Хорошо! — Маяковский. Полный текст стихотворения — Хорошо!
Октябрьская поэма
1
Время —
вещь
необычайно длинная, —
были времена —
прошли былинные.
Ни былин,
ни эпосов,
ни эпопей.
Телеграммой
лети,
строфа!
Воспаленной губой
припади
и попей
из реки
по имени — «Факт».
Это время гудит
телеграфной струной,
это
сердце
с правдой вдвоем.
Это было
с бойцами,
или страной,
или
в сердце
было
в моем.
Я хочу,
чтобы, с этою
книгой побыв,
из квартирного
мирка
шел опять
на плечах
пулеметной пальбы,
как штыком,
строкой
просверкав.
Чтоб из книги,
через радость глаз,
от свидетеля
счастливого, —
в мускулы
усталые
лилась
строящая
и бунтующая сила.
Этот день
воспевать
никого не наймем.
Мы
распнем
карандаш на листе,
чтобы шелест страниц,
как шелест знамен,
надо лбами
годов
шелестел.
2
«Кончайте войну!
Довольно!
Будет!
В этом
голодном году —
невмоготу.
Врали:
«народа —
свобода,
вперед,
эпоха,
заря…» —
и зря.
Где
земля,
и где
закон,
чтобы землю
выдать
к лету? —
Нету!
Что же
дают
за февраль,
за работу,
за то,
что с фронтов
не бежишь? —
Шиш.
На шее
кучей Гучковы, черти,
министры, Родзянки…
Мать их за́ ноги!
Власть
к богатым
рыло
воротит —
чего
подчиняться
ей?!.
Бей!»
То громом,
то шепотом
этот ропот
сползал
из Керенской
тюрьмы-решета.
В деревни
шел
по травам и тропам,
в заводах
сталью зубов скрежетал.
Чужие
партии
бросали швырком.
— На что им
сбор
болтунов
дался́?! —
И отдавали
большевикам
гроши,
и силы,
и голоса.
До са́мой
мужичьей
земляной башки
докатывалась слава, —
лила́сь
и слы́ла,
что есть
за мужиков
какие-то
«большаки»
— у-у-у!
Сила! —
3
Царям
дворец построил Растрелли.
Цари рождались,
жили,
старели.
Дворец
не думал
о вертлявом постреле,
не гадал,
что в кровати,
царицам вверенной,
раскинется
какой-то присяжный поверенный.
От орлов,
от власти,
одеял
и кру́жевца
голова
присяжного поверенного
кружится.
Забывши
и классы
и партии,
идет
на дежурную речь.
Глаза
у него бонапартьи
и цвета
защитного
френч.
Слова и слова.
Огнесловая лава.
Болтает
сорокой радостной.
Он сам
опьянен
своею славой
пьяней,
чем сорокаградусной.
Слушайте,
пока не устанете,
как щебечет
иной адъютантик:
«Такие случаи были —
он едет
в автомобиле.
Узнавши,
кто
и который, —
толпа
распрягла моторы!
Взамен
лошадиной силы
сама
на руках носила!»
В аплодисментном
плеске
премьер
проплывает
над Невским,
и дамы,
и дети-пузанчики
кидают
цветы и роза́нчики.
Если ж
с безработы
загрустится
сам
себя
уверенно и быстро
назначает —
то военным,
то юстиции,
то каким-нибудь
еще министром.
И вновь
возвращается,
сказанув,
ворочать дела
и вертеть казну.
Подмахивает подписи
достойно
и старательно.
«Аграрные?
Беспорядки?
Ряд?
Пошлите,
этот,
как его, —
карательный
отряд!
Ленин?
Большевики?
Арестуйте и выловите!
Что?
Не дают?
Не слышу без очков.
Кстати…
об его превосходительстве… Корнилове…
Нельзя ли
сговориться
сюда
казачков?!.
Их величество?
Знаю.
Ну да!..
И руку жал.
Какая ерунда!
Императора?
На воду?
И черную корку?
При чем тут Совет?
Приказываю
туда,
в Лондон,
к королю Георгу».
Пришит к истории,
пронумерован
и скре́плен.
и его
рисуют —
и Бродский и Репин.
4
Петербургские окна.
Синё и темно.
Город
сном
и покоем скован.
НО
не спит
мадам Кускова.
Любовь
и страсть вернулись к старушке.
Кровать
и мечты
розоватит восток.
Ее
воло̀с
пожелтелые стружки
причудливо
склеил
слезливый восторг.
С чего это
девушка
сохнет и вянет?
Молчит…
но чувство,
видать, велико̀.
Ее
утешает
усастая няня,
видавшая виды, —
Пе Эн Милюков.
«Не спится, няня…
Здесь так душно…
Открой окно
да сядь ко мне».
— Кускова,
что с тобой? —
«Мне скушно…
Поговорим о старине».
— О чем, Кускова?
Я,
бывало,
хранила
в памяти
немало
старинных былей,
небылиц —
и про царей
и про цариц.
И я б,
с моим умишкой хилым, —
короновала б
Михаила.
Чем брать
династию
чужую…
Да ты
не слушаешь меня?! —
«Ах, няня, няня,
я тоскую.
Мне тошно, милая моя.
Я плакать,
я рыдать готова…»
— Господь помилуй
и спаси…
Чего ты хочешь?
Попроси.
Чтобы тебе
на нас
не дуться,
дадим свобод
и конституций…
Дай
окроплю
речей водою
горящий бунт… —
«Я не больна.
Я…
знаешь, няня…
влюблена…»
— Дитя мое,
господь с тобою! —
И Милюков
ее
с мольбой
крестил
профессорской рукой.
— Оставь, Кускова,
в наши лета
любить
задаром
смысла нету. —
«Я влюблена», —
шептала
снова
в ушко
профессору
она.
— Сердечный друг,
ты нездорова. —
«Оставь меня,
я влюблена».
— Кускова,
нервы, —
полечись ты… —
«Ах, няня,
он
такой речистый…
Ах, няня-няня!
няня!
Ах!
Его же ж
носят на руках.
А как поет он
про свободу…
Я с ним хочу, —
не с ним,
так в воду».
Старушка
тычется в подушку,
и только слышно:
«Саша! —
Душка!»
Смахнувши
слезы
рукавом,
взревел усастый нянь:
— В кого?
Да говори ты нараспашку! —
«В Керенского…»
— В какого?
В Сашку? —
И от признания
такого
лицо
расплы́лось
Милюкова.
От счастия
профессор о́жил:
— Ну, это что ж —
одно и то же!
При Николае
и при Саше
мы
сохраним доходы наши. —
Быть может,
на брегах Невы
подобных
дам
видали вы?
5
Звякая
шпорами
довоенной выковки,
аксельбантами
увешанные до пупов,
говорили —
адъютант
(в «Селекте» на Лиговке)
и штабс-капитан
Попов.
«Господин адъютант,
не возражайте,
не дам, —
скажите,
чего еще
поджидаем мы?
Россию
жиды
продают жидам,
и кадровое
офицерство
уже под жидами!
Вы, конешно,
профессор,
либерал,
но казачество,
пожалуйста,
оставьте в покое.
Например,
мое положенье беря,
это…
черт его знает, что это такое!
Сегодня с денщиком:
ору ему
— эй,
наваксь
щиблетину,
чтоб видеть рыло в ней! —
И конешно —
к матушке,
а он меня
к моей,
к матушке,
к свет
к Елизавете Кирилловне!»
«Нет,
я не за монархию
с коронами,
с орлами,
НО
для социализма
нужен базис.
Сначала демократия,
потом
парламент.
Культура нужна.
А мы —
Азия-с!
Я даже —
социалист.
Но не граблю,
не жгу.
Разве можно сразу?
Конешно, нет!
Постепенно,
понемногу,
по вершочку,
по шажку,
сегодня,
завтра,
через двадцать лет.
А эти?
От Вильгельма кресты да ленты.
В Берлине
выходили
с билетом перронным.
Деньги
штаба —
шпионы и аге́нты.
В Кресты бы
тех,
кто ездит в пломбиро́ванном!»
«С этим согласен,
это конешно,
этой сволочи
мало повешено».
«Ленина,
который
смуту сеет,
председателем,
што ли,
совета министров?
Что ты?!
Рехнулась, старушка Рассея?
Касторки прими!
Поправьсь!
Выздоровь!
Офицерам —
Суворова,
Голенищева-Кутузова
благодаря
политикам ловким
быть
под началом
Бронштейна бескартузого,
какого-то
бесштанного
Лёвки?!
Дудки!
С казачеством
шутки плохи́ —
повыпускаем
им
потроха…»
И все адъютант
— ха да хи —
Попов
— хи да ха. —
«Будьте дважды прокляты
и трижды поколейте!
Господин адъютант,
позвольте ухо:
их
…ревосходительство
…ерал
Каледин,
с Дону,
с плеточкой,
извольте понюхать!
Его превосходительство…
Да разве он один?!
Казачество кубанское,
Днепр,
Дон…»
И всё стаканами —
дон и динь,
и шпорами —
динь и дон.
Капитан
упился, как сова.
Челядь
чайники
бесшумно подавала.
А в конце у Лиговки
другие слова
подымались
из подвалов.
«Я,
товарищи, —
из военной бюры.
Кончили заседание —
то̀ка-то̀ка.
Вот тебе,
к маузеру,
двести бери,
а это —
сто патронов
к винтовкам.
Пока
соглашатели
замазывали рты,
подходит
казатчина
и самокатчина.
Приказано
питерцам
идти на фронты,
а сюда
направляют
с Гатчины.
Вам,
которые
с Выборгской стороны,
вам
заходить
с моста Литейного.
В сумерках,
тоньше
дискантовой струны,
не галдеть
и не делать
заведенья питейного.
Я
за Лашевичем
беру телефон, —
не задушим,
так нас задушат.
Или
возьму телефон,
или вон
из тела
пролетарскую душу.
Сам
приехал,
в пальтишке рваном, —
ходит,
никем не опознан.
Сегодня,
говорит,
подыматься рано.
А послезавтра —
поздно.
Завтра, значит.
Ну, не сдобровать им!
Быть
Кере́нскому
биту и ободрану!
Уж мы
подымем
с царёвой кровати
эту
самую
Александру Федоровну».
6
Дул,
как всегда,
октябрь
ветра́ми,
как дуют
при капитализме.
За Троицкий
дули
авто и трамы,
обычные
рельсы
вызмеив.
Под мостом
Нева-река,
по Неве
плывут кронштадтцы…
От винтовок говорка
скоро
Зимнему шататься.
В бешеном автомобиле,
покрышки сбивши,
тихий,
вроде
упакованной трубы,
за Гатчину,
забившись,
улепетывал бывший —
«В рог,
в бараний!
Взбунтовавшиеся рабы!. .»
Видят
редких звезд глаза,
окружая
Зимний
в кольца,
по Мильонной
из казарм
надвигаются кексгольмцы.
А в Смольном,
в думах
о битве и войске,
Ильич гримированный
мечет шажки,
да перед картой
Антонов с Подвойским
втыкают
в места атак
флажки.
Лучше
власть
добром оставь,
никуда
тебе
не деться!
Ото всех
идут
застав
к Зимнему
красногвардейцы.
Отряды рабочих,
матросов,
голи. —
дошли,
штыком домерцав,
как будто
руки
сошлись на горле,
холёном
горле
дворца.
Две тени встало.
Огромных и шатких.
Сдвинулись.
Лоб о лоб.
И двор
дворцовый
руками решетки
стиснул
торс
толп.
Качались
две
огромных тени
от ветра
и пуль скоростей, —
да пулеметы,
будто
хрустенье
ломаемых костей.
Серчают стоящие павловцы.
«В политику…
начали…
ба́ловаться…
Куда
против нас
бочкаревским дурам?!
Приказывали б
на штурм».
Но тень
боролась,
спутав лапы, —
и лап
никто
не разнимал и не рвал.
Не выдержав
молчания,
сдавался слабый —
уходил
от испуга,
от нерва́.
Первым,
боязнью одолен,
снялся
бабий батальон.
Ушли с батарей
к одиннадцати
михайловцы или константиновцы…
А Ке́ренский —
спрятался,
попробуй
вымань его!
Задумывалась
казачья башка.
И
редели
защитники Зимнего,
как зубья
у гребешка.
И долго
длилось
это молчанье,
молчанье надежд
и молчанье отчаянья.
А в Зимнем,
в мягких мебеля́х
с бронзовыми вы́крутами,
сидят
министры
в меди блях,
и пахнет
гладко выбритыми.
На них не глядят
и их не слушают —
они
у штыков в лесу.
Они
упадут
переспевшей грушею,
как только
их
потрясут.
Голос — редок.
Шепотом,
знаками.
— Ке́ренский где-то? —
— Он?
За казаками. —
И снова молча.
И только
по̀д вечер:
— Где Прокопович? —
— Нет Прокоповича. —
А из-за Николаевского
чугунного моста́,
как смерть,
глядит
неласковая
Аврорьих
башен
сталь.
И вот
высоко
над воротником
поднялось
лицо Коновалова.
Шум,
который
тек родником,
теперь
прибоем наваливал.
Кто длинный такой?..
Дотянуться смог!
По каждому
из стекол
удары палки.
Это —
из трехдюймовок
шарахнули
форты Петропавловки.
А поверху
город
как будто взорван:
бабахнула
шестидюймовка Авророва.
И вот
еще
не успела она
рассыпаться,
гулка и грозна, —
над Петропавловской
взви́лся
фонарь,
восстанья
условный знак.
— Долой!
На приступ!
Вперед!
На приступ! —
Ворва́лись.
На ковры!
Под раззолоченный кров!
Каждой лестницы
каждый выступ
брали,
перешагивая
через юнкеров.
Как будто
водою
комнаты по́лня,
текли,
сливались
над каждой потерей,
и схватки
вспыхивали
жарче полдня
за каждым диваном,
у каждой портьеры.
По этой
анфиладе,
приветствиями о́ранной
монархам,
несущим
короны-клады, —
бархатными залами,
раскатистыми коридорами
гремели,
бились
сапоги и приклады.
Какой-то
смущенный
сукин сын,
а над ним
путиловец —
нежней папаши:
«Ты,
парнишка,
выкладай
ворованные часы —
часы
теперича
наши!»
Топот рос
и тех
тринадцать
сгреб,
забил,
зашиб,
затыркал.
Забились
под галстук —
за что им приняться? —
Как будто
топор
навис над затылком.
За двести шагов…
за тридцать…
за двадцать…
Вбегает
юнкер:
«Драться глупо!»
Тринадцать визгов:
— Сдаваться!
Сдаваться! —
А в двери —
бушлаты,
шинели,
тулупы…
И в эту
тишину
раскатившийся всласть
бас,
окрепший
над реями рея:
«Которые тут временные?
Слазь!
Кончилось ваше время».
И один
из ворвавшихся,
пенснишки тронув,
объявил,
как об чем-то простом
и несложном:
«Я,
председатель реввоенкомитета
Антонов,
Временное
правительство
объявляю низложенным».
А в Смольном
толпа,
растопырив груди,
покрывала
песней
фе́йерверк сведений.
Впервые
вместо:
— и это будет… —
пели:
— и это есть
наш последний… —
До рассвета
осталось
не больше аршина, —
руки
лучей
с востока взмо́лены.
Товарищ Подвойский
сел в машину,
сказал устало:
«Кончено…
в Смольный».
Умолк пулемет.
Угодил толко̀в.
Умолкнул
пуль
звенящий улей.
Горели,
как звезды,
грани штыков,
бледнели
звезды небес
в карауле.
Дул,
как всегда,
октябрь
ветра́ми.
Рельсы
по мосту вызмеив,
гонку
свою
продолжали трамы
уже —
при социализме.
7
В такие ночи,
в такие дни,
в часы
такой поры
на улицах
разве что
одни
поэты
и воры́.
Сумрак
на мир
океан катну́л.
Синь.
Над кострами —
бур.
Подводной
лодкой
пошел ко дну
взорванный
Петербург.
И лишь
когда
от горящих вихров
шатался
сумрак бурый,
опять вспоминалось:
с боков
и с верхов
непрерывная буря.
На воду
сумрак
похож и так —
бездонна
синяя прорва.
А тут
еще
и виденьем кита
туша
Авророва.
Огонь
пулеметный
площадь остриг.
Набережные —
пусты́.
И лишь
хорохорятся
костры
в сумерках
густых.
И здесь,
где земля
от жары вязка́,
с испугу
или со льда́,
ладони
держа
у огня в языках,
греется
солдат.
Солдату
упал
огонь на глаза,
на клок
волос
лег.
Я узнал,
удивился,
сказал:
«Здравствуйте,
Александр Блок.
Лафа футуристам,
фрак старья
разлазится
каждым швом».
Блок посмотрел —
костры горят —
«Очень хорошо».
Кругом
тонула
Россия Блока…
Незнакомки,
дымки севера
шли
на дно,
как идут
обломки
и жестянки
консервов.
И сразу
лицо
скупее менял,
мрачнее,
чем смерть на свадьбе:
«Пишут…
из деревни…
сожгли…
у меня…
библиоте́ку в усадьбе».
Уставился Блок —
и Блокова тень
глазеет,
на стенке привстав…
Как будто
оба
ждут по воде
шагающего Христа.
Но Блоку
Христос
являться не стал.
У Блока
тоска у глаз.
Живые,
с песней
вместо Христа,
люди
из-за угла.
Вставайте!
Вставайте!
Вставайте!
Работники
и батраки.
Зажмите,
косарь и кователь,
винтовку
в железо руки!
Вверх —
флаг!
Рвань —
встань!
Враг —
ляг!
День —
дрянь.
За хлебом!
За миром!
За волей!
Бери
у буржуев
завод!
Бери
у помещика поле!
Братайся,
дерущийся взвод!
Сгинь —
стар.
В пух,
в прах.
Бей —
бар!
Трах!
тах!
Довольно,
довольно,
довольно
покорность
нести
на горбах.
Дрожи,
капиталова дворня!
Тряситесь,
короны,
на лбах!
Жир
ёжь
страх
плах!
Трах!
тах!
Тах!
тах!
Эта песня,
перепетая по-своему,
доходила
до глухих крестьян —
и вставали села,
содрогая воем,
по дороге
топоры крестя.
Но-
жи-
чком
на
месте чик
лю-
то-
го
по-
мещика.
Гос-
по-
дин
по-
мещичек,
со-
би-
райте
вещи-ка!
До-
шло
до поры,
вы-
хо-
ди,
босы,
вос-
три
топоры,
подымай косы.
Чем
хуже
моя Нина?!
Ба-
рыни сами.
Тащь
в хату
пианино,
граммофон с часами!
Под-
хо-
ди-
те, орлы!
Будя —
пограбили.
Встречай в колы,
провожай
в грабли!
Дело
Стеньки
с Пугачевым,
разгорайся жарче-ка!
Все
поместья
богачевы
разметем пожарчиком.
Под-
пусть
петуха!
Подымай вилы!
Эх,
не
потухай, —
пет-
тух милый!
Черт
ему
теперь
родня!
Головы —
кочаном.
Пулеметов трескотня
сыпется с тачанок.
«Эх, яблочко,
цвета ясного.
Бей
справа
белаво,
слева краснова».
Этот вихрь,
от мысли до курка,
и постройку,
и пожара дым
прибирала
партия
к рукам,
направляла,
строила в ряды.
8
Холод большой.
Зима здорова́.
Но блузы
прилипли к потненьким.
Под блузой коммунисты.
Грузят дрова.
На трудовом субботнике.
Мы не уйдем,
хотя
уйти
имеем
все права.
В
наши
вагоны,
на
нашем
пути,
наши грузим
дрова.
Можно
уйти
часа в два, —
но
мы —
уйдем поздно.
Нашим
товарищам наши
дрова нужны:
товарищи мерзнут.
Работа трудна,
работа
томит.
За нее
никаких копеек.
Но мы
работаем,
будто
мы делаем
величайшую эпопею.
Мы будем работать,
все стерпя,
чтоб жизнь,
колёса дней торопя,
бежала
в железном марше
в
наших вагонах,
по нашим степям,
в города
промерзшие
наши
.«Дяденька,
что вы делаете тут,
столько
больших дяде́й?»
— Что?
Социализм:
свободный труд
свободно
собравшихся людей.
9
Перед нашею
республикой
стоят богатые.
Но как постичь ее?
И вопросам
разнедоуменным
не́т числа:
что это
за нация такая
«социалистичья»,
и что это за
«соци —
алистическое отечество»?
«Мы
восторги ваши
понять бессильны.
Чем восторгаются?
Про что поют?
Какие такие
фрукты-апельсины
растут
в большевицком вашем
раю?
Что вы знали,
кроме хлеба и воды, —
с трудом
перебиваясь
со дня на день?
Такого отечества
такой дым
разве уж
настолько приятен?
За что вы
идете,
если велят —
«воюй»?
Можