросились они на Филюшу. В воздухе замелькали крылья, перья. Все смешалось и полетело вниз.

Обезумевший от страха Филюша упал на землю и, широко раскинув крылья, отбивался от грачей.

Я подбежал, прогнал драчливых птиц и принес филина обратно в чулан.

С тех пор он больше не пытался днем удирать из чулана.

Зато в сумерки я сам начал выпускать его.

Летал он обычно недалеко: над домом, над двором. Потом сядет на сарай и начнет ухать, будто в лесу.

Филюша хорошо знал свою кличку.

Стоило мне его позвать, он мигом слетал с крыши и садился мне на руку или на плечо.

Когти у него были большие, острые, и для прогулок с Филюшей я стал надевать старую ватную куртку, чтобы он меня не поцарапал.

* * *

Один раз вечером я, по обыкновению, выпустил Филюшу погулять. Налетавшись, он сел на крышу. Я позвал его, чтобы нести домой, но на этот раз он и не — подумал лететь ко мне.

С ним будто что-то случилось. Сколько я его ни звал, Филюша так и не спустился. Сидит себе на крыше, будто не слышит.

Я жду, что же дальше будет. Посидел он так, взмахнул крыльями, сделал круг над двором и исчез в темноте.

Не прошло двух-трех минут, как в грачиной роще поднялся страшный переполох.

«Неужели грачи даже в темноте заметили Филюшу и опять дерут его?» Я побежал в рощу. Грачи кричат, а рассмотреть ничего не могу. Так и вернулся ни с чем.

Подхожу к крыльцу, и что бы вы думали? Филюша уже дома. Сидит на крыльце, на перилах, а в лапах убитого грача держит.

Вот, значит, отчего так переполошились в роще грачи! Спали себе на деревьях, в темноте и не заметили, как на них Филюша напал. А филин ночью все отлично видит. Схватил он одного грача, задрал и притащил себе на ужин.

После этого случая я уже больше не стрелял для филина птиц: знал, что он и сам о себе позаботится.

Так и было. Каждый вечер летал Филюша в грачиную рощу и возвращался с добычей.

Если дверь в сени бывала заперта, он влетал через ближайшее окно в мою комнату, и я относил его в чулан.

День ото дня ночные прогулки Филюши становились все продолжительнее, иногда он возвращался домой только под утро.

* * *

Лето уже кончалось. Я собирался уезжать в город. Для перевоза филина сделали прочную деревянную клетку.

Накануне отъезда поздно вечером ко мне в гости приехал мой приятель. Перед этим мы с ним очень долго не виделись. Наговорились мы с ним вволю, и я уложил гостя спать у себя в комнате, а сам лег в столовой.

Вдруг среди ночи слышу крик. Я вскочил. Зажег свет. Вижу — из коридора вбегает мой приятель: лицо испуганное, бледное.

— Успокойся, успокойся, — говорю, — что случилось?

Приятель только рукою на дверь показал.

— Там кто-то есть, или, может, мне померещилось… — пролепетал он. — Сплю. Вдруг как зашумит… Гляжу, а в окно кто-то лезет, огромный, с рогами, глаза так и горят…

— Да это Филюша! — рассмеялся я. — Ручной филин. Я и забыл тебя предупредить, а ты испугался спросонок. Эх, ты!

Я взял свечу и пошел в комнату. Товарищ опасливо направился за мной.

Когда мы вошли в мою комнату, Филюша сидел на подоконнике. В когтях он держал не грача, а молодого зайца. Это была его первая настоящая охота.

Наутро мы уехали в город и увезли с собой Филюшу. С тех пор он живет в просторной клетке, в живом уголке у школьников.

Кошка Машка

Поехал я зимою в Северный край охотиться за медведями. Поздно вечером добрался я наконец до глухой лесной сторожки. Она находилась километров за семьдесят от железной дороги. Там жил знаменитый охотник дядя Дрон.

Хорошо после долгого пути по холоду, среди заснеженных таежных лесов, очутиться в жарко натопленной избушке за самоваром, слушать рассказы о лосях, о медведях и предвкушать удовольствие предстоящей охоты.

Мы не спеша допивали большой самовар и обсуждали, куда завтра отправиться на охоту.

Вдруг в наружную дверь кто-то начал громко царапаться.

— Дядя Дрон, наверно собака в дом просится, — сказал я.

— Нет, это кошка Машка домой вернулась. — Он встал и открыл дверь.

В комнату ворвались клубы морозного пара, и вместе с ними вбежал кто-то серый, большой, не меньше дворовой собаки.

В избушке было темновато, я я не мог разглядеть, кто именно, только уж никак не кошка. «Конечно, собака», подумал я. Но в этот миг «Машка» бесшумно, по-кошачьи, шмыгнула в дальний угол и в один прыжок исчезла на печке. Оттуда из темноты на меня блеснули два желтых кошачьих глаза.

— Дядя Дрон, кто же это у тебя? — удивился я.

— Говорю — кошка, — засмеялся хозяин.

— Да что ты! Какая это кошка? Такая огромная!

— А это кошка не городская, а наша, лесная, таежная. Кис, кис, кис! — поманил он. — Иди-ка, молочка налью.

Он взял крынку и мисочку.

Машка мягко спрыгнула с печи и направилась к столу.

Я с изумлением увидел перед собой большого серого зверя с кошачьей мордой и куцым, будто обрубленным хвостом.

Зверь недоверчиво покосился на меня и подошел поближе к хозяину.

— Да это же рысь! — вскрикнул я.

— А разве рысь не кошка? — опять засмеялся старик.

Я ничего не ответил и с любопытством разглядывал огромного лесного кота. А тот преспокойно уселся возле лавки и лакал молоко из миски, будто самая обыкновенная домашняя кошка.

Голова у Машки была кошачья, только гораздо больше, с пушистыми баками, а на ушах торчали черные кисточки. Лапы были огромные и тоже по-кошачьи мягкие.

Наевшись, Машка встала, подошла к хозяину и начала тереться головой о его ногу, потом вспрыгнула на лавку и уселась рядом с ним.

— Ах ты, баловница! — говорил дед, почесывая ее за ухом и под шеей.

Машка растянулась на лавке и замурлыкала, да так громко, будто заработал маленький моторчик.

— Можно ее погладить, не тронет? — спросил я.

— Можно, можно… Машка, это свой, не бойся.

Я погладил ее по спине. Шерсть у нее была густая и очень мягкая, как дорогой плюш. Я угостил Машку кусочком сыра. Она долго его нюхала, фыркала, забавно топорща большие жесткие усы, наконец распробовала и съела.

Через час-другой мы уже были совсем друзьями: Машка терлась головой о мою ногу и лезла ко мне на колени.

— Вот ведь что значит кошачья порода! — добродушно улыбнулся дядя Дрон. — Собака — та хозяина знает, к чужому не пойдет, а кошка все едино — кто приласкал, тот и друг.

В это время в дверь опять начали скрести.

«Кто ж это теперь, уж не медведь ли? У дяди Дрона кого не встретишь!» подумал я.

Старик отворил дверь, и в комнату кубарем влетела охотничья собака лайка. Я вскочил с лавки, загораживая от нее рысь. «Сейчас сцепятся!» думаю.

Но Машка даже не шевельнулась. А лайка проскочила мимо меня, подбежала к рыси и с налета самым дружеским манером лизнула ее в нос. Машка фыркнула и потянула к собаке мягкую, бархатную лапу.

— Не бойся, не подерутся, — засмеялся хозяин.  — Жучка ведь Машке кормилицей доводится.

— Как кормилицей?

— Очень обыкновенно. Она Машку выкормила.

— Значит, Машка у тебя в доме и выросла?

— А то как же! Я ее прошлым летом из гнезда совсем крохотной достал. Принес и думают как же ее выхаживать? А на ту пору у Жучки щенки народились, тоже еще совсем маленькие, слепые, целых шесть штук. Думаю, была не была, попробую-ка я рысенка вместе с ними Жучке подсунуть. Может, в компании она и не разберет. Взял я всех щенят, отнял у нее, положил в кошолку и рысенка туда же в общую кучу. Жучка носится вокруг меня, на задние лапы становится, визжит, скулит, детей назад просит. А я не отдаю. Думаю, пускай-ка они в кошолке все перемешаются. Рысенок собачьим духом получше пропахнет, да и мать-то о детях соскучится, молоко ей подопрет. Тогда некогда будет разнюхивать, кто свой, кто чужой. Часа два продержал я щенят с рысенком в кошолке, а потом всю компанию разом и подложил.

Обрадовалась Жучка, что детей назад вернули, разлеглась на подстилке. Щенята прямо к ней под живот лезут, и рысенок туда же. Присосались все, чмокают, кряхтят. Напились молока, раздулись, как пузыри, и тут же возле матери пригрелись — и спать. Так и прижился с ними рысенок. А как начал подрастать, шустрый такой стал, всех своих молочных братьев и сестер обижает. А Жучка его за своего кутенка так и считала, лижет бывало, блох ищет; ей и невдомек, что это зверюга, да еще котенок — самый лютый собачий враг.

К осени щенят я всех роздал, а рысенка у себя оставил. Вот так и живем все втроем. — Дядя Дрон засмеялся. — Все трое охотники, друг другу в охоте помогаем.

— Как, и рысь у вас в охоте участвует? — удивился я. — Что же, вместо собаки, что ли?

— Нет, она сама по себе охотится, а нам только дичь приносит.

— Интересно поглядеть бы, как она охотится.

— Я один раз видел — прямо на охоте мы с ней столкнулись. Занятная история вышла.

— Как же это было?

— А вот как. Недалеко от моей сторожки в лесу полянка есть, кругом нее мелкий березнячок. Весною на утренней зорьке там тетеревиный ток, самое игрище у них. Слетятся штук двадцать, а то и тридцать тетеревей и начнут бормотать, драться; гоняются друг за другом, прямо как домашние петухи. А как сцепятся — только пух во все стороны летит. Тетерки рассядутся кругом по березкам и любуются на бойцов, а уж те-то стараются перед ними — удаль свою хотят показать. Я подойду к ним осторожно лесочком и гляжу на них. Когда получше разыграются тетерева, ничего кругом не замечают, тут к ним и подбирайся. Иной раз подкрадешься удачно, стрельнешь в самую кучу — сразу двух, а то и трех подшибешь. Вот один раз крадусь к ним, гляжу — а с другой стороны в кустах что-то сереется. Думал сначала — заяц. Пригляделся получше; нет, не заяц. Вижу — какой-то зверь, вытянулся весь, прижался к земле и ползет прямо к тетеревам. Кругом кустики, папоротник прошлогодний, зверя-то почти и не видно, только спинка иной раз покажется и опять за кустами спрячется. Что за зверь? Лиса не лиса, та пожелтее. Уж не волк ли? «Ну, — думаю, — подожди! Ты к тетеревам подбираешься, а я к тебе подберусь». Я в лощину спустился и лощиной к нему наперерез. Залег у самой опушки, ружье наготове, жду… Тетерева от меня шагах в тридцати, не более. Дерутся, наскакивают друг на друга, за шею друг друга таскают, вот уж настоящие петухи! Даром что лесные. Я их-то не бью, жду добычу покрупнее. Вижу, крадется по кустам мой зверюга. Прицелился я в него, а стрелять неудобно — кусты мешают. Впереди поляночка. Думаю: как ты только на ней покажешься, тут я тебя и уложу. Смотрю на него и любуюсь: вот ведь как ловко крадется, из прошлогодней травы и не видать, прямо, стелется по земле. И ни одним сучком не хрустнет. Только он на полянку показался, навел я ружье и спустил курок. Да, видно, пистон отсырел: выстрела не получилось, только курок щелкнул. Зверь разом голову вскинул, слушает: что такое, мол, щелкнуло? А я как глянул на него, так и обмер: ведь это не волк, а Машка моя к тетеревам крадется! Ну, если бы не пистон, убил бы я ее тут на месте! Да, знать, не судьба ей от моей руки погибать. Послушала она, послушала и опять к тетеревам поползла. Ловко так, будто кошка к воробьям подбирается. Подкралась к самой опушке и залегла в кустах. Вот два петуха сцепились, катятся прямо к кустам; только подкатились, Машка как выскочит, хвать одного, другой вырвался, полетел — и весь ток разом разлетелся. А Машка взяла свою добычу в зубы — и назад в лес. Я тоже домой. Прибегаю, а она уж на крыльце сидит и петушка в зубах держит: сама не съела, хозяину принесла.

Дядя Дрон потрепал Машку по боку.

— А вот этой осенью еще приладились они с Жучкой вдвоем за зайцами охотиться. Сам я Машку этой охоте и обучил. Пошел как-то с Жучкой на охоту, и Машка со мной увязалась. Ну, думаю, пускай идет, помехи от нее не будет. Нашла Жучка зайца и погнала его. Она у меня, как гончая, зайцев в голос гоняет. Слышу — заливается на весь лес. Я наперерез подлаживаю. Стал на краю поляночки, жду. Вот слышу, Жучка все ближе, ближе. Гляжу — выскочил от нее заяц на поляну, прямо ко мне катит. Я ружье наизготовку, про Машку-то и забыл. А она, значит, зайца тоже заметила и тоже себе готовится. Только заяц со мной поровнялся, вскинул я ружье, а Машка как выскочит из кустов, цап-царап — так перед самым моим носом беляка и словила. Подбежал я к ней, беру его. Она ничего — срезу отдала, даже не заворчала. С тех пор чуть не каждое утро отправляются мои дружки Машка с Жучкой в лес. Часу не пройдет, а уж они домой бегут и добычу тащат.

Дядя Дрон ласково погладил Машку но голове:

— Умница моя, что поймает, никогда одна не съест — все в дом тащит. Ну уж и я ее с Жучкой тоже не обижаю: повалю лося или медведя, сейчас им порцию. Так и охотимся втроем. Что ни добудем, всё на три пая делим.

Смышленый зверек

Самая моя любимая охота осенью — по зайцам с гончими собаками. Идешь в лес ранним утром, легкий морозец выбелил землю, затянул лужи первым хрустящим льдом. А лес-то какой нарядный! Березы все желтые, осины и клены — будто в красных одеждах, а среди них темная густая зелень молодых елок. Шумят под ногами опавшие листья, пахнет грибами, лесной свежестью. Легко дышится осенним утром в лесу!

Отвяжешь собак — и они мигом исчезнут в кустах. Теперь слушай и жди. Собаки носятся где-то там далеко в лесу, принюхиваются к земле, ищут звериный след.

Кругом тихо-тихо, изредка пискнет в кустах какая-нибудь птичка да зашуршит, цепляясь за ветки, сухой лист. Вдруг громкий, заливистый лай будто встряхнет осеннюю тишину. Эхо подхватит его и разнесет по далеким лесным отрогам. Это собаки нашли зайца и бросились по его следам. Скорей наперерез! Заяц не побежит далеко напрямик: он обязательно начнет крутиться по лесу. Тут уж вся охота на быстроту и смекалку рассчитана: кто кого перехитрит — охотник ли сумеет перехватить зверя, и тот выскочит прямо на выстрел, или зверь запутает по кустам свой след и собьет с толку собак.

Вот уж когда горячка! На весь лес заливаются гончие псы, а ты перебегаешь с дорожки на дорожку, ладишь попасть навстречу зверю. Да не так-то это легко среди лесной чащи. Думаешь, зверь тут проскочит, а он совсем в другом месте пробежал. Попробуй-ка, угадай!

А раз со мной осенью на охоте такой случай был. Нашли мои собаки в лесу зайца и погнали. Я — наперерез; стал на дорожке, жду. Слышу, гончие все ближе, ближе, сейчас выскочит на меня косой. Впереди лесная вырубка, кусты да пеньки. Гоняют собаки по вырубке, бегают взад и вперед, а зайца все нет. Куда же он девался? Значит, запутал собак.

Подождал я, подождал; ничего не выходит, не могут собаки зайца найти. Видно, нужно мне самому на помощь итти, разобрать, в чем там дело.

Пошел я, гляжу: посреди вырубки полянка, кустики мелкие, а среди них высокие пни стоят — мне выше пояса. Носятся мои собаки по кустам вокруг пней, нюхают землю, никак в заячьих следах не разберутся. Обегут полянку кругов — нет выходного следа. Значит, зверь не ушел, тут он. Но куда же зайцу на полянке спрятаться? Лисица хоть в нору уйти может, а у зайца и норы не бывает.

Вышел я на середину полянки, смотрю на собак, как они в заячьей грамоте разобраться не могут, и сам ничего не пойму. Потом случайно взглянул в сторону, да так и замер: в пяти шагах от меня на верхушке пня сереет пушистый комочек, притаился, глазенки так и впились в меня. Сидит заяц на высоком пне на самом виду. Внизу кругом него собаки носятся, а рядом охотник с ружьем стоит. Жутко косому с пня соскочить прямо к собакам. Затаился он, сжался весь, уши к спине приложил и не шевельнется.

«Ах ты, — думаю, — плут косой, куда от собак забрался! Запутал следы, а сам вот где сидишь! Найди-ка его, попробуй! Ну, да я хитрее тебя. Возьму и> застрелю».

Прицелился я, а заяц и не шевельнется, глядит на меня во все глаза, будто просит: «Молчи, не выдавай собакам!»

Стыдно мне стало: не бежит от меня зверек, словно доверяет мне, а я и убью его вот так — в пяти шагах, сидячего! Опустил я ружье и потихоньку прочь отошел. Вышел я с вырубки на дорожку и в рог затрубил — отозвал гончих.

— Идемте, — говорю, — дальше, других зайцев поищем, а этот сегодня самый трудный экзамен на хитрость сдал. Пускай себе живет, зайчат уму-разуму учит.

За волками

Сговорились мы раз с приятелем поехать на охоту за волками. Затеяли мы охоту не простую. На такой охоте не мы за зверем должны гоняться, а зверь за нами. И охотиться нужно не днем, а ночью.

Оделись мы потеплее, запрягли лошадь. Сзади к саням привязали на веревке мешок, набитый свиным навозом, а в другой мешок посадили живого поросенка и взяли его с собою в сани.

Выехали из деревни. Ночь ясная, морозная. Кругом поля, синие от лунного света. Дует ветерок и гонит по синему полю белые волны пушистого снега. Санки покачиваются на мягких сугробах, как будто и впрямь плывут по волнам. Вдали островками темнеют холмы, перелески.

Вдруг как завизжит, как захрюкает поросенок! Я даже вздрогнул от неожиданности. А это мой товарищ его тихонько за хвостик дернул. Тут я сразу сообразил, в чем дело. «Ну, — думаю, — начали охоту!» Поправил на коленях ружье и стал внимательно осматриваться по сторонам.

Проехали еще немного, и опять товарищ дернул за хвост поросенка, а тот на всю округу визг поднял. Мы с приятелем оба настороже: зорко вглядываемся в морозную лунную даль.

Миновали поле и въехали в лес. Он весь блестел и искрился под луною. По сторонам возвышались, казалось, не деревья, а чудесные дворцы с белыми сверкающими шпилями, башенками. А под ними темнели глубокие синие пещеры. Все замерло, застыло.

Едем мы по лесной дороге, кругом мертвая тишина.

И вот в тишине снова раздался звонкий поросячий визг и затих.

Вдруг мне показалось, что позади нас среди кустов что-то мелькнуло. Я оглянулся: большой темный зверь выскочил на дорогу и, опустив хвост, насторожив уши, стал обнюхивать на снегу след от мешка со свиным навозом. За ним из кустов показался второй зверь, третий.

Лошадь захрапела, рванулась вперед. Товарищ тоже оглянулся.

— Волки, — тихо сказал он и начал тормошить поросенка.

Тот завизжал, захрюкал. Волки мигом насторожились. И тут-то они заметили привязанный за санями мешок, который подпрыгивал на ухабах, точно живой.

В один миг звери бросились вслед за ним. Испуганная лошадь помчалась. Товарищ изо всех сил натягивал вожжи, стараясь ее сдержать. Но волки и так нас нагоняли.

Вот они почти рядом, сейчас схватят мешок. Теперь только бы не промахнуться! Я прицелился и спустил курок. Гулко прокатился выстрел. Волки шарахнулись в сторону.

Неужели промахнулся?! Нет. Один из волков, отбежав немного, зашатался и упал; два других исчезли в кустах.

С большим трудом удалось нам наконец остановить лошадь. Мы подъехали к мертвому зверю и осторожно, чтобы не напугать лошадь, положили его на сани. Это была старая большая волчица с серой густой шерстью и огромными стертыми клыками.

— Вот удача! — обрадовались мы.

— Саму старуху уложили, — говорит приятель. — В ней главное зло. Ведь каждый год она где-то тут поблизости выводок приносила. В лес стадо хоть не гоняй. Совсем разорила.

На другой день вся деревня перебывала на нашем, дворе. Все глядели на убитую волчицу и благодарили нас.

— Что, покушала поросятники? — сказал старый пастух.  — Это тебе не с дедушкой Федором своевольничать. Охотники — народ серьезный. С ними не шути.

Звериная хитрость

Мы с дедом Пахомычем исколесили за день добрых двадцать километров по полям и перелескам, а добыча все не попадалась. Я уже потерял всякую надежду, как вдруг Пахомыч махнул, мне рукой. Я быстро подошел к нему и доглядел в ту сторону, куда он указывал.

Вдалеке на заснеженном поле темнело и двигалось что-то живое.

— Вот она, голубушка, мышкует! — весело сказал старик.

Я достал из сумки бинокль, поглядел. Прямо передо мной на чистом снегу резвился рыжий пушистый зверь. Это была лиса. Она, как кошка, приседала; нацелясь, делала прыжок, быстро разгребала снег передними лапами. Потом вскакивала, оглядывалась и снова прыгала. Лиса охотилась за полевыми мышами, или, выражаясь по-охотничьи, «мышковала».

Мы спустились с бугра и стали с двух сторон подвигаться к зверю. Наша цель была не напугать лису, а только помешать ей охотиться за мышами. В таких случаях лиса обычно далеко не удирает, а уходит в ближайший лесок, прячется там и ждет, когда пройдут непрошенные гости, чтобы снова продолжать прерванную охоту.

Так и вышло. Когда лиса нас заметила, она вскочила, не торопясь побежала к ближайшему перелеску и скрылась в нем. Через каких-нибудь пять-десять минут мы уже были у опушки.

— Ну, теперь живее! — скомандовал Пахомыч.

Мы вытащили из заплечных мешков связки красных лоскутных флажков, нашитых на длинную бечевку. Каждый из нас привязал свой конец бечевы к кусту, и мы пустились в разные стороны по опушке, разматывая бечевку и цепляя ее за ветки кустов и деревьев.

Мы опоясывали перелесок гирляндой красных флажков.

«Хватит ли только у нас бечевки, чтобы окружить весь лесок?»

С каждым шагом мой клубок становился меньше. «Ох, не хватит!»

И вот, когда я уже разматывал последний десяток метров, впереди послышался легкий хруст снега, и навстречу из-за кустов показался Пахомыч.

— Хватило! — сказали мы разом и соединили концы бечевок.

— Пахомыч, а не опоздали мы? Стрелять-то уже темновато, — с тревогой сказал я.

— Да мы сегодня ее и трогать не будем, — ответил старик. — Завтра утром займемся. А сейчас идем в деревню ночевать.

— Послушай, Пахомыч, неужто она и ночью не уйдет из круга?

Старик засмеялся:

— Не беспокойся, уж раз затянули — конец! Ни лиса, ни волк через флажковую цепь не пройдут.

— Да ведь ночью-то флажков не видно.

— Значит, зверь и ночью их видит. Вернее, не видит, а носом чует. Запах-то от них не лесной, а человечий, вот зверь и боится. — Старик весело подмигнул: — Наша будет, голубушка!

Мы отправились в ближайшую деревню ночевать. По дороге я думал: «Все считают лису умным и хитрым зверем, а какой же это ум, если ее так легко перехитрить? Натянули кругом леса веревку с тряпками — лиса и будет в, круге сидеть всю ночь и дождется, пока утром придут и застрелят ее».

На следующее утро, едва рассвело, мы уже были на опушке леса.

— Ну, Егор Алексеевич, теперь не подкачай, — тихо сказал мне Пахомыч.  — Иди в лес, стань шагов на двадцать от флажков в кустах и поглядывай, а я зайду в лес с другой стороны. Буду к тебе подаваться да полегоньку посвистывать. Лиса, как услышит свист, вскочит и начнет кружить лесом вдоль опушки, высматривать, нет ли где свободного прохода между флажками, да прямо на тебя и выскочит. Тогда стреляй, только не торопись.

Пахомыч скрылся за деревьями. Я стал возле большого дуба. Начались минуты напряженного ожидания, знакомые только охотнику. Так прошло больше получаса.

Вдруг впереди что-то хрустнуло. С кустов посыпался снег. Я даже вздрогнул, поднял ружье. Сейчас из чащи появится зверь… Секунда, другая…

От волнения захватывает дух. Вот-вот выскочит… Раздвинулись ветки, из-за них показалась голова Пахомыча.

— Что, прозевал лису? — сердито сказал он.

— Как прозевал? Да ее здесь и не было!

Пахомыч в недоумении развел руками:.

— То есть как не было? Куда же она девалась? Я весь лесок исходил. — Он покачал головой.  — Пойду еще похожу.

Пахомыч снопа скрылся в лесу. Но вскоре откуда-то издали он позвал меня. Я поспешил к нему. Старик стоял у самой опушки.

— Погляди-ка, Лексеич, что наша лиса ночью придумала! — сказал он, указывая на снег.

Я подошел. Из чащи леса к опушке вел лисий след, но, не доходя шагов пятнадцать до флажков, вдруг прерывался.

В этом месте виднелась куча свеженарытого снега: как будто лиса закопалась в сугроб, да там и осталась.

Видя мое недоумение, Пахомыч показал на опушку.

Я взглянул: шагах в десяти за флажками виднелась другая такая же куча снега, и прямо из-под нее уходил в поле лисий след.

Тут я все понял. Бродя ночью по лесу, лиса везде натыкалась на флажковую цепь. Как же выбраться из такой засады? Лиса по-своему решила эту трудную задачу: выкопала в снегу ход под флажками, проползла под снегом «страшное место» и ушла в поле.

Так и вернулись мы с охоты ни с чем. Перехитрила нас, плутовка! И перехитрила-то как! По-своему, по-звериному.

Маленький лесовод

Шел я однажды зимою по лесу.

Было особенно тихо, по-зимнему, только поскрипывало где-то старое дерево.

Я шел не торопясь, поглядывая кругом.

Вдруг вижу — на снегу набросана целая куча сосновых шишек. Все вылущенные, растрепанные: хорошо над ними кто-то потрудился.

Посмотрел вверх на дерево. Да ведь это не сосна, а осина? На осине сосновые шишки не растут. Значит, кто-то натаскал их сюда.

Оглядел я со всех сторон дерево. Смотрю — немного повыше моего роста в стволе расщелинка, а в расщелинку вставлена сосновая шишка, такая же трепаная, как и те, что на снегу валяются.

Отошел я в сторону и сел на пенек. Просидел минут пять, гляжу — к дереву птица летит, небольшая, поменьше галки. Сама вся пестрая — белая с черным, а на голове черная с красным кантиком шапочка. Сразу узнал я большого пестрого дятла.

Летит дятел и несет в клюве сосновую шишку.

Прилетел и уселся на осину; да не на ветку, как все птицы, а прямо на ствол, как муха на стену. Зацепился за кору острыми когтями, а снизу еще хвостом подпирается. Перья у него в хвосте жесткие — крепкие, как подпорки.

Сунул свежую шишку в ту расщелинку, а старую вытащил клювом и выбросил. Потом уселся поудобнее, оперся на растопыренный хвост и начал изо всех сил долбить шишку, выклевывать семена.

Расправился с этой, полетел за другой.

Вот почему под осиной столько сосновых шишек очутилось!

Видно, понравилась дятлу эта осина с расщелинкой в стволе, и выбрал он ее для своей «кузницы». Так мы, натуралисты, называем место, где дятел шишки расклевывает.

Засмотрелся я на дятла, как он своим клювом с размаху шишки долбит. Засмотрелся и задумался:

«Ловко это у него получается: и сам сыт и лесу польза. Не все семена ему в рот попадут, много и разроняет. Упадут семена на снег. Какие погибнут, а какие весной и прорастут.

Может, из той шишки, что сейчас дятел долбит, тоже семечко на землю упало, и вырастет из него деревцо, сперва совсем маленькое, а потом окрепнет, возьмет силу и потянется вверх, к высокому, вот как сейчас надо мною, голубому небу…»

Стал я вокруг себя оглядываться: сколько их тут из-под снега топорщится! Кто их насеял? Дятел, клесты или белки, или ветер семена занес?

Едва выглядывают крохотные деревца, чуть потолще травинок. А пройдет тридцать-сорок лет, и поднимется вот на этом самом месте молодой сосновый бор.

Бобки

Заповедник — это такое место, где воспрещается всякая охота и животные спокойно разводятся, как в огромном зоопарке, только не в клетках, а на полной свободе. Такие заповедники необходимы, чтобы сохранить в природе ценных животных — соболей, бобров, котиков, лосей… В одном из таких заповедников я служил научным сотрудником.

Наш заповедник находился среди лесов и болот, в которых водились самые различные звери и птицы. На берегу небольшой лесной речки стоял домик, где жили мы, сотрудники заповедника.

Каждое утро с восходом солнца мы брали с собой полевые сумки, записные книжки, еду и уходили на целый день в лес наблюдать и изучать жизнь его крылатых и четвероногих обитателей. На десятки километров в окружности мы знали каждую норку, каждое гнездо, сколько где детенышей, когда они появились на свет, чем их кормят родители, знали все их радости и невзгоды и всячески старались помочь нашим лесным друзьям.

Так мы и жили в, лесу вместе со зверями и птицами, учились понимать их голоса и читать записи лап и хвостов на свежей грязи и песке возле болот и речек.

Один раз утром, когда мы уже собирались в обычный поход, слышим — под окнами застучали колеса телеги. Это было редкое событие: не часто кто-нибудь заглядывал в нашу глушь. Мы все выскочили на крыльцо.

Из телеги не торопясь вылез широкий приземистый человек с огромной курчавой бородой от самых глаз почти до пояса — настоящий дед-лесник. Бородач подошел к нам, поздоровался и подал письмо. Оказалось, что он привез к нам из другого заповедника двух бобров. Мы сняли с телеги большой ящик, в котором среди свежего сена что-то возилось, пыхтело и фыркало.

— Затомились, бедняги, — сказал бородач. — Ведь больше тысячи километров по железной дороге проехали да на телеге километров двести. Закачало их совсем.

Наш новый знакомый, дядя Никита, взял клещи, отодрал гвозди и открыл крышку.

— Бобки, Бобки, вылезайте сюда, разомнитесь немножко, а то вы уж там, наверное, совсем запарились.

Сейчас же из сена показалась одна и следом за ней другая темная мордочка.

— Лезьте, лезьте сюда, — звал дядя Никита, наклоняя ящик.

Бобры не заставили себя долго просить и тут же неуклюже вылезли из своего дорожного помещения. Я с любопытством осматривал этих крупных — водяных грызунов. Каждый из них весил, пожалуй, не меньше двадцати килограммов. Толстые, как упитанные щенки, одетые в свои роскошные бобровые шубы, они казались очень степенными, важными. Бобры были совсем ручные и позволяли себя гладить. Особенно замечательны были у них хвосты: широкие, плоские, как лопатки, и покрыты не шерстью, а рыбьей чешуей. Переваливаясь на своих коротеньких лапах, бобры солидно расхаживали по лужайке возле дома, по временам присаживались и забавно расчесывали задними лапами свалявшуюся за дорогу шерсть.

Мы принесли на лужайку большой медный таз и налили в него несколько ведер воды. Услышав плеск воды, бобры опрометью кинулись к тазу, влезли в него и начали купаться. Не передать, как они обрадовались! Чего только они не выделывали в тазу! Плавали, ныряли, кувыркались, а когда мы добавляли воду, разом бросались под струю, переворачивались на спину, на бок и плескались, как озорные ребята. После купанья бобры долго, тщательно расчесывали и приводили в порядок свои шубки. Потом мы принесли им осиновых веток. Бобры принялись уплетать их с таким аппетитом, что нам невольно тоже захотелось попробовать пожевать веточку. Оказалось — горькая, как хина. Вот уж действительно у каждого свой вкус!

Когда наши гости насытились, мы настелили — в ящик свежего сена и водворили туда бобров на отдых, а сами пошли показывать дяде Никите наши речные угодья.

Дорогой старик рассказал нам историю своих питомцев. Прошлым летом пошел он как-то у себя в заповеднике проверять по озерам утиные выводки. Собака залезла в озеро искать уток. Она переплывала между камышами открытый плес. Вдруг из соседних камышей появились два зверька и пустились следом за собакой. Плыли они очень быстро, так что сразу ее нагнали. Пес тревожно покосился на своих неожиданных спутников, но те, видимо, вовсе не собирались на него нападать. Они только плыли следом, не отставая. Пес, озадаченный такой непрошенной компанией, повернулся и поплыл обратно. Зверьки тоже повернули, словно были привязаны к его хвосту. Так все трое и добрались до берега. Собака выскочила на траву и бросилась к хозяину, а следом за ней, путаясь в траве, неуклюже приковыляли и оба ее спутника. Это были еще совсем молодые бобрята. Очевидно, мать у них погибла, они и приняли плывущую собаку за бобриху. Дядя Никита веял бобрят к себе в дом и вырастил их; сперва поил молоком из самодельной соски, а потом стал давать молодые веточки лозняка и осинника. Так бобрята и прожили у него все лето, осень и зиму.

Пришла весна. Бобрят нужно было выпустить на волю. Ведь не могли же весь век прожить эти водные зверьки в доме за печкой! Правда, у них там стояла большая лохань с водою, но бобрята за зиму так выросли, что едва помещались в такой самодельной ванне и, купаясь, заливали водою всю комнату.

Вот и решил дядя Никита выпустить бобрят в то озеро, откуда их принес. Но тут из центра пришло распоряжение. В нем говорилось, что надо отловить бобров и отвезти для расселения в наш заповедник. Поручили это дело дяде Никите. Он согласился, собрал пожитки, посадил в ящик своих бобрят и прикатил к нам.

Мы показали дяде Никите речку, озера, но больше всего ему понравился глухой лесной проток, заросший тростником. Местами проток расширялся в небольшие глубокие плесы, а местами бежал узким лесным ручейком. По берегам рос молодой осинник — любимая еда бобрят.

— Вот здесь мы их и выпустим, — решил дядя Никита.

Тут же на берегу протока стояла избушка, в которой раньше жил лесник. Теперь избушка была пуста.

— Самое для меня подходящее место жительства, — любовался на нее дядя Никита. — Лес кругом и вода рядом — и Бобки мои тут же поселятся. Отличное место!

На следующий день по лесной, давно не езженной дороге мы привезли бобров к протоку и выпустили на берег. Зверьки огляделись и, почуяв воду, сразу же бросились в нее. В один миг с громким всплеском они исчезли под водой; потом вынырнули и, будто играя, поплыли друг за другом. Ныряя, они громко шлепали своими плоскими хвостами по воде. Брызги летели во все стороны. Наконец бобры наплавались, ушли под берег и скрылись там среди камышей и кустов. Мы оставили их в покое и отправились с дядей Никитой помогать ему устраиваться в лесной избушке.

Бобры отлично прижились на новом месте. К сожалению, видеть их днем удавалось не часто. Большую часть дня зверьки отдыхали в выкопанной ими норе, в глуши ольховых зарослей. Зато с наступлением вечера они принимались за работу. Бобры вылезали на бережок, где рос молодой осинник, усаживались возле деревьев и, обхватив их передними лапами, начинали грызть. Если ствол дерева был довольно толст, бобры постепенно обгрызали его вокруг. Зверьки трудились до тех пор, пока дерево не падало на землю, будто подрубленное топором. Свалив осину, бобры начинали усердно хлопотать возле нее. Острыми, как ножи, зубами они отгрызали ветки, тащили их в воду и плыли со своей ношей к намеченному месту. Там они засовывали ветки под берег и возвращались за новыми, которые также складывали в свои подводные кладовые. Так работали бобры каждую ночь до самого утра — готовили себе запасы корма на зиму.

Однажды осенью дядя Никита пришел к нам. Перед этим мы больше недели его не видели.

— Хотите посмотреть, что мои Бобки вытворяют? — весело спросил он.

На наши расспросы дядя Никита ничего не хотел рассказывать.

— Приходите сегодня вечером — сами увидите.

В сумерки мы уже были возле протока.

Что же мы там увидели! В том месте, где проток суживался, его перегораживали наваленные в воду бревнышки, сучья и ветки. Это бобры начали постройку своей плотины.

Мы уселись поодаль на берегу и притаились. Ждать пришлось недолго. Вскоре послышался легкий плеск воды, и из-за поворота показался бобр. Он плыл и тащил в зубах обгрызенный ствол деревца.

Добравшись до своей постройки, бобр стал наваливать на плотину принесенное им бревнышко.

Сделать это было нелегко. Бревнышко скатывалось обратно в воду. Зверек вновь брался за него, подталкивал лапами и головой, пока наконец не водворил свою ношу на место.

Покончив с этим делом, бобр неожиданно исчез под водой.

Когда он вынырнул, во рту у него виднелся большой комок ила с корневищами водных растений. Искусный строитель ловко засунул этот комок в щель между ветками. В это время на воде показался и второй бобр. Он тащил зубами за сук другое поленце. Приладив и его, оба зверька принялись илом конопатить плотину.

Мы так увлеклись, наблюдая эту необыкновенную постройку, что и не замечали времени. Давно уже наступила ночь; полная луна голубым светом озаряла лес, камыши и воду. Проток блестел, искрился живым сверкающим серебром, а ветки бобровой плотины шевелились в струях воды, будто темные змеи. Возле плотины, то появляясь в лунном свете, то исчезая в тени, хлопотливо плавали ее забавные четвероногие строители. Они то приносили новые палки и ветки, то конопатили свою постройку.

(Ночь мы провели в избушке дяди Никиты. Нам хотелось утром еще раз взглянуть на сооружение бобров.

— Вот ведь что занятно, — сказал один из сотрудников.  — Эти бобрята с самого раннего детства остались без матери и воспитывались в доме у человека. Они никогда и не видели, как старые бобры устраивают плотины, никто их этому не учил, а, ведь строят, как и полагается всем бобрам.

Дядя Никита усмехнулся:

— А кто же учит птиц гнезда вить? Или, скажем, паука паутину плесть? Никто. Это у всех у них от рождения такое искусство имеется.

Наутро, только что выглянуло солнце, мы опять отправились к протоку. Вышли на берег — и ахнули. Нельзя было даже узнать прежнее место. Перед нами вместо узкого ручейка разлился небольшой пруд. Вода вышла из берегов и затопила прибрежные кусты и деревья. Утреннее солнце весело отражалось в тихой воде. Желтые и красные листья медленно кружились в воздухе, садились на воду и плавали на ней, как маленькие разноцветные лодочки. Этот новый пруд сдерживала устроенная бобрами крепкая, проконопаченная илом плотина.

Вскоре после сооружения плотины бобры принялись за постройку жилища — бобровой хатки. Посредине пруда небольшим островком возвышалась земляная кочка. Бобры смастерили над ней шалаш из сучьев и веток. Крышу и стены своей хатки бобры крепко законопатили илом. Бобровая хатка не имела ни «окон», ни «дверей». Вход в нее зверьки устроили под водой, так что даже нельзя было заметить, когда они влезают в свое жилище и когда выходят из него. Водоем, запружённый бобрами, был неглубок, но зверьки проделали на дне борозду — траншею, которая вела прямо к входу в их хатку. По этой водяной дорожке бобры подтаскивали к своему жилищу осиновые сучья и ветки — запасали себе корм на зиму.

В таких хлопотах прошла вся осень. Наступила зима. В начале зимы, когда лед был еще не очень крепок, бобры часто проламывали его, выходили на берег, «рубили» деревья и затаскивали ветки под лед.

Но вот ударили настоящие декабрьские морозы, крепко сковали льдом воду и землю. Повалил снег, толстым слоем укрыл поля и леса.

Как-то в погожее зимнее утро мы пришли на лыжах поглядеть бобровый водоем. Было тихо и ясно. Голубые морозные искры сверкали на земле, на деревьях и в воздухе, и от этого кругом было по-зимнему особенно светло.

Мы вышли на открытую полянку. Посреди нее возвышался большой снежный сугроб. Мы огляделись, сразу не узнав места. «Да ведь это же вовсе не полянка, это занесенный снегом бобровый пруд! А сугроб посредине — бобровая хатка».

Мы подошли к сугробу и прислушались — ничего не слышно. Ведь там, внизу, под толстым слоем льда и снега жили наши бобры. Живы ли они и как себя чувствуют в своем темном подледном убежище? Сколько мы ни прислушивались, ни один звук не доносился из-под льда. Кто-то предложил:

— Давайте-ка сделаем прорубь!

Мы быстро сбегали в избушку дяди Никиты и вместе с ним вернулись с ломом и лопатами. Работа оказалась нелегкая. Лед был довольно толстый, но все же через несколько минут прорубь была готова. Прорубили ее как раз над тем местом, где у бобров по дну шла подводная дорожка к их хатке. Все склонились к проруби и стали напряженно всматриваться — не заметим ли в глубине хоть какие-нибудь признаки жизни наших бобров.

— Бобки, Бобки! — позвал дядя Никита.

Мы прислушались — ни звука. Неужели же они погибли там под льдом и снегом?

Вдруг вода в проруби вздрогнула, и из нее показались две знакомые мордочки.

Бобры быстро вылезли на лед, и мы на радостях начали угощать их свеженарезанными ветками.

Наевшись, зверьки принялись расчесывать лапками — приводить в порядок свои шубки. Потом они заковыляли обратно к проруби, бултыхнулись в воду и исчезли. Прошло несколько минут, а мы все стояли и смотрели в темную прорубь под лед. Легкая морозная пленка уже начинала затягивать воду, и на нее медленно падали крупные белые снежинки…

— Ну, прощайте, Бобки! Прощайте до весны.

Мы встали на лыжи и отправились домой.

Митины друзья

Зимою, в декабрьскую стужу, лосиха с лосенком ночевали в густом осиннике. Начало светать. Порозовело небо, а лес, засыпанный снегом, стоял весь белый, затихший. Мелкий блестящий иней оседал на ветви, на спины лосей. Лоси дремали.

Вдруг где-то совсем близко послышался хруст снега. Лосиха насторожилась. Что-то серое мелькнуло среди заснеженных деревьев. Один миг — и лоси уже мчались прочь, ломая ледяную кору наста и увязая по колена в глубоком снегу. Следом за ними гнались волки. Они были легче лосей и скакали по насту не проваливаясь. С каждой секундой звери все ближе и ближе.

Лосиха изранила ноги об острые льдинки. Она уже не могла бежать. Лосенок держался возле матери. Еще немного — и серые разбойники нагонят, разорвут обоих.

Впереди поляна, плетень возле лесной сторожки, широко раскрытые ворота.

На миг лоси остановились: куда деваться? Но сзади совсем рядом послышался хруст снега — волки настигали. Тогда лосиха, собрав остаток сил, бросилась прямо в ворота, лосенок за ней.

Сын лесника Митя разгребал во дворе снег. Он еле отскочил в сторону. Лоси чуть не сбили его с ног.

«Лоси!.. Что с ними, откуда они?..»

Митя бросился к воротам и невольно отшатнулся: у самых ворот волки.

Дрожь пробежала по спине мальчика, но он тут же замахнулся лопатой и закричал:

— Вот я вас!

Звери шарахнулись прочь.

— Ату, ату!.. — кричал им вдогонку Митя, выскакивая за ворота.

Отогнав волков, мальчик вернулся во двор.

Видит — лосиха с лосенком забились в дальний угол, к сараю.

— Ишь как испугались, дрожат все, — ласково сказал Митя. — Ничего, не бойтесь. Теперь не тронут.

И Митя, осторожно отойдя от ворот, побежал домой — рассказать, какие к ним во двор гости примчались.

А лоси постояли во дворе, — оправились от испуга и ушли обратно в лес. С тех пор они всю зиму так и держались в лесу возле сторожки.

Утром, идя по дороге, Митя часто издали видел лосей на лесной опушке.

Заметив мальчика, они не бросались прочь, а только внимательно следили за ним, насторожив свои огромные уши.

Митя весело кивал им головой, как старым друзьям, и бежал дальше, в школу…

Мать

Как-то в начале августа на рассвете мы с Джеком пошли на охоту.

Выбрались на знакомую лесную поляну. В этот ранний час она походила на широкую тихую заводь. По ней струились волны тумана. Они поднимались и уходили вдаль, в зеленоватый простор предутреннего неба. И в этом просторе далеким крохотным парусом белел и таял заходящий месяц.

Мы присели на краю поляны и стали ждать, когда совсем рассветет и можно будет итти разыскивать тетеревей.

По зорям эти дикие лесные куры обычно выходили на поляны и кормились ягодами брусники. Заслышав нас, они убегали в кусты и затаивались среди — высокой травы и прошлогодних листьев. Но Джек все-таки отыскивал их по следам и, подкравшись, замирал на месте — делал стойку. Он стоял неподвижно, чуть вздрагивая от нетерпения, и ожидал только моего приказания, чтобы броситься и вспугнуть затаившуюся дичь. Я командовал: «Вперед!» Джек бросался, и тяжелые, жирные птицы с шумом вылетали из своей засады.

Я стрелял. Если птица падала, Джек опрометью кидался ее поднимать и с торжеством подавал мне. Если же я промахивался, он долго смотрел вслед улетевшей дичи, а потом оборачивался ко мне с таким укоризненным видом, будто хотел сказать: «Эх, брат, плох ты!» И мы шли дальше.

В это утро, только мы подошли к кустам, Джек остановится и замер на стойке — почуял дичь. Я скомандовал: «Вперед!» Джек бросился в кусты, но оттуда никто не вылетел, а только послышался какой-то странный писк. Я даже не понял, кто это так кричит — зверь или птица.

В недоумении раздвинул кусты и увидел необыкновенное зрелище: Джек, виляя хвостом, раскапывал носом кучу прошлогодних листьев, а вокруг его морды бегал и угрожающе пищал большой старый еж.

Что это значит? Я еще никогда в жизни не слышал, чтобы еж пищал. И почему он не свертывается в клубок, а бросается прямо на собаку, норовит ее укусить?

Я нагнулся к Джеку и тут только разглядел и понял, в чем дело. В развороченных сухих листьях копошились три крохотных, почти совсем голых ежонка. Так это мать-ежиха защищала своих детей!

Джек покосился на ежиху, потом на меня, будто спрашивая: «Чего она так кричит? Я ведь и не думаю их кусать».

— И молодец, что не тронул, — похвалил я. — Не стоит с ними и связываться. Идем-ка лучше тетеревей искать.

Джек, видимо, согласился. Он весело замахал хвостам и побежал прочь.

Резвый

За мной зашел мой сосед и наставник по охоте — дедушка Пахомыч, и мы отправились с ним в лес.

Было еще очень рано. Лес только что просыпался, по-утреннему росистый и звонкий. Трещали дрозды, где-то куковала кукушка и, будто перекликаясь с ними, в ближайшей деревне на разные голоса горланили петухи.

На траве и кустах лежала сильная роса.

— В самый раз ястребят ловить, — сказал Пахомыч. — По росе крылья у них обмокнут — подходи и бери, а как подсохнут, тогда еще погоняешься.

— Далеко итти? — спросил я.

— Нет, тут рядом.

Мы вышли в мелколесье. Кое-где поднимались старые, уцелевшие после вырубки деревья. На вершине одного из них чернели наваленные сучья — очевидно, гнездо какой-то большой птицы.

— Вот и пришли, — сказал Пахомыч, указывая на гнездо.

На дерево полез, конечно, я, а дед только командовал, усевшись внизу на пенек.

Я быстро добрался до вершины и заглянул в гнездо. Там сидели, прижавшись друг к другу, три больших, почти совсем оперившихся ястребенка.

Увидя меня, ястребята вскочили, растопырили крылья и приготовились защищаться.

— Самого большого бери, самого злобного! — кричал мне с земли Пахомыч.

Я вытащил из-за пояса мешок, холщевую рукавицу и, надев ее на руку, потянулся к ястребятам. Они запищали и попятились на край гнезда. Я выбрал того, который показался мне крупнее других, и, изловчившись, схватил его.

Ястребенок вцепился когтями и клювом в рукавицу. Я сунул его вместе с рукавицей в мешок и спустился на землю.

— Хорошо, что старых ястребов у гнезда не было, — сказал я, — а то, по совести, я немного побаивался, как бы не набросились.

— А их и быть не могло, — ответит Пахомыч, — они еще на заре улетели детям корм добывать. Я уж их повадки знаю. Этому гнезду, почитай, лет шесть. Каждый год ястреба в нем детей выводят, и каждый год я по одному птенцу беру. Много птенцов брать нельзя: старики заметят и гнездо бросят, а одного можно. Птица счета не знает — ей что два, что три… Только нужно брать аккуратно, когда родители в отлучке, чтобы не напугать.

Дома мы посадили ястребенка в просторный деревянный ящик, обтянутый сверху проволочной сеткой.

Ястребенок попался смелый. На другой же день он начал есть нарубленное сырое мясо, которое мы подносили ему на кончике палки.

— Хороший птенец, — радовался Пахомыч. — Из такого толк будет.

И вправду, через месяц ястребенка невозможно было узнать. Он вырос, оперился и превратился в молодого сильного ястреба. Держали его уже не в ящике, а в старой бане. Кормили мы его застреленными галками и воронами. Наконец пришло время приниматься за его обучение.

Прежде всего Пахомыч выучил ястреба садиться ему на руку или на плечо. Потом, привязав ястреба за лапу, на крепкий шнурок, начал выносить на двор и подолгу гулял со своим воспитанником. Когда ястреб совсем освоился, Пахомыч стал отпускать его полетать на свободе и приучил возвращаться на зов. Как только старик свистнет, ястреб уже тут как тут: прилетит и сядет к учителю на плечо, а за это получает в награду кусок сырого мяса.

Как-то под вечер шли мы с Пахомычем возле деревни. Ястреб спокойно сидел у своего наставника на плече. Вдруг из конопляников с громким кудахтаньем вылетели куры — видно, кто-то напугал их. Куры, отчаянно хлопая крыльями, полетели к деревне. В тот же миг ястреб сорвался с плеча Пахомыча, стрелой пронесся над конопляниками, схватил одну из кур и упал с добычей на землю.

Мы бросились выручать злосчастную курицу. Но когда подбежали, было уже поздно: ястреб заклевал свою добычу.

Нечего делать, пришлось уплатить хозяйке за курицу. Зато с тех пор ястреб начал самостоятельно охотиться на ворон и галок. И мы часто любовались быстротой и ловкостью молодого хищника. Прозвали мы его Резвым.

Наконец наступил долгожданный день начала охоты за дичью. Едва рассвело, мы уже были на месте у небольшой речки, которая, извиваясь, текла по широкому лугу.

Утро выдалось ясное, погожее. Из-за леса выплыло большое румяное солнце, и в его лучах ярко зеленел скошенный луг. Тут и там на нем поблескивали мелкие озерки, окруженные густой буроватой щетиной осоки и камыша.

Мы подошли к первому озерку. Наша собака Пальма, весело шлепая лапами по воде, полезла в камыши, а мы пошли вдоль берега. Пахомыч держал на руке ястреба. Резвый будто чувствовал, что находится на настоящей охоте: зорко оглядывался кругом, готовый в любую секунду броситься в погоню за добычей.

Вдруг в камышах что-то зашумело, захлопало. Крупная серая утка, вспугнутая Пальмой, взлетела из болотных зарослей и полетела прочь.

Ястреб сразу заметил добычу и понесся за ней. Ближе, ближе… Перепуганная утка метнулась в сторону; Резвый промахнулся и высоко взмыл кверху. А утка уже несется дальше. Впереди большое болото — там она спасена.

Но Резвый вновь выправился. Сложив крылья, стрелой несется он, будто скользит сверху вниз по невидимой воздушной горе. У самой воды хищник настиг добычу, схватил ее и вместе с уткой упал в камыши.

Пахомыч взял на поводок Пальму, чтобы она не напугала ястреба, и мы поспешили к болоту.

Резвый сидел на высокой кочке и когтил убитую птицу. Он сердито распушился, когда Пахомыч осторожно отобрал у него добычу. В награду Резвый тут же получил утиную голову. Пахомыч взял ястреба на руку, и мы отправились дальше.

Первая охота была удачна. За день мы подняли шесть уток, и только одной из них удалось ускользнуть от острых когтей Резвого. Пять других лежали в нашей охотничьей сумке.

Последующие охоты оказались еще более удачными. Мы не могли нарадоваться на нашего крылатого помощника.

В это лето мы охотились очень много. Травили ястребом уток, куропаток и тетеревей. Их выводки держались в мелколесье и по лесным опушкам возле хлебных полей.

Но вот наступила осень. День ото дня охота с ястребом становилась все труднее. Утки перебрались из мелких водоемов на большие озера и стали очень пугливы. К ним трудно было подобраться. Тетеревята тоже выросли. Они держались в лесной чаще, где ястребу невозможно было их ловить. Оставались одни куропатки. Но и их стало гораздо меньше, и мы с Пахомычем часто совсем бесцельно ходили по опустелым осенним полям.

Однажды, как обычно, мы отправились искать куропаток. Охота не задалась; мы проходили почти весь день, а дичи все не попадалось.

— Пойдем-ка лучше домой, — предложил я. — Видно, сегодня толку не будет.

Но Пахомыч ни за что не хотел возвращаться с пустыми руками.

Уже начало смеркаться. Голодные и злые, мы молча шли полем, неподалеку от лесной опушки.

Вдруг из куста из-под самых ног выскочил огромный заяц и, прижав уши, покатил к лесу.

Не успели мы опомниться, как Резвый уже кинулся в погоню. У самой опушки он настиг зайца, сбил его с ног и вцепился когтями в спину.

— Готово дело! — крикнул Пахомыч.

Но не тут-то было! Заяц попался большой и сильный. Он вновь вскочил и помчался к лесу, а Резвый у него на спине.

— Врешь, далеко не уйдешь! — крикнул ему вслед Пахомыч и поспешил к опушке.

Еле переводя дух, мы подбежали к кустам, где скрылся заяц с ястребом. Никого нет. Куда же они девались, где искать?

— А ведь дело-то дрянь! — заволновался Пахомыч. — Больно здоров заяц попался. Может далеко ястреба утащить, пока тот его задерет. Свалится где-нибудь за километр отсюда. Резвый наестся зайчатины и улетит. Где его тогда искать? Да еще в темноте… Беда!

— Погоди, послушаем, может где завозятся, — предложил я.

Мы прислушались. Тихо. Лес засыпал в серых осенних сумерках.

Вдруг неподалеку раздался жалобный крик, будто закричал ребенок.

— Заяц! — в один голос вскрикнули мы и бросились в ту сторону.

Ломая ветки, выскочили на поляну. Огляделись. На другой стороне в кустах что-то отчаянно билось, и оттуда вновь раздался заячий крик.

Мы подбежали к кустам. Среди веток метался заяц, стараясь вырваться, а Резвый крепко держал его когтями одной лапы. Другой лапой он вцепился в толстый сук. Так он удерживал на месте свою добычу. Справиться с нею он, видно, не мог.

Мы схватили зайца и с трудом высвободили из его шкуры ястребиные когти. Но отцепить другую лапу ястреба, которой он вцепился в дерево, было невозможно — слишком глубоко вонзились его когти. Пришлось ножом срезать сук, и тогда освободили Резвого.

Я положил огромного зайца в заплечный мешок. Пахомыч взял ястреба и посадил себе на руку. Но Резвый вдруг отчаянно замахал крыльями, повис на руке тут же упал на землю. Что такое?

Пахомыч поднял его, опять хотел посадить на руку, но ястреб снова упал.

Тогда старик быстро опустился на землю и стал осматривать птицу.

— Лексеич, горе-то какое! — вдруг воскликнул он. — Пропал наш Резвый!

— Что, что случилось?

— Ноги ему проклятый косой повредил, — заохал Пахомыч. — Гляди, будто тряпки болтаются — знать, вывернул. Пропал, пропал наш соколик! — И старик, склонившись над ястребом, заплакал.

Поздно вечером вернулись мы домой. Взяли ящик, в котором вырос Резвый, настелили туда сена и положили больную птицу.

Всю ночь просидел Пахомыч над своим воспитанником. К утру Резвый умер.

Мы закопали его на опушке леса и посадили над ним молодую березку.

* * *

Много лет прошло с тех пор. Березка выросла, стоит высокая, стройная.

Немало за это время вырастил Пахомыч хороших ястребов, но ни один из них не мог сравниться с Резвым.

Часто в осенние вечера, возвращаясь домой с охоты, мы с Пахомычем проходим по лесной опушке мимо заветной березки. Она стоит немного в стороне от других — высокая и тоненькая, в золотом осеннем уборе.

Иногда мы садимся тут же на бугорок, сидим молча и слушаем. В осенних сумерках засыпает лес, кругом тихо-тихо, не чирикнет ни одна птичка. Только порой пробежит ветерок, тронет гибкие ветки березы, и тогда они начинают покачиваться и слабо шуметь, будто шепчут, будто рассказывают нам о нашем старом крылатом друге.

Пропавший медведь

Дней десять гонялись охотники за медведем. Убить не могут и в берлогу улечься не дают. Только он ляжет — опять спугнут. Охотники-то молодые, неопытные, а медведь попался чуткий: как заслышит по снегу шорох лыж, сейчас же вскочит — и наутек.

Видят охотники — не простое дело убить такого зверя. Решили напрасно медведя не пугать, а выследить, куда он заляжет, и не трогать его до глубоких снегов — пускай себе облежится. Так и сделали.

Прошло две недели. Наступил самый снежный месяц — февраль. Недаром про него говорится: «Февраль придет, все пути заметет». Чуть не каждый день снег да метель.

Наконец как-то в ночь непогода стихла. Утром выглянуло солнце, и осветило лес, разряженный в розовые и голубые одежды. Все деревья укутались в тяжелые ватные шубы, нахлобучили белые шапки, низко опустили ветви, будто руки в огромных пуховых рукавицах.

В то утро охотники опять пришли в лес за медведем. Только на этот раз не одни — пригласили на подмогу старого медвежатника дядю Никиту.

Никита и сам как медведь — огромный, сутулый, все лицо заросло густой бородой, а из-под нависших бровей блестят живые, острые глазки. Идет Никита на лыжах, переваливаясь с ноги на ногу. Зато уж как шагнет… попробуй угонись! Пока по лесу шли, совсем замучил молодых охотников. Рады, что наконец до места добрались.

Остановились на поляне, пустили собак в ту самую чащу, куда в последний раз скрылся медведь, а сами разбрелись по лесу.

Прошел час, другой. Облазили собаки всю чащу, каждый куст обнюхали — нет берлоги. Пропал медведь, будто сквозь землю провалился.

Сошлись охотники опять на поляне и не знают, что дальше делать. Дядя Никита спрашивает товарищей:

— Может, ушел отсюда медведь? Вы след-то хорошо проверили?

— Да, каждое утро кругом чащи обходили. Не было выходного следа. Не выходил медведь.

Тут и сам Никита призадумался: «Куда же ему деваться? Не мог же он отсюда улететь!»

Вдруг где-то далеко в чаще Никитова собака залаяла. Охотники схватились за ружья, бросились на голос собаки. Полезли через кусты, через валежник, насилу пробрались. Глядят — эка досада! Собака-то не медведя, а белку нашла. Стоит под сосной, смотрит вверх и лает. Вершина у сосны широкая, разлатая, как огромная корзина. Вся сучьями завалена видно, раньше было гнездо какой-то большой птицы, а теперь снег все забил, и не разглядишь ничего.

Обидно стало охотникам. Кто-то из молодых сказал:

— На такой охоте хоть бы белку убить. А может, еще куница там затаилась. Только трудно выгнать оттуда.

Он поднял ружье и выстрелил в вершину, чтобы выпугнуть зверя.

Вдруг с дерева как посыплются сучья, снег! Валится что-то огромное — и прямо на людей. Едва отскочили. Глядят — медведь.

Шлепнулся медведь на снег, вскочил — и бежать.

Охотники и опомниться не успели, а его уже след простыл.

Развел дядя Никита руками:

— Ну и чудеса! Сорок лет на медведей охочусь, а такое в первый раз увидать довелось: чтобы медведь не на земле, не под снегом, а на дереве берлогу себе устроил.

Крылатый охотник

Как-то раз на охоте шел я по заячьему следу. Вдруг вижу — в кустах под деревом белеется выкопанная в снегу заячья лежка. Я свистнул. Заяц не выскочил.

Тогда я осторожно полез в кусты. Лежка оказалась пустой. По другую сторону кустов от нее шел свежий заячий след, а рядом с кустами снег был примят, будто кто-то спрыгнул с дерева, повозился в снегу и исчез. Никаких следов, кроме заячьего, не было видно.

Кто же спугнул зайца? И что это за углубления в снегу рядом с лежкой?

Я решил пойти по заячьему следу. Косой несся огромными скачками, словно удирал от кого-то. Вдруг, судя по следу, зайца будто ранили, он упал и начал биться на одном месте. Весь снег кругом был примят и забрызган кровью. Потом, видно, заяц вновь вскочил и понесся дальше, к ближайшему лесу.

Я поспешил по заячьему следу и увидел на опушке леса кучу хвороста. Прямо под нее уходил заячий след, а наверху на хворосте сидел, зорко поглядывая вниз, большой черный ворон.

Тут я сразу все понял: пролетая над полем, зоркий ворон заметил в кустах заячью лежку. Но кусты помешали ему сразу напасть на зайца. Тогда ворон сел рядом с лежкой и спугнул косого.

Заяц пустился наутек, а ворон погнался за ним, настиг посреди поля, сбил с ног и начал рвать когтями и клювом. Но зайцу удалось вырваться, он бросился к лесу и спрятался под хворост.

Выходит, мы с вороном охотились за одной и той же добычей!

«Посмотрим: кому же она достанется?» подумал я, подбираясь из-за деревьев к куче хвороста.

Занятый своим наблюдением, ворон даже не заметил меня. Я подошел совсем близко и внезапно выскочил из-за деревьев.

Испуганная птица шарахнулась в сторону и полетела прочь.

Теперь только бы не упустить косого! Кругом кусты, мигом улепетнет!

Держа ружье наготове, я остановился.

Вот под хворостом кто-то завозился. Не теряя времени, я прицелился и выстрелил.

В тот же миг из-под кучи, совсем с другой стороны, выскочил здоровенный заяц и в два прыжка исчез в кустах.

Я так и опешил: «В кого же я стрелял?»

Поднимаю ветки хвороста — и вижу: убил ворона. Вот кто достался мне вместо зайца!

Значит, вороны вдвоем охотились на косого и загнали его под хворост. Один уселся сверху сторожить, а другой полез под хворост выгонять добычу. Но зайцу повезло: ему удалось удрать, а ворон поплатился жизнью.

* * *

Ворон — страшный враг всех мелких зверей… Иногда он решается нападать даже на козлят и ягнят. Поэтому охотники терпеть не могут ворона и всячески стараются уничтожать его.

Но насколько вреден дикий ворон, — настолько же интересен ручной. Ворон — замечательно умная птица. Если поймать молодого вороненка и воспитать его в неволе, он быстро привязывается к людям, прекрасно знает своего хозяина и даже выучивается говорить.

Воронуша

— Не купите ли вы у меня птицу? — предложил гражданин, входя в кабинет заведующего зверинцем.

Он держал в руках что-то большое, завернутое в простыню.

— А она дрессированная? — спросил заведующий.

— Да, ученая, — ответил хозяин птицы, развязывая простыню.

Там оказалась самодельная клетка, а в ней большой черный ворон. Он беспокойно прыгал по клетке, оглядывая новую комнату и незнакомых людей.

— Сейчас немного успокоится, — сказал гражданин, — и я вам покажу, что он знает.

Подождав несколько минут, гражданин вынул из кармана кусочек сырого мяса и показал его ворону.

Птица начала совать клюв в щели проволочной сетки, стараясь достать мясо. Не тут-то было!

Тогда ворон приостановился, как бы обдумывая, что же делать. И вдруг громко и четко на всю комнату произнес:

— Воронок, Воронок!

— Молодец! — похвалил хозяин и дал птице мясо. Потом вынул второй кусочек и спросил: — Ну, а как ты любишь чтобы тебя звали?

Ворон торопливо ответил:

— Воронок, Воронок!

— Нет, нет! — замахал рукой хозяин. — Ты отвечай, как ты любишь?

Ворон немного наклонил голову и, как артист на сцене, громким шопотом проговорил:

— Воронуш-ш-ша!

За это он сейчас же получил второй кусочек мяса.

— Очень хорошо! — похвалил заведующий зверинцем. — Говорящий ворон нам нужен. А еще что-нибудь он у вас говорит?

Хозяин замялся:

— Говорить-то говорит, да уж это, пожалуй, не стоит и показывать.

— Почему не стоит? — удивился заведующий.

— Да учили-то его у нас неладно, на драку учили, — пояснил гражданин. — Ведь он сердитый. Как выпустишь из клетки, так прямо бежит драться. Хорошо еще, крыло сломано — не летает. Ну, а уж как клюнет кого, сразу развеселится и заговорит.

Сотрудники начали просить выпустить из клетки ворона.

Хозяин запротестовал:

— Не стоит, товарищи! Мне-то все равно — вас же клевать, будет, меня не тронет.

Заведующий тоже стал просить:

— Пожалуйста, выпустите. Ведь это не лев, не съест.

Хозяин птицы подумал и решительно ответил:

— Если купите, тогда и делайте что хотите, а так не выпущу.

Ему тут же уплатили деньги. Он спрятал их в карман и засмеялся:

— Ну, теперь ваше дело, только я ни при чем.

Он отворил клетку, и ворон сейчас же неуклюже вылез на пол. Он сердито распушил перья, грозно поглядел направо, налево, будто спрашивая, кто осмеливается стоять поблизости, и вдруг опрометью побежал прямо к заведующему.

— Отойдите, отойдите! — закричал хозяин.

Заведующий невольно попятился, нерешительно повторяя:

— Я тебя, я тебя…

В три прыжка ворон был уже возле него. Он размахнулся своим огромным клювом и изо всех сил долбанул заведующего в ногу.

— Ой-ой-ой!.. — застонал тот, приседая от боли.

В ту же секунду ворон вцепился носом в его брюки. Затрещала материя, и клок от новых брюк остался в клюве у птицы.

— Ах ты, разбойник! — не своим голосом завопил заведующий.

Ворон деловито отбросил в сторону вырванный клок и удовлетворенно сказал:

— Это хорошо!

— Да что ж тут хорошего! — раскипятился заведующий, забывая, что спорит не с человеком, а с птицей. — Брюки-то новые, от костюма…

Но ворон его и не слушал. Не теряя времени, он пустился в погоню, за другим сотрудником. Тот в один прыжок вскочил на диван, остальные по его примеру забрались кто на стол, кто на стулья. Через секунду все сотрудники сидели на возвышениях, а по полу, прихрамывая и приплясывая, бегал разгневанный ворон, громко повторяя:

— Вот хорошо!.. Это хорошо!..

— Дайте щетку, где у вас половая щетка! — кричал хозяин ворона, стараясь унять расходившуюся птицу.

Но никто не решался сойти на пол. Наконец, узнав, где ее достать, гражданин сам сбегал за щеткой.

Увидев в руках хозяина это «страшное оружие», ворон сразу притих. Он, как бы извиняясь, тихо проговорил:

— Воронок! Воронок! — и, косясь на щетку, боком поскакал к себе в клетку.

— Только щетки и боится — мохнатая, видно на зверя похожа. Мы его всегда так загоняем, — пояснил хозяин, запирая ворона в клетку.

С тех пор каждый день сотрудники зверинца подолгу стояли перед клеткой ворона, соблазняя его сырым мясом и повторяя:

— Ну, скажи: «Вот хорошо!» Ну, скажи, пожалуйста!

Но ворон приглядывался к мясу и упрямо твердил:

— Воронок! Воронок!

Или наклонял голову и громко шептал:

— Воронуш-ш-ша!

Заведующий после первого знакомства с Воронушей ходил немножко прихрамывая, с заплатами на башмаке и на брюках. Подходя к клетке, он огорченно вздыхал:

— Нет, видно, без драки не будет говорить «Вот хорошо». А как бы это публике понравилось! Вы только представьте. Вынести бы его на сцену и спросить: «Как тебя зовут?», а он отвечает: «Воронок!», «Воронуш-ш-ша!» А потом дать ему кусочек мяса, а он бы съел и похвалил: «Вот хорошо! Это хорошо!» Ведь сразу целый номер программы готов, да еще какой номер!

Но ворон никак не хотел быть разговорчивее. Увидя заведующего, он только сердито шипел и старался ухватить его клювом через решетку клетки.

— Да, как же, покажешь его публике! — говорили сотрудники зверинца. — Этот удалец, пожалуй, всех артистов со сцены разгонит.

Наконец один сотрудник вызвался выступить с вороном.

— Только дайте мне высокие сапоги, — заявил он. — Через голенище Воронуша меня не ухватит, а ноги я толстой портянкой обверну. Пускай тогда клюет.

Однако эти предосторожности мало помогли. С первой же репетиции артист ушел домой прихрамывая, а после второй долго тер себе ногу и едва переобулся.

— Ну и носик! — жаловался он товарищам. — Прямо как железный, и портянка не спасает.

* * *

Настал день представления. Перед началом за сценой было такое волнение, будто сейчас выступит укротитель со львом.

Заведующий подбадривал артиста:

— Ты не волнуйся, это же не зверь, не съест. Зато какой номер!

— Да, да, хороший номер, — отвечал артист, поглядывая на заплатанные брюки заведующего.

А виновник волнений сидел в клетке, косился на кусочки мяса в тарелочке и, вытягивая шею, шептал:

— Воронуш-ш-ша! Воронуш-ш-ша!.

Наконец на сцену вышел распорядитель и объявил номер программы:

— Выступление говорящего ворона!

Вслед за ним двое служителей внесли клетку с вороном, а за клеткой вышел и «храбрый» артист.

Зал притих. Все смотрели на черную важную птицу, которая сидела нахохлившись, ни на кого не обращая внимания.

Ворона в этот день нарочно не кормили. Он был голоден и очень сердит.

— Как тебя зовут? — спросил артист и потихоньку показал кусочек мяса.

— Воронок! Воронок! — громко и отчетливо закричал ворон.

В зале раздались смех и рукоплескания.

Когда все стихло, артист снова спросил:

— А как ты любишь чтоб тебя звали?

Ворон покосился на него, и все услышали:

— Воронуш-ш-ша! Воронуш-ш-ша!

Опять загремели аплодисменты.

Наступил решительный момент.

«Ох, и задаст же он мне сейчас жару!» подумал артист, открывая дверь клетки. Дрогнувшим голосом он сказал:

— Ну, а теперь пойдем погуляем, побеседуем.

Ворон быстро вылез из клетки и, распушившись, с угрожающим видом побежал к артисту.

— Постой, постой, чем же ты недоволен? — проговорил тот, невольно отодвигаясь за корыто, в котором после сцены с вороном должен был стирать белье дрессированный енот.

В погоне за артистом ворон вскочил на край корыта и уже хотел бежать дальше. Но тут он увидел воду.

Забыв о преследовании, ворон неожиданно спрыгнул в корыто, присел и окунулся.

Теплая ванна ему очень понравилась. Он присел еще и еще раз, начал хлопать крыльями, поднял целую тучу брызг и вдруг в порыве восторга закричал на весь зал:

— Вот хорошо, вот хорошо!.. Это хорошо!

Страшная охота

Кругом был лес, по-зимнему тихий и белый. Федя осторожно пробирался на лыжах среди заснеженных кустов. Он поминутно останавливался и прислушивался — не залает ли где на белку его собака Мушка. Но Мушка не отзывалась.

Федя, придерживая за ремень тяжелое одноствольное ружье, тихо скользил по снегу. Ему было очень досадно, что Мушка ничего не находит.

Вдруг Федя насторожился — где-то совсем близко послышался знакомый лай. Мальчик снял с плеча ружье и побежал по снегу меж деревьев.

Впереди — поляна. Федя выглянул из-за кустов. В каких-нибудь десяти шагах он увидел Мушку. С злобным лаем она бросалась к лежавшей на земле сосне и проворно отскакивала назад.

«Кто же под сосной?.. Хорек, куница? Не упустить бы!» подумал Федя, выбираясь из кустов.

Но тут он вдруг заметил возле самой сосны на снегу большое желтое пятно.

Федя сразу остановился. «Берлога! — мелькнула мысль. — Под снегом медведь. Надышал, потому и снег желтеет».

Федя спрятался в кусты. «Скорее отозвать собаку — и в деревню к деду, — подумал он. — Завтра же дед с Силантием придут и свалят косолапого».

И тут же другая мысль: «А что, если самому убить медведя?» Трусом Федя никогда не был, да и охотится не первый год, с малых лет с ружьем в лесу.

Федя колебался. Страшно одному в первый раз на такого зверя итти. Но ведь медведь сотни белок стоит! Вот бы убить здорово!

Он нащупал в кармане пулю. Дед учил всегда брать с собой на всякий случай, а тут случай и подвернулся.

Федя быстро зарядил пулей ружье. «Ну, будь что будет!» — и он вышел из кустов.

Завидев хозяина, Мушка сразу осмелела.

Дмитрий Чаусов. Из «Плёсских охотничьих рассказов»

…В этом году довелось мне побывать в Плёсе весной. А весна, надо сказать, не торопилась, только лишь в последние деньки апреля заглянула она на ивановские просторы. Правда зашла сразу, основательно: растопила снег в лесу, вскрыла речки да озерки, разбудила шмелей, вытянула из земли ковер мать-мачехи. И вся птичья братия расхрабрилась, скинула с себя оцепенение, и наполнились волжские дали веселым жизнеутверждающим щебетом-гомоном.
   Приехали мы с друзьями к вечеру, вышли из машины — залюбовались весенним закатом: на Волге полный штиль и на фоне красного заходящего солнца переплетаются замысловатым узором тонкие, ещё голые берёзовые веточки. Смыли с себя дорожную пыль, поужинали, и долго ещё сидели на улице, впитывая запахи и ощущения наступающей весны.
   Проснулся я рано, прекрасно отдохнувшим и полным сил. Выйдя из избы, сделал несколько вдохов полной грудью и замер от знакомого каждому охотнику звука, от которого сердце наполняется воспоминаниями и переживаниями и дух захватывает от надежды и предвкушения. Прямо над деревней перекликаясь, гликая и крекая тянули гуси.
   Ехал я в тот раз через Плес проездом, как раз на охоту в Костромскую область в далёкий Кологривский район: побродить по полям, послушать бормотание тетеревов; ранним утром под песню после вечернего «подслуха» подойти к царю бора — глухарю; помечтать вечером на вырубке или лесной тропке в ожидании вальдшнепиной тяги.
   То есть всё, что необходимо для охоты — у меня было с собой. Собираясь в дорогу, я и гусиные профиля прихватил. Вообщем, как говорится, сам Бог велел. Днём нашел егеря, через него приобрёл путевку, и, проехав на его УАЗике километров 15-20, часам к шести вечера я уже расставлял профиля на поле недалеко от оросительной канавы, которую мы выбрали как естественное укрытие. На соседнем поле, примерно в километре от нас в бинокль я увидел два скрадка, расставленные возле них профиля и разглядел затаившихся охотников.
   Егерь оказался мужиком общительным, и несмотря на неправильность такого поведения во время охоты на гуся (да и в принципе любой охоты), мы с ним тихонько разговаривали про житьё-бытьё, про то «…как у вас?..», и «…а у нас вот был случай…».
И, что естественно, в такой ситуации были очень удивлены и  абсолютно не готовы, когда из-за наших спин метрах в 35-40 над землёй вылетели три гуся, и, помахав нам на прощание отчетливо видимыми лапками, полетели прочь. Вместо того чтобы произвести почти 100% выстрел в угон, мы одновременно посмотрели друг на друга, перевели взгляд на гусей, потом опять друг на друга, и в один голос воскликнули: «Ты чего не стрелял-то?»
   Отсмеявшись, вновь замаскировались и замерли в ожидании объекта охоты. В тот вечер лёт был плохой: пару раз пролетали табунки, но далеко, не на выстрел. Раза три видели уток. Теплый вечер закатился в ночь. Договорившись приехать утром, мы не стали собирать профиля, разрядили ружья и направились к дому.
   Почти всю ночь проворочался, боясь проспать и грезя стаями гусей, садящимися к профилям. В 4-30 были на месте. Нужно было поправить профиля: ветер немного изменился, и я развернул своих гусей на него носом, да «пересадил» в более плотную группу (не раз замечал: такое размещение более привлекательно для их собратьев). По краям и в середине «сторожевые» в вытянуыми шеями, между ними дюжина кормящихся и отдыхающих.
   На этот раз мы с егерем разместились  метрах в двадцати друг от друга по берегу того же овражка, прикрытые сверху, растущим кустарником. Расстелил скатку (земля ещё холодная), облачился в костюм «леший», под правую руку положил свою пятизарядку (для охоты на гуся я пользуюсь дробью номер 1 или 0) и замер, слившись с коричнево-желтой прошлогодней травой. Часов с пяти начался лёт. Гусь летел большими стаями высоко и больно уж целенаправленно, не планируя садиться на «нашем» поле. Привлечь дюжиной профилей стаю в 50-60 голов тяжело, хотя, как только гуси появлялись в поле зрения или слуха и я, и соседи — охотники начинали манить.
   То там, то здесь по полям начали звучать выстрелы, и настёганные стрельбой стали в небе появляться пары и одиночки. На них то и был весь расчет: известно ведь, что гусь, как стайная птица, оставшись по каким-то причинам один, стремится прибиться к какой-нибудь группе своих сородичей, а тут, как раз и наши чучела.
   Лежали мы тихо и замаскированы были хорошо, поэтому лужу, у которой профиля были выставлены, уже около часа оккупировало семейство куликов, что придавало нашим искусственным птицам в глазах их настоящих «братьев» дополнительную безопасность и, соответственно привлекательность.
   Бессонная ночь, начавшее припекать солнце, уютный коврик на котором я лежал, и монотонное бормотание тетеревов, токующих на соседнем поле, сделали свое черное дело — я задремал. Вернулся в реальность от яростного шипения егеря: дико вращая газами и всем своим видом выражая отношение к такому горе-охотнику, он головой указывал направление.
   Прямо на нас со стороны поля налетали два гуся, дав им приблизится до степени захода на посадку мы поднялись, вскинув ружья и одновременно выстрелили: я по левому он по правому. После второго выстрела «мой» гусь клюнул носом и рухнул на ту сторону канавы метрах в тридцати от меня. Я побежал к месту падения, чтобы в случае необходимости добрать подранка, но этого не потребовалось, гусь лежал без движения.
   Перебравшись через канал, я подошёл к своему трофею: это был довольно крупный гуменник. Подняв его за шею на вытянутой руке, я крикнул желтому полю и синему небу что-то на подобие «эге-ге-ге-гей» и ощутил тот прилив эмоций, который всегда накатывает на охотника, добывшего птицу или зверя, когда все труды по подготовке, все километры пройденных дорог и часы ожидания складываются в краткий миг счастья.
   Второго гуся мы не нашли, хотя Николай (так звали моего проводника) с уверенностью говорил о том, что и его выстрелы были точны.
Время было около девяти утра, и, проведя в укрытии ещё около часа, мы стали собираться домой. Я обратил внимание на постоянное кряканье утки невдалеке. Оказалось, рядом было небольшое болотце, на котором гостевало порядка тридцати уток.
   Рельеф местности позволял подобраться к ним на выстрел, что я и сделал. Почувствовали они меня метрах в двадцати пяти и начали подниматься с воды. Хлопанье нескольких десятков крыльев, всплески воды, тревожное кряканье: все звуки перемешались со звуком выстрела, но, увы, на этот раз я был неточен…
   Я вернулся к своим друзьям, и мы отдали заслуженные почести запеченному гусю, фаршированному капустой с брусникой и яблоками, поданному к столу с пуховой гречневой кашей. Почести отдавали как должно, поэтому на вечернюю охоту я ехать поленился, отдавшись в руки Бахуса (иногда мне кажется, что это он, а не Артемида бог охотников).
   Но на утренней зорьке мы с Николаем были вновь на своих «рабочих местах» возле профилей. Погода в то утро быстро испортилась, и уже около семи подул холодный ветер, зарядил серый обложной дождь. Гусь, понятно, не летел. Пролежав под плащами часа три, мы решили уже ехать по домам (а я в тайне мечтал о баньке, растопить которую уже попросил по телефону своих друзей), как егерю моему позвонил товарищ с информацией о том, что гусь весь летит почти возле города, да и дождя там нет.
   Долго уговаривать нас было не надо, погода не способствовала промедлению. Быстро покидав вещи в машину, мы поехали в места, где были замечены гуси. Выехав на другие поля, сразу заметили птиц, но высоко и далеко. Поплутав по полям, по проселкам выехали к околице крошечной деревеньки, остановились, вышли из машины, и на нас тут же налетели четыре гуменника. Ружья, естественно, остались внутри УАЗа. Проследив за полетом гусей в бинокль, я увидел как они сели на соседнем поле к стае, которая там кормилась овсом.
   Любой охотник знает, что гусь садится посреди поля, чистого поля, и подойти к нему на выстрел не представляется возможным. Знали это и мы, егерь мой сразу приуныл, а я, несмотря на бесперспективность ситуации, невольно прокручивал в голове разные варианты скрадывания этой стаи. Метрах в двухстах с одной стороны в поле выходила полоска деревьев, и как бы беря поле в клещи, напротив в него выдавалась полоска густых кустов. План созрел быстро: я прохожу лозняком до края кустов, максимально приближаясь к гусям, а Коля на машине сталкивает их с поля на меня.
   Сказано — сделано. Добравшись до края кустов отзвонился Николаю, и чуть погодя увидел его «буханку», переваливавшуюся через комья земли по краю поля. Минуты три-четыре смотрел в бинокль на стаю. Сторожевые крутят головами то и дело, подавая голос, перекликаясь друг с другом; щиплют овес кормящиеся; несколько убрали голову под крыло — отдыхают. Машина скрылась в низине, а гусей что-то насторожило: загоготали, подсобрались — чувствовалось внезапно возникшее напряжение. И вдруг, в секунду, все встают на крыло и начинают  подниматься. Табунок голов в сорок как сидел линией, так и заторопился в безопасное небо широкой полосой.
   Основой моего плана было то, что любая птица, в том числе и гусь, взлетает всегда против ветра, ловя восходящие потоки. Я подобрался к ним с подветренной стороны (но это возможно только метров на двести-триста, не ближе, иначе птица тебя распознает) и даже немного оторопел, когда они в двух-трех метрах над землей пошли строго на куст, за которым я притаился. Несколько секунд ожидания и бешеного адреналина, и я встаю в полный рост, уже вскинув ружьё.
   Гуси замечают меня, пытаются резко набрать высоту, но… не всем суждено было это сделать. Выстрел оказался королевским, почти к моим ногам рухнул, добытый мною очередной гуменник.
   Такие охоты всегда более памятны, даже чем те, на которых добываешь пять-шесть птиц на пролете. Потому, что именно в них, в таких охотах и заключен смысл противостояния птицы ли, зверя ли и человека. Узнать досконально все повадки, образ жизни объекта охоты; вычислить время и место, когда и где можно приблизиться к нему на верный выстрел; замаскироваться так, чтобы не быть им обнаруженным; выдержать часы ожидания, зачастую в болоте под холодным дождем; и, наконец, добыть долгожданный трофей!
   Вот за этим весной и осенью, в дождь и снег едут студенты и грузчики, доктора наук и артисты, военные и пенсионеры на электричках и джипах, автобусах и мопедах, а то и вовсе пешком — идут на охоту те, кто с гордостью может сказать про себя я — настоящий охотник.
   Потом была баня, рассказы про охоту, душистый чай, пироги со щавелем и визигой…

Короткие рассказы — На Охоте

Голуби

В то время работал я в совхозе и заболел. Знобит, потею, температура все время, все кости и суставы ломит. Положили меня в больницу. Лежу и горюю.

С постели мне только и видно небо да конек черепичной крыши с трубой. И видно жил в этом доме заядлый голубятник. Чуть свет — пошли голуби в небо. Одно мне и развлечение было, что смотреть на голубей.

Было их у него всего девять: один красный белокрылый, пара кофейных, тройка черных, один черный белохвостый и пара белых. Ходили они красивой разноцветной кучкой. Жалко только, как повыше зайдут, мне их и не видно. И вдруг сверху красно-белый комочек трепыхается, падает. Это красный белокрылый, он один турман в стае был. А за ним вся стая на крутых кругах с неподвижными крыльями вниз идет. Красота, забудешь, что и больной ты. Снизятся они, в палату сквозь двойные рамы доносится разбойничий свист и опять вся стая вверх пошла.

И вот однажды смотрю я на них и вдруг вся стая врассыпную и за ними черный, длинный, острокрылый комочек мелькнул и все скрылось.

• Кобчик, сейчас поймает кого-нибудь!

И не видно мне бодьше ничего. Минут пятнадцать прошло и пять штук вернулось. Немного погодя белый голубь низом прошел. Ждал я до вечера, от обеда отказался, все в окно смотрел, нет трех штук — белого одного, кофейного и турмана.

К вечеру у меня температура поднялась. Утра еле дождался. Думаю, будет он их гонять или нет?

И вот голуби поднялись. И сосчитать не успел, а вижу все тут. Потом посчитал — девять. Лежу и улыбаюсь.

А в это время врач заходит.

• Что, больной, улыбаетесь, видно дело на поправку пошло.

И действительно, с того дня начал я поправляться.

Лисий спаситель

Лиса попалась старая и хитрая. Она дала два круга в мелком осиннике и теперь пошла напрямик. Голос Макса становился все слабее и слабее, наконец, он совсем затих. Я сел на пенек, закурил и решил подождать часок. Если лиса здешняя, то она опять придет сюда, если же нет, то нужно идти домой, потому что Макс никогда не бросит лисы и придет домой только ночью, как было уже не раз. Я уже раза три закуривал, потом от скуки стал считать ветки на сосне, стоящей на другой стороне поляны, и вдруг вздрогнул.

Мимо сосны, по опушке поляны, прямо на меня шла мелкой трусцой лиса. Я мешком свалился с пенька, лег за него и взвел курки. На другой стороне дола я услышал чуть слышное тявканье Макса. Лиса шла уже метрах в шестидесяти от меня. Я подождал еще немного, подвел мушку под белую грудку и положил палец на спуск. Теперь лису уже ничто спасти не могло. В этот момент что-то резко и больно кольнуло руку, как будто повыше локтя мне воткнули раскаленную иголку. Я дернул за спуск и, когда дым рассеялся, лисы уже не было. Я снял куртку, засучил рукав и увидел виновника моего несчастья. Это был большой, черный лесной муравей с огромными челюстями. Я хотел было убить его, но потом подумал, что это ведь наверное единственный муравей, спасший жизнь лисе, и отпустил его.

Ребятишки

В белом халате, с ружьем за плечами, весело помахивая лисой, связанной за передние и задние лапки, я выхожу на дорогу и направляюсь к дому.

Человек пять ребятишек, идущих в школу, заметили лису и теперь бегом догоняют меня. Я иду тихо и нарочно не оборачиваюсь.

• Вот это лиса!
• Смотри — кровь, прямо в голову попал.
• И не в голову, а в шею.

Самый смелый из них с портфелем, перекинутым на веревочке через плечо, заглядывает мне в лицо и спрашивает:

• Дяденька, ты где ее убил?
• В поле.
• Вчера дядя Вася за сеном ездил и лису видел, может эту самую?
• Может эту, а может и другую.

Он идет рядом со мной и осторожно дотрагивается до лисы.

• Дядь, дай я ее понесу.

Я отдаю лису ему. Так мы и входим в город. Впереди, сияя серыми глазами, с шапкой, сбитой на самый затылок, идет парнишка с лисой. Вокруг него с такими же сияющими лицами, то и дело дотрагиваясь до лисы, идут его друзья. Сзади иду я. Прохожие, увидев нас, останавливаются и, глядя на веселых ребят, улыбаются. Много ли нужно для счастья ребенка?

YETI Stories: Охота

Перейти к основному содержанию

Йети

ФИЛЬТР ПО ПРЕСЛЕДОВАНИЮ

Фильтр по преследованию

Преследование

Ловля рыбы

Охота

Открытый

Ранчо и родео

Еда и напитки

Применять

Перезагрузить Применять

Ранар Муди

Мейкон

,

Состояние

Грузия

Охота

Дэррил Мур

Камден

,

Состояние

Арканзас

Охота

Алекс Бриттингем

Франкстон

,

Состояние

Техас

Охота

Коул Крамер

Кадьяк

,

Состояние

Аляска

Охота

Джастин Ли

Хонокаа

,

Состояние

Гавайи

Охота

Джесси Янг

Уайтхорс

,

Состояние

Юкон

Охота

Клэй Хадналл

Вестпорт

,

Состояние

Кентукки

Охота

Джефф Роули

Ливерпуль

,

Состояние

Англия

Охота

Джейсон Матцингер

Бозман

,

Состояние

Монтана

Охота

Фред Эйхлер

Агилар

,

Состояние

Колорадо

Охота

Филд Хаднолл

Вестпорт

,

Состояние

Кентукки

Охота

Адам Фосс

Келоуна

,

Состояние

Британская Колумбия

Охота

• ЗАГРУЗИ БОЛЬШЕ

ВЕРХНЯЯ

• Домой
• крутые видео
• Истории из дикой природы
• Послы

Дэви Крокетт рассказывает сказки, 1834

Охота на медведя в Теннесси: Дэви Крокетт рассказывает сказки, 1834

В конце 18 века многие южане направились на запад, оставив более старые районы, такие как Каролина и Джорджия; к 1790 году более 100 000 человек переехали в Кентукки и Теннесси. Дэвид Крокетт родился в 1786 году в Восточном Теннесси. Он сделал карьеру индийского бойца, политика и пограничного юмориста, используя свое владение народным языком, чтобы рассказывать истории в предвыборной кампании или в печати. У Крокетта было много предполагаемых историй жизни, но Рассказ о жизни Дэвида Крокетта из штата Теннесси , опубликованный в 1834 году, считается настоящей работой Крокетта (под редакцией Томаса Чилтона). Эти отрывки об охоте на медведя в Теннесси подчеркивали репутацию Крокетта как великого охотника и способствовали его легендарному статусу еще до его смерти в Аламо в 1836 году.

---

Но читатель, я полагаю, не возражал бы узнать немного о моей работе в течение двух лет, пока мой конкурент был в Конгрессе. В этом пространстве у меня были довольно трудные времена, и я расскажу о некоторых вещах, которые произошли со мной. Так вот, как сказал мальчик, когда бежал один. Осенью 1825 года я решил, что построю две большие лодки и нагрузю их трубными жердями для продажи. Итак, я спустился к озеру, которое находилось примерно в двадцати пяти милях от того места, где я жил, и нанял несколько рабочих, чтобы они помогали мне, и принялся за работу; некоторые в строительстве лодок, а другие в получении посохов.Я работал руками, пока медведи не разжирели, а потом отправился на охоту, чтобы запастись мясом. Вскоре я убил и засолил столько, сколько было нужно моей семье; но примерно в это время один из моих старых соседей, поселившийся на озере примерно в двадцати пяти милях от меня, пришел ко мне домой и сказал, что хочет, чтобы я спустился и убил несколько медведей в его краях. Он сказал, что они очень толстые, и их очень много. Я знал, что, когда они были толстыми, их легко брали, потому что толстый медведь не может бегать ни быстро, ни долго.Но я не просил медведя ни о каких милостях, кроме любезности, потому что теперь у меня было восемь больших собак, свирепых, как маляры; так что у медведя не было никаких шансов уйти от них. Так что я пошел с ним домой, а затем пошел вниз к Миссисипи, и начал охоту. Мы отсутствовали две недели и за это время убили пятнадцать медведей. Теперь, снабдив моего друга большим количеством мяса, я время от времени снова принимался руками за постройку нашей лодки и добычу посохов. Но в конце концов я не мог больше выносить без новой охоты.Так что я решил взять своего маленького сына, переправиться через озеро и поохотиться там. Мы перебрались, и в тот вечер оказалось и убил трех медведей, в кратчайшие сроки. На следующее утро мы привезли четыре вила и соорудили что-то вроде эшафота, на котором мы солили мясо, чтобы оно было вне досягаемости волков, потому что, как только мы покинем наш лагерь, они схватят нас. владение. Едва мы позавтракали, как к нашему лагерю подошла компания охотников, у которых было четырнадцать собак, но все они были такими бедными, что, когда они лаяли, им почти приходилось прислоняться к дереву и отдыхать.Я сказал им, что их собаки не могут бежать по запаху медведя, и что им лучше остаться в моем лагере и кормить их костями, которые я вырезал из своего мяса. Я оставил их там и вырезал; но я не успел уйти далеко, как мои собаки первоклассно рванулись за очень большим, толстым старым медведем, который кинулся прямо к моему лагерю. Я погнался дальше, но другие мои охотники услышали приближение моих собак, встретили их и убили медведя до того, как я добрался до него. Я отдал его им и снова свернул к ручью под названием Большой Клевер, который был недалеко.Как только я добрался туда и вошел в трость, все мои собаки сломались и пошли вперед, и через некоторое время они подняли шум в трости и, казалось, шли во все стороны. Я прислушался и обнаружил, что мои собаки были в двух компаниях, и обе они фыркали. К одному я отправила своего сынишку, а к другому сломалась. Я добрался до своего первым и обнаружил, что у моих собак двухлетний медвежонок свалился на него; так что я просто вынул свой большой мясник, подошел и всадил в него оплеуху и убил его, не стреляя.В моей компании было пять собак. Вскоре я услышал, как мой маленький сын стреляет в своего медведя; когда я подошел к нему, он тоже убил его. В его команде было две собаки. Как раз в этот момент мы услышали неподалеку лай другого моего пса, и все остальные тут же бросились к нему. Мы тоже двинулись дальше, и когда добрались туда, мы обнаружили, что у него был медведь покрупнее, чем любой из убитых нами, брошенный на дерево в одиночестве. Мы убили и его, а значит, троих мы убили менее чем за полчаса. Мы свернули и зарезали их, а затем начали искать воду и хорошее место для лагеря.Но не успели мы тронуться, как наши собаки вздрогнули за другой, и пронеслись прочь, как гром, и через минуту пропали из слышимости. Мы некоторое время шли по тому пути, по которому они ушли, но в конце концов потеряли надежду найти их и повернули назад. Когда мы возвращались, я пришел туда, где ковырялся бедняга, и он был похож на саму картину лихолетья. Я спросил его, что он делает там в лесу один? Он сказал, что ищет человека, который намеревался там поселиться; и причина, по которой он это сделал, заключалась в том, что у него не было мяса для его семьи, и он немного работал.

Мне было очень жаль беднягу, ибо это был не только трудный, но и очень медленный способ добыть мяса для голодной семьи; поэтому я сказал ему, что если он пойдет со мной, я дам ему больше мяса, чем он сможет добыть за месяц. Я намеревался снабдить его мясом, а также попросить его помочь моему сынишке упаковать и засолить моих медведей. Он никогда в жизни не видел убитого медведя. Я сказал ему, что тогда у меня было шестеро убитых, и мои собаки были жестоки после еще одного. Он ушел в свою маленькую хижину, которая находилась недалеко в кустах, и его жена очень хотела, чтобы он пошел со мной.Итак, мы начали и пошли туда, где я оставил своих трех медведей, и разбили лагерь. Затем мы собрали мое мясо, посолили и пережарили его, как я сделал в прошлый раз. Наступила ночь, но от моих собак еще не было вестей. Впоследствии я узнал, что они посадили медведя на дерево примерно в пяти милях от дома, недалеко от дома человека, и лаяли на него всю ночь. Бедняги! много раз они искали меня и недоумевали, почему я не пришел, ибо знали, что во мне нет ошибки, и я знаю, что они были так же хороши, как и всегда, порхая. Утром, как только рассвело, человек взял ружье, пошел к ним, выстрелил в медведя и убил его. Моим собакам, однако, нечего было сказать этому незнакомцу; поэтому они оставили его и рано утром вернулись ко мне.

Мы позавтракали и снова отключились; и мы убили в тот день четырех больших и очень жирных медведей. Мы охотились неделю и за это время убили семнадцать человек, все первосортные. Когда мы закончили нашу охоту, я дал этому человеку больше тысячи фунтов прекрасного жирного медвежатины, что очень понравилось ему и заставило его чувствовать себя таким же богатым, как еврей.Я видел его следующей осенью, и он сказал мне, что у него достаточно мяса на весь год после его недельной охоты. Мы с сыном пошли домой. Это была неделя между Рождеством и Новым годом, когда мы устроили эту охоту.

Когда я вернулся домой, у одного из моих соседей закончилось мясо, и он хотел, чтобы я вернулся и отпустил его со мной на еще одну охоту. Я не мог отказаться; но я сказал ему, что боюсь, что к тому времени медведь уже прижился в доме, потому что после того, как осенью и в начале зимы они сильно разжиреют, они уходят в свои норы, в большие дупла деревьев, или в полые бревна, или их тростниковые дома или ураганы; и лежат там до весны, как замерзшие змеи. И одна вещь об этом покажется очень странной для многих людей. Примерно с первого января до примерно последнего апреля эти варменты вообще лежат в своих норах. Все это время им нечего есть; и все же, когда они выходят, они ни на унцию легче, чем когда они отправились домой. Я не знаю причины этого, и все же я знаю, что это факт; и я оставляю это для других, у которых есть больше знаний, чем у меня, чтобы объяснить это. У них нет с собой ни крупинки еды, а они просто лежат и все время сосут низ лапы.Многих из них я убил на их деревьях, что позволяет мне говорить об этом положительно. Однако мой сосед, которого звали Макдэниел, и мой маленький сын, и я пошли к озеру в мой второй лагерь, где я убил за неделю до этого семнадцать моих медведей, и отправились на охоту. Но мы упорно охотились весь день, так и не начав ни разу. Мы взяли с собой очень мало провизии, и на следующее утро совсем не осталось мяса. Я послал своего сына примерно за три мили в дом старого друга, чтобы получить немного. Старый джентльмен был очень рад услышать, что я охотился в этих краях, потому что в прошлом году медведи убили очень много его ведьм. В тот день он убивал своих беконных свиней, поэтому он дал моему сыну немного мяса и послал мне сказать, что я должен прийти к нему вечером, чтобы у него было много корма для моих собак и кое-что для нас; но прежде, чем мой сын вернулся, мы вышли на охоту, и в большом зарослях тростника мои собаки нашли большого медведя в тростниковом домике, который он устроил для своей зимовки, как они иногда делают.

Когда моя ведущая собака нашла его и подняла крик, все остальные бросились к нему, но никто из них не вошел в его дом, пока мы не встали. Я ободрял своих собак, а они так хорошо меня знали, что я мог бы заставить их схватить самого старого змея со всеми его рогами и головами, с раздвоенной ногой и уродством в придачу, если бы он только вышел на свет, так что что они могли его видеть. Они ворвались внутрь, и в одно мгновение медведь последовал за ними, и я сказал своему другу, чтобы он застрелил его, так как он был очень разгневан, чтобы убить медведя. Он так и сделал, и убил его первым. Мы отнесли его в наш лагерь, к тому времени вернулся мой сын; и после того, как мы пообедали, мы собрались и отправились в дом моего старого друга, которого звали Дэвидсон.

Мы добрались туда и ночевали у него; а на другое утро, посолив наше мясо, мы оставили его у него и стали охотиться между Обионским озером и Красноногим озером; так как между ними прошел ужасный ураган, и я был уверен, что в упавшем лесу должна быть куча медведей.Мы прошли около пяти миль, не заметив вообще никаких признаков; но, в конце концов, мы добрались до высоких конических хребтов, и, пока мы ехали, я увидел дупло в большом черном дубе и, присмотревшись повнимательнее, обнаружил, что медведь взобрался на дерево. Я видел, как его следы поднимаются вверх, но ни одного вниз, поэтому я был уверен, что он там. Человек, знакомый с медвежьей охотой, может достаточно легко сказать, когда вармент находится в дупле; потому что, поднимаясь, они ничуть не скользят, а опускаясь, оставляют длинные царапины ногтями.

Мой друг немного опередил меня, но я перезвонил ему и сказал, что на том дереве сидит медведь, и я должен его вытащить. Итак, мы слезли с лошадей, и я нашел маленькое деревце, которое, как мне казалось, я мог упасть так, чтобы оно застряло у моего медвежьего дерева, и мы принялись рубить его своими томагавками. Я намеревался, когда мы прижали одно дерево к другому, позволить моему сынишке подняться наверх и заглянуть в дыру, потому что он мог карабкаться, как белка. Мы прервались на некоторое время и остановились, чтобы отдохнуть, когда я услышал, как мои собаки сильно лают на некотором расстоянии от нас, и я сказал своему другу, что знаю, что у них есть медведь, потому что такова природа собаки. , когда он узнает, что вы охотитесь на медведей, чтобы охотиться ни на что другое; он любит мясо и считает другую дичь «не стоящей внимания», как сказал старый Джонсон о дьяволе.

Мы решили ненадолго отойти от нашего дерева и пошли к моим собакам, и когда мы туда добрались, у них действительно был вечный большой жирный медведь на дереве, готовый к охоте. Мой друг снова просил меня разрешить мне стрелять и в этого. У меня было немного не так, так как медведь был таким большим, но я не мог отказаться; и так он палил прочь, и старик упал вниз, как какое-то большое бревно упало. Теперь я пропустил одну из моих собак, ту самую, о которой я говорил раньше, когда медведь сам посадил на дерево когда-то раньше, когда я начал троих в разрыве тростника.Я сказал своему другу, что у моей пропавшей собаки где-то есть медведь, так же, как судьба; так что я оставил их зарезать только что убитого нами, а сам поднялся на возвышенность, чтобы послушать, где моя собака. Я услышал, как он лает изо всех сил на некотором расстоянии, и я толкнул его вперед. Мои другие собаки, услышав его, бросились к нему, и когда я добрался туда, он, конечно же, снова поставил на дерево другого медведя; если бы он этого не сделал, я бы хотел, чтобы меня расстреляли. Я выстрелил в него и сбил его; а потом вернулся и помог зарезать того, на котором я оставил своего друга.Затем мы упаковали обоих к нашему дереву, где мы оставили моего мальчика. К этому времени малыш срубил дерево, которое мы собирались поселить, но оно упало не туда; Затем он вцепился в большое дерево, чтобы срубить его, и обнаружил, что это не что иное, как скорлупа снаружи, а внутри все обожжено, как слишком многие из наших больших людей в наши дни, только внешний вид. Мой друг и мой сын срезали его, и я отошел примерно на сотню ярдов со своими собаками, чтобы они не бежали под дерево, когда оно упадет.Оглянувшись на нору, я увидел из нее голову медведя, которая смотрела на них, пока они резали. Я крикнул им, чтобы они посмотрели вверх, и они так и сделали; и Макдэниел схватил свое ружье, но к этому времени медведь уже вышел и спустился с дерева. Он выстрелил в него, и как только он коснулся земли, вокруг него собрались собаки, и они устроили кувыркающийся бой у самого холма, где и остановили его. Я подбежал и, приставив ружье к медведю, выстрелил и убил его. Теперь у нас их было трое, и мы построили эшафот и посолили их.

Утром я оставил сына в лагере, и мы двинулись в сторону харрикейна; и когда мы прошли около мили, мы начали очень большой медведь, но мы продвигались очень медленно из-за трещин в земле, вызванных землетрясениями. Мы, однако, сделали так, чтобы слышать собак около трех миль, а затем подошли к харрикану. Здесь нам пришлось бросить лошадей, так как сам старый Ник не мог пройти через это, не протащив его в том виде, который он надел, чтобы одурачить нашу старую бабушку Еву.К этому времени несколько моих собак устали и вернулись; но на самом деле мы какое-то время шли вперед во время урагана, когда встретили медведя, идущего прямо на нас, не более чем в двадцати или тридцати ярдах от нас. Я пустил своих уставших собак за ним, а Макдэниел погнался за ними, а я пошел туда, где были другие мои собаки. Я видел след медведя, которого они преследовали, и знал, что он крикун. Я проследовал примерно до середины харрикейна; но мои собаки преследовали его так близко, что заставили его взобраться на старый пень футов в двадцать высотой.Я подошел к нему на расстояние выстрела и выстрелил, но я был весь в таком трепете от усталости и бега, что не мог удержаться; но, однако, я сломал ему плечо, и он упал. Я подбежал и как можно быстрее зарядил ружье, выстрелил в него еще раз и убил. Когда я пошел, чтобы вытащить свой нож, чтобы зарезать его, я обнаружил, что потерял его, проходя через ураган. Лозы и шиповник были такими густыми, что иногда мне приходилось спускаться и ползти, как варману, чтобы вообще пролезть; и лоза, как я предположил, зацепилась за ручку и выдернула ее.Пока я стоял и думал, что делать, ко мне подошел мой друг. Он пошел по моим следам через харрикейн и нашел мой нож, что было для меня очень хорошей новостью; как охотник ненавидит худшее в мире потерять хорошую собаку или любую часть его охотничьих орудий. Теперь я оставил Макдэниела разделывать медведя, а сам отправился за нашими лошадьми и подвел их настолько близко, насколько позволяли обстоятельства. Затем я взял наши сумки и вернулся туда, где он был; и когда мы освежевали медведя, мы сняли с него жир и понесли его к нашим лошадям в несколько ношей.Затем мы упаковали его на наших лошадях, и на каждой было по тяжелому тюку. Мы тронулись в путь и шли примерно до захода солнца, когда я пришел к выводу, что мы должны быть недалеко от нашего лагеря; так я закричал, и мой сын ответил мне, и мы двинулись дальше в направлении к лагерю. Мы прошли совсем немного, когда я услышал, как мои собаки снова вздрогнули; и я спрыгнул с лошади и отдал его моему другу, и сказал ему, что буду следовать за ними. Он пошел дальше к лагерю, а я изо всех сил шел вперед за своими собаками на значительное расстояние, пока наконец не наступила ночь.Лес был очень грубым и холмистым, и весь порос камышом.

Теперь я был вынужден двигаться медленнее; и часто падал через бревна и в трещины, проделанные землетрясениями, так что я очень боялся, что сломаю ружье. Однако я прошел около трех миль, когда подошел к хорошему большому ручью, который я перешел вброд. Было очень холодно, а глубина ручья была примерно по колено; но я не чувствовал от этого большого неудобства именно тогда, так как был весь мокрый от пота от бега, и мне было достаточно жарко.После того, как я перебрался через этот ручей и выбрался из тростника, который был очень густым на всех наших ручьях, я прислушался к своим собакам. Я обнаружил, что они либо сели на деревья, либо остановили медведя, так как они продолжали лаять на одном и том же месте. Я продвигался как можно ближе в направлении шума, пока не обнаружил, что холм слишком крутой для меня, чтобы взобраться на него. что, пока я не приду в место, где я мог взобраться на холм. Было очень темно, и было трудно разглядеть дорогу или что-то еще.Поднявшись на холм, я обнаружил, что обогнал собак; и поэтому я повернулся и пошел к ним. Когда я добрался туда, я обнаружил, что медведя посадили на большой раздвоенный тополь, и он сидел в развилке.

Я мог видеть бугорок, но не настолько ясно, чтобы стрелять с какой-либо уверенностью, так как лунного света не было; и поэтому я принялся искать какую-нибудь сухую щетку, чтобы сделать себе свет; но я не мог найти ничего, хотя я мог видеть, что земля была сильно разорвана трещинами.

Наконец я подумал, что смогу выстрелить наугад и убить его; так что я указал как можно ближе к глыбе, и выстрелил прочь.Но медведь не подошел, он только взобрался выше и выбрался на ветку, что помогло мне лучше его разглядеть. Теперь я снова зарядил и выстрелил, но на этот раз он вообще не двигался. Я начал заряжать для третьего костра, но первое, что я понял, это то, что медведь упал среди моих собак, и они дрались вокруг меня. На поясе у меня был мой большой мясник, а на мне были пара штанов из оленьей кожи. Поэтому я вынул свой нож и встал, полный решимости, если он схватит меня, защищаться как можно лучше.Я постоял там некоторое время и мог то и дело видеть белую собаку, которая у меня была, но остальных и медведя, которые были темного окраса, я вообще не мог видеть, так было ужасно темно. Они все еще дрались вокруг меня, а иногда и в трех футах от меня; но, наконец, медведь забрался в одну из трещин, образовавшихся в земле в результате землетрясений, глубиной около четырех футов, и по вою моих собак я мог определить его кусачий конец. Итак, я взял свое ружье и толкнул его дуло, пока мне не показалось, что оно прижато к основной части его тела, и выстрелил; но это оказалась только мясистая часть его передней ноги.С этим он выпрыгнул из щели, и у него с собаками вокруг меня снова началась жесткая схватка, как и прежде. В конце концов, однако, они снова загнали его в щель, как он был, когда я выстрелил.

Я положил ружье в темноте и теперь начал его искать; а во время охоты я раздобыл шест и решил, что некоторое время буду колотить его этим. Я так и сделал, и когда я бил его, собаки прыгали на него, когда он их сильно кусал, они снова выпрыгивали. Я пришел к выводу, что, поскольку он так терпеливо переносил удары, вполне возможно, что он будет лежать достаточно неподвижно, чтобы я мог спуститься в трещину и медленно двигаться, пока я не найду подходящее место, чтобы дать ему покопаться с моим мясником.Так что я спустился, и мои собаки сели перед ним и держали его голову к ним, пока я не добрался до него легко; и, положив руку ему на зад, нащупал его плечо, как раз за которое я намеревался воткнуть его. Я сделал удар своим длинным ножом и, к счастью, проткнул ему сердце; при чем он просто опустился вниз, а я в спешке выползла. Через некоторое время все мои собаки тоже вышли и казались довольными, как они всегда говорили мне, что они покончили с ним.

В ту ночь я сильно страдал от холода, так как мои кожаные бриджи и все остальное, что было на мне, промокли и замерзли.Но мне удалось вытащить своего медведя из этой щели после нескольких тяжелых испытаний, и поэтому я разделал его и лег, чтобы попытаться уснуть. Но мой огонь был очень плох, и я не мог найти ничего, что могло бы хорошо гореть, чтобы сделать его лучше; и я пришел к выводу, что должен замерзнуть, если не согреюсь каким-либо образом упражнениями. Так что я вставал и кричал какое-то время, а потом просто прыгал вверх и вниз изо всех сил и бросался во всевозможные движения. Но все это не годилось; потому что моя кровь теперь стыла, и мурашки покрывали меня.Я тоже так устал, что едва мог идти; но я думал, что сделаю все возможное, чтобы спасти свою жизнь, и тогда, если я умру, никто не будет виноват. Итак, я подошел к дереву около двух футов в диаметре, и ни одной ветки на нем в тридцати футах, и я взобрался на него по ветвям, а затем сомкнул руки вокруг него и снова соскользнул вниз. От этого внутри моих ног и рук было бы очень тепло и приятно. Я продолжал это до рассвета утром, и сколько раз я карабкался на свое дерево и скатывался вниз, я не знаю, но я считаю, по крайней мере, сто раз.

Утром я на всякий случай зацепил свою медвежью подвеску и отправился на охоту в свой лагерь. Я нашел его через некоторое время, и Макдэниел и мой сын очень обрадовались, увидев, что я вернулся, потому что они собирались сдать меня как потерянного. Мы позавтракали, а затем закрепили мясо, соорудив высокие леса и накрыв их. Мы не боялись, что он испортится, потому что погода была такая холодная, что это было невозможно.

Теперь мы отправились за другим моим медведем, который доставил мне столько хлопот и страданий; и прежде чем мы его получили, мы начали за другим, и взяли его тоже.Мы пошли к ручью, который я пересек накануне вечером, и разбили лагерь, а затем пошли туда, где был мой медведь, которого я убил в трещине. Когда мы осмотрели это место, Макдэниел сказал, что не пошел бы туда, как я, из-за всех медведей в лесу.

Мы отнесли мясо в наш лагерь и посолили его, а также последнего убитого; намереваясь утром снова отправиться на охоту на харрикейне.

В ту ночь мы готовились к отдыху, и я могу уверить читателя, что мне это было необходимо.Мы легли у нашего костра, и около десяти часов произошло ужасное землетрясение, которое потрясло землю так, что мы качались, как в колыбели. Мы были очень встревожены; ибо, хотя мы привыкли чувствовать землетрясения, мы теперь были прямо в районе, который был разорван на куски ими в 1812 году, и мы думали, что это может принять идею и поглотить нас, как большая рыба сделала Иону.

Утром мы собрались и двинулись к харрикану, где разбили еще один лагерь, а вечером вышли и убили очень крупного медведя, которых стало восемь, которых мы теперь убили на этой охоте.

На следующее утро мы снова вошли в харрикейн, и очень скоро мои собаки разрыдались. Мы преследовали их и вскоре подошли к густому камышовому заграждению, в котором они остановили своего медведя. Мы подошли к нему поближе, так как тростник был настолько толстым, что мы не могли видеть дальше нескольких футов. Здесь я заставил своего друга немного приоткрыть трость из своего ружья, пока я не выстрелил в медведя, который был очень большим. Я убил его замертво. Мы вытащили его и зарезали, а вскоре завели еще одного и убили его, и теперь мы убили десять человек; и мы знали, что больше не сможем упаковать домой, так как у нас было всего пять лошадей; поэтому мы вернулись в лагерь и посолили все наше мясо, чтобы быть готовыми к отъезду домой на следующее утро.

Наступило утро, и мы нагрузили наших лошадей мясом, съели столько, сколько они могли унести, и, конечно же, отправились домой. Это было около тридцати миль, и мы добрались до дома на второй день. Теперь я снабдил своего соседа достаточным количеством мяса, и за осень и зиму убил всего до того времени пятьдесят восемь медведей.

Как только пришло время им покидать свои дома и возвращаться весной, я задумал еще немного поохотиться и примерно за месяц убил еще сорок семь человек, что составило сто пять медведей, которых я убил менее чем за год с того времени.

Источник: Дэвид Крокетт, Рассказ о жизни Дэвида Крокетта из штата Теннесси (Филадельфия: Э. Л. Кэри и А. Харт, 1834 г.), 174–94

Три охотничьих истории, в которые мы просто не можем поверить!

Рассказывание историй было частью человеческого опыта с самого начала. Ранние люди рисовали фигуры животных на стенах пещер по всему миру, и все, от первобытных соплеменников до американских ковбоев, сидели у костров, делясь историями о выслеживании и охоте на добычу.

Сегодня охотники и рыболовы продолжают эту традицию, где бы и когда бы они ни собирались. Жизнь на природе остается частью нашего общего опыта, даже если мы регулярно искажаем правду или манипулируем деталями.

Хотя мы часто подвергаем сомнению эти истории, некоторые из самых странных историй, несомненно, правдивы. Например, следующие три истории могут показаться безумными и невероятными, но они несомненно правдивы. Доверься нам! Мы не смогли бы их придумать, даже если бы попытались!

1. Медведь и человек встречаются лицом к лицу в роще

Представляете, что бы вы сделали, если бы медведь залез к вам в гриль? Вам не нужно. Посмотрите это видео об охотнике, который сохраняет хладнокровие в роще, пока черный медведь взбирается на его дерево до уровня глаз, обнюхивает, чтобы исследовать, а затем спокойно спускается. Что бы вы сделали? Крик? Плакать? Прыжок?

2. Трое охотников непреднамеренно плывут с аллигатором весом 650 фунтов

Супруги зацепили 650-фунтового аллигатора в ночь на сентябрь.2 февраля 2016 г. Потребовалось пять человек и быстрое плавание, чтобы вытащить 12-футового 6-дюймового аллигатора на берег. Кредит Фотографии: Кларион-Леджер

Супруги зацепились за большого аллигатора в ночь на 2 сентября 2016 года. Аллигатор запутал их леску в подводных обломках, заставив их звать на помощь. После того, как подошла вторая лодка, аллигатор всплыл и врезался в лодку с такой силой, что ее нос оторвался от воды. От удара трое из пяти товарищей по лодке вылетели за борт. Брайан Брум, написавший оригинальную статью, рассказывающую об этом событии, так описал эту сцену: «Если вы когда-нибудь выпадали из лодки, вы уже знаете, что это может быть поразительным событием.Но падение из лодки ночью почти на вершину разъяренного аллигатора, который, по оценкам, весит более 650 фунтов, может быть совершенно пугающим». К счастью, мужчин втянули обратно в лодку, а позже они высадили 12-футового 6-дюймового аллигатора. И у них есть фотографии, подтверждающие это!

3. Лось испытывает судьбу, а затем лижет охотничий плащ

Многие охотники с луком зафиксировали близкое столкновение с крупной дичью с момента изобретения камер, но встреча с коровьим лосем в этом видео уникальна. Посмотрите, как взрослая корова бродит по ветреному лесу к похожему на статую охотнику из лука. Как только корова достигает охотника за луком, ее любопытство заставляет ее нюхать и лизать макушку этого парня! Разговор о бесстрашном!

У тебя отвисла челюсть? Ага, у нас тоже.

В лесу происходит много сумасшедших вещей. Если вы делаете время на природе своим приоритетом, скорее всего, у вас есть собственные невероятные истории. Цените их, но не успокаивайтесь. Будьте в безопасности, будьте умны и уважайте окружающую среду.У лучших историй всегда счастливый конец.

Чтобы подготовиться к собственной охоте с луком, найдите ближайший магазин для стрельбы из лука. Посетите магазин, чтобы получить экспертную консультацию по снаряжению, методам стрельбы и многому другому.

Величайшие охотничьи истории, когда-либо рассказанные: Ловля оленей

Все началось с ГАРОЛЬД НАЙТ еще до открытия, и я был КЕНДАЛЛ ДЖОНС, чтобы попасть в доктора ГРАНТА ВУДСА. Будильник был JOHN DUDLEY, поэтому я пропустил утреннюю встречу. Я был прав, TIFF LAKOSKI’d, но я ничего не мог сделать в этот момент.

Итак, я включил BEAR GRILLS и несколько TRAVIS T-BONES, в то время как я раскалывал холодный GREG MILLER lite. Я выбросил свой Realtree в TROY LAUNDRY и NATE HOSIE’D со своих ботинок, но, прежде чем вы это поняли, пришло время LEVI MORGAN.

Я, наконец, добрался до своего стенда в этот день TAYLOR DRURY, и поначалу у меня не было никаких действий, кроме ADAM LAROCHE, который взобрался мне на ногу и чуть не укусил моего WILLIE ROBERTSON. Несколько КОДИ РОББИНОВ и один ДИН ПАРТРИДЖ шуршали по листьям. Честно говоря, жизнь становится беспокойной, поэтому я был просто счастлив послушать RANDY BIRDSONGS.Я смотрел на БРИТНИ ГЛЕЙЗЕЙ с биноклем и услышал КРИС БРЭКЕТТ через ФИЛД ХАДНЕЛЛ… Несколько мгновений спустя я заметил КОЛОРАДО БАК, направлявшегося в мою сторону! Он был абсолютным гигантом. Я имею в виду, я чуть не уронил TED NUGENT в свой CAM HANES. Когда он вошел в мой CHRIS LANE, я хмыкнул и остановил его в его ADAM TREADWELLs. Я глубоко вздохнул, вытащил своего БО ДЖЕКСОНА, и МЭТТ просто ОБМАНУЛ его. Он побежал к ДЖЕКИ БУШМЕНУ, но я не мог ПОКАЗАТЬ, как сильно он пострадал. Я подошел, увидел немного крови, но был в шоке от того, что ТОНИ ВАНДЕРМОРА не было.Я нервничал, что это может превратиться в историю Брюса Хоррела. Я следовал своей интуиции, и МАЙКЛ УОДДЕЛЛ пересек пруд с тихой водой, в котором пахло ДЖЕФФОМ ДАНКЕРОМ. Он был таким большим, что напоминал реку БИЛЛА ДЖОРДАНА, но опять же, его было трудно разглядеть, потому что стоял туман ТЕРЕЗА ВЕЙЛ. Конечно же, Я НАПУГАЛ его за бобра КЕВИНА ВАНДАМА и решил убрать МЕЛИССУ БАКМАН оттуда. Я не знаю, может быть, я забежал вперед, представив его на ДЭНЕ УОЛЛЕСЕ, но, чтобы быть ЛЮКОМ ФЕРОМ, мне показалось, что я слышал, как он разбился.Как раз в это время подъехал парень, и ХЭНК ПАРКЕР сел в грузовик. На мой взгляд, они были слишком ЧИППЕР-ДЖОНС, поэтому я сказал им, чтобы они остыли и подождали немного, и мы отправились обратно в лагерь. Если вы когда-нибудь были там, вы знаете это чувство. Мои нервы были из-за GREG RITZ, поэтому я налил себе DAVID BLANTON’s со льдом. Я считаю себя хорошим БРЭДОМ КРИСТИАНОМ, поэтому не поддался искушению закурить CASEY KEEFER. Честно говоря, дети, я никогда не прикасался к СТЭНУ ПОТТСУ, как бы ни был напряжен.Через несколько часов мы пошли обратно. Как раз тогда, когда я потерял надежду, мой приятель схватил меня за руку и дал мне Бэйба ВИНКЕЛЬМАНА, и я испустил громадный Си РОБЕРТСОН облегчения и врезался прямо в моего большого доллара вниз БИЛЛ ДЭНС. Я был так взволнован, что мог заставить КАНДИ КИСКИТЬ его.

У этого большого парня не было усадки земли, он был таким великаном, каким я его себе представлял. Потребовалось трое из нас, чтобы получить его в кузове COLT FORD. Выехав с этого поля и наткнувшись на ЭРИКА РОУДСА, я подумал, что, возможно, это была лучшая охота, на которой я когда-либо был с ЭДВИНОМ.

 

Посмотрите, как Бад Фишер рассказывает охотничью историю ниже, а чтобы узнать больше, посетите его канал на YouTube.

 

---

Об авторе:

Бад Фишер является соучредителем CATCHIN’ DEERS™️, бренда одежды для охоты, призванного объединять людей, разделяя более легкую сторону охоты. Он также ведет CATCHIN’ DEERS TV, представленный Realtree на Carbon TV.

Бад живет в Онтарио, Канада, со своей женой и маленьким сыном, первое предложение которого было «нельзя есть рога».Трудно спорить с тобой, малыш.

10 историй об ужасах индустрии трофейной охоты

В 2015 году мир потрясло убийство Льва Сесила. Американский охотник за трофеями заплатил десятки тысяч долларов за охоту из лука Сесила, льва, которого изучают исследователи и любят туристы, наблюдающие за дикой природой в национальном парке Хванге в Зимбабве. К сожалению, Сесил не умер сразу и провел часы в агонии, пока на следующий день охотник не прикончил его выстрелом из пистолета.

Хотя смерть Сесила и осветила темную изнанку индустрии трофейной охоты, к сожалению, она не положила ей конец, и трофейная охота по-прежнему существует во всем мире.Нас до сих пор бомбардируют историей за историей об ужасных действиях охотников за трофеями против диких животных.

Охотники за трофеями не заинтересованы в сохранении. Напротив, охотники за трофеями убивают диких животных ради развлечения и хвастовства. Они соревнуются друг с другом за призы от групп трофейной охоты; чтобы получить главный приз от Safari Club International, охотник за трофеями должен убить более 300 диких животных в нескольких категориях; категории включают «Медведей мира», где охотник должен убить медведей пяти разных видов; таких категорий около 50.

Трофейная охота наносит ущерб природе, вызывая сокращение популяции, что было задокументировано учеными, изучающими львов и леопардов. Во время трофейной охоты намеренно удаляются сильные, крепкие самцы животных с такими характерными чертами, как большие рога, большие клыки или темная грива — характеристики, привлекательные для охотников за трофеями, которые в первую очередь мотивируют их на убийство. Другими словами, трофейная охота полностью противоречит природному процессу отбора «выживает наиболее приспособленный» путем удаления доминирующих самцов животных, которые вносят свой вклад в живой и разнообразный генетический фонд.Удаление этих доминирующих самцов вызывает каскад эффектов, который приводит к гибели большего количества животных. Например, у львов, когда трофейный охотник убивает самца прайда, другой самец берет на себя его прайд, убивая всех детенышей, а часто даже самок, которые пытаются защитить своих детенышей. Кроме того, когда охотники за трофеями убивают самок животных (например, леопардов, которых трудно отличить от самцов), возникают дополнительные последствия для способности находящихся под угрозой исчезновения видов поддерживать популяцию.

Общество защиты животных США и Международное общество защиты животных составили список вопиющих историй о трофейной охоте в 2019 году в преддверии ежегодного съезда Safari Club International в Рино, штат Невада, в феврале 2020 года, на котором охотники за трофеями со всего мира соберутся, чтобы купить трофейную охоту. и продукты дикой природы.

В то время как индустрия трофейной охоты утверждает, что способствует сохранению дикой природы, эти истории показывают истинную уродливую природу индустрии.

Страшная десятка трофеев Охотничьи истории:

1. На ежегодном съезде Safari Club International по трофейной охоте в январе 2019 года в Неваде тайное расследование, проведенное HSUS и HSI, выявило, что продавцы охотятся на львов, выращенных в неволе, в нарушение собственной политики SCI.Некоторые продавцы предлагали для продажи части тел и продукты находящихся под угрозой исчезновения видов, таких как слоны и гиппопотамы, что является явным нарушением законов штата Невада о торговле дикими животными.
2. В феврале 2019 года пакистанцы с возмущением отреагировали на появление видео и фотографий, на которых американский охотник за трофеями из Техаса улыбается рядом с мархуром, за убийство которого он заплатил 110 000 долларов в Пакистане. Этот вид горного козла, находящийся под угрозой исчезновения, является национальным животным Пакистана.
3. В марте 2019 года появилось видео 2011 года, на котором американский охотник за трофеями из Иллинойса подкрадывается к спящему льву в Зимбабве и убивает его.На видео видно, как мужчина принимает поздравления от своих товарищей, а раненый лев корчится от боли на земле.
4. Охотница за трофеями, вся в крови, позирует с горным львом, которого она только что убила в Колорадо.
5. Власти Южной Африки обнаружили в мае 108 львов, страдающих в ужасных условиях, в питомнике, поставляющем львов для охоты в консервах.
6. Американская охотница за трофеями из Кентукки, которая широко поделилась фотографиями жирафа, которого она убила в 2018 году, вновь вызвала споры и заголовки в июне 2019 года, когда она похвасталась своей добычей и заявила в интервью, что мясо жирафа «вкусно», а из кожи получились бы потрясающие подушки. Расследование HSUS 2018 года о продаже подушек и других изделий из кожи жирафа привело к тому, что Нью-Йорк недавно стал первым штатом в США и мире, запретившим торговлю.
7. Пара из Канады, опубликовавшая в июле фотографию, на которой они целуются над мертвым львом, которого они только что убили в Южной Африке, продемонстрировала свое безжалостное убийство животного, которому угрожает исчезновение. Лев якобы прибыл из питомника в неволе.
8. В сентябре сообщалось, что администрация Трампа разрешила охотнику за трофеями из Мичигана импортировать части находящегося под угрозой исчезновения черного носорога , за убийство которого он заплатил 400 000 долларов в Намибии.
9. В декабре 2019 года ProPublica опубликовала новость о том, что Дональд Трамп-младший, известный своей трофейной охотой, убил находящуюся под угрозой исчезновения барана архара в Монголии без разрешения в начале года. Трамп-младший должен стать основным докладчиком на международном съезде Safari Club в феврале 2020 года, на котором вместе с ним будет выставлена ​​на аукцион поездка на охоту за трофеями.
10. Правительство отозвало охотничьи лицензии у двух человек, руководивших охотничьим отрядом, убившим пять слонов в Ботсване.Поскольку в Ботсване запрещено убивать животных с ошейниками, охотники уничтожили ошейник одного слона, чтобы скрыть улики своего преступления.

HSUS и HSI борются за прекращение трофейной охоты во всем мире. Диких животных нужно охранять в дикой природе, а не эксплуатировать и убивать ради хвастовства. Присоединяйтесь к нам, чтобы призвать Службу охраны рыбных ресурсов и дикой природы США отказать Дональду Трампу-младшему в ввозе его трофея архара.

Подпишитесь на новостную рассылку One Green Planet, чтобы получать больше материалов о животных, земле, жизни, веганской еде, здоровье и рецептах, публикуемых ежедневно! Кроме того, не забудьте загрузить приложение Food Monster App в iTunes — с более чем 15 000 вкусных рецептов это крупнейший источник постных, веганских и не вызывающих аллергию рецептов, который поможет уменьшить воздействие на окружающую среду, спасти животных и оздоровиться! Наконец, благодаря государственному финансированию у One Green Planet больше шансов продолжать предоставлять вам высококачественный контент. Пожалуйста, рассмотрите возможность поддержки путем пожертвования!

Благодаря государственному финансированию у нас больше шансов продолжать предоставлять вам высококачественный контент. Нажмите здесь, чтобы поддержать нас.

5 лучших историй 2015 года об охоте на оленей и оленей

Год подходит к концу. Пока мы готовимся встретить 2016 год, вот список из пяти самых популярных историй об оленях, освещенных на OutdoorHub за последние 12 месяцев.Возможно, не было оленей-единорогов или оленей, питающихся марихуаной, но, тем не менее, это был богатый событиями год для нашего любимого животного.

1. 300-дюймовый автомобиль Ohio Buck для следующего Папы и Янга № 2

Дэн Коффман (в центре) с инспектором по охране дикой природы Тони Зерклем. Изображение из Фейсбука.

Можете ли вы представить себе добычу дикого оленя настолько большого, что другие охотники просто отказываются вам верить, даже если у вас есть фотографии, подтверждающие это? Именно это случилось с Дэном Коффманом, который в октябре поймал этого массивного дикого оленя недалеко от Джанкшен-Сити. Ожидается, что с приблизительным результатом 300 и 5/8 дюйма брутто это будет самый большой олень, когда-либо снятый на пленку.

Если эти измерения верны, то у оленя Коффмана также есть шанс занять второе место в списке 10 лучших оленей Поупа и Янга за все время нетипичных оленей, добытых с помощью лука и стрел. Нынешний нетипичный мировой рекорд Поупа и Янга — это олень, добытый Майклом Битти в округе Грин, штат Огайо, в 2000 году. Размер этого оленя составлял 294 дюйма в сетке.

«Поздравляем Дэна Коффмана, охотника за командой перерыва, с его белохвосткой мирового класса!!! Да, это 100% свободный выгул», — написал The Break TV в Facebook.

Самец Коффмана должен появиться на выставке Ассоциации стрельбы из лука 2016 года в Луисвилле в январе следующего года.

Оригинал статьи можно прочитать здесь.

2. 14-летняя охотница из Техаса поймала очень редкого черного белохвоста

В ноябре Брук Бейтман получила своего первого оленя, который оказался одним из самых редких оленей в стране. Изображение из Фейсбука.

Думаете, альбиносы и пегие редкость? Тогда взгляните на этого полностью черного белохвостого самца, добытого в Техасе.14-летняя Брук Бейтман из Далласа поймала этого оленя во время охоты со своим отцом в округе Стивенс в ноябре. Согласно The Dallas Morning News , пара сначала приняла оленя за теленка Ангуса. При ближайшем рассмотрении Бейтманы поняли, что смотрят на оленя настолько редкого, что многие охотники даже не слышали о нем, а тем более видели.

«Это было нервно, но я знала, что смогу это сделать», — сказала газете Брук. «Сначала я был так взволнован, что не мог нажать на курок.Папа помог мне успокоиться с помощью глубоких вдохов. Я снова нашел оленя в прицеле, глубоко вздохнул и выстрелил. Олень упал навзничь. Это было потрясающе. Я люблю охотиться с отцом».

Черный цвет вызван редким заболеванием, называемым меланизмом. Это происходит чаще в центральном Техасе, чем где-либо еще в мире, но только один охотник в год может поймать черного оленя. Неплохо для первого доллара этого подростка-охотника.

Прочтите оригинальную историю здесь.

3. Легендарный орегонский олень-мул «Бак Норрис» найден мертвым

С таким головным убором Бак Норрис не любит так часто поднимать голову.Изображение с YouTube.

«Бак Норрис», возможно, не имеет полудюжины черных поясов и главной роли в известном телесериале, но для охотников в центральном Орегоне он был легендой. Дикий 10-летний олень с массивной грудью был популярен среди местных охотников за сараями и наблюдателей за дикой природой, поселившись недалеко от завода Nosler в Бенде. В течение многих лет Бак Норрис ускользал от охотников, но в конце концов в июне попал в автомобильную аварию.

«Сотрудники ODFW в районе Бенд и по всему штату опечалены потерей», — говорится в заявлении представителя Департамента рыболовства и дикой природы штата Орегон Мишель Деннехи.«К сожалению, столкновения транспортных средств с дикими животными происходят по всему Орегону и чаще встречаются в районах с высокой плотностью населения и, в частности, в районе Бенд/центральный штат Орегон. Хотя привычка Бака Норриса оставаться в черте города Бенд помогала ему защищаться до старости, в конечном итоге она поставила его под угрозу».

Прочтите оригинальную историю здесь. Видео с Баком Норрисом можно увидеть ниже:

4. Первый в истории олень-мул, пойманный охотником в Висконсине

Олень-мул в Висконсине? Здесь нет ошибки.Изображение из Фейсбука.

Олень-мул в Висконсине? Теперь мы все это видели. Государственные чиновники по охране дикой природы подтвердили в ноябре, что охотник действительно добыл дикого оленя-мула.

«Это действительно редкий случай», — сказал начальник отдела крупной дичи Департамента природных ресурсов Висконсина Боб Нэк. «Они не местные, и у нас вообще нет племенной популяции. В прошлом у нас были сообщения в основном о случаях побега оленей в неволе, но это действительно редкое явление».

Счастливым охотником был Рэнди Хейнс, который поймал оленя недалеко от Эмери из лука и стрел. Поскольку олени-мулы не охраняются в Висконсине, а это был сезон оленей, Нэк сказал, что с урожаем все в порядке. Точно неизвестно, откуда взялся олень.

Прочтите оригинальную историю здесь.

5. На видео засняли медведя, который нападает на оленя на лужайке в Колорадо

Если вы никогда не хотите слышать крик оленя, вам, вероятно, следует пропустить это видео. Изображение из Фейсбука.

Предупреждение: некоторые могут счесть это видео графическим.

Иногда природа доставляет на дом.Это видео было снято ошеломленным домовладельцем, когда медведь утащил и растерзал оленя на его заднем дворе, как сообщается, где-то в Колорадо.

Олень ничего не мог сделать, кроме как панически блеять, когда медведь укусил его сзади за шею и пошел убивать. Видео обрывается незадолго до того, как мы видим окончание борьбы, но домовладелец сказал, что в конце концов он прогнал медведя с территории с помощью дробовика — возможно, потому, что никто не хочет, чтобы медведь обедал на их лужайке, а затем слонялся вокруг. Судьба оленя неизвестна.

Мать-природа во всей красе!

Автор: J.d. Gieck, воскресенье, 7 июня 2015 г.

эссе «Моя охотничья история»

             Охота всегда доставляла мне удовольствие. У моего парня, Грега, всегда были отличные охотничьи истории, которые он мог рассказать людям, и я хотела рассказать свою собственную историю.
Я был так взволнован тем теплым октябрьским днем, когда ехал на машине к тому месту, где мы с Грегом должны были охотиться.Я был полностью одет в свой камуфляж и был готов убить большого старого оленя! Ну, мама высадила меня и Грега на то место, где я собиралась убить своего огромного оленя, и мы пошли пешком. Ну, мы шли и шли по этому большому холмистому полю, и я больше не чувствовал себя таким крутым, я так запыхался, что мог сделать еще один шаг! Я был готов пройти наш!
Когда мы подошли к краю леса, мы огляделись в поисках «идеального» места, чтобы сидеть и ждать этого гигантского оленя. Ну, мы сидели под деревом — разве ты не знаешь? Мы сидели, и сидели, и сидели примерно… ну, казалось, целую вечность. Каждый раз, когда лист падал на землю, мое сердце замирало, на долю секунды думая, что это мог быть тот большой олень, которого я точно знал, что буду висеть на стене дома.
Когда солнце начало садиться на востоке, мое сердце замерло, потому что я знал, что у нас заканчивается световой день, и мне, возможно, придется вернуться домой без трофея. Как только я уже собирался сдаться, я услышал хруст листьев позади меня.Хруст становился все ближе и ближе, а мое сердце билось все быстрее и быстрее. Когда Грег сказал мне приготовить ружье, я был уверен, что увижу своего оленя.
Черт! Я не видел большого оленя, я видел двух больших старых енотов, которые бросились на нас и качали головами взад-вперед, пытаясь понять, кто мы такие. Я был в ярости на этих даг’гонских енотов. Я хотел убить этих чертовых енотов, но Грег не позволил мне, он сказал подождать, потому что в это время олени обычно выходят в поля.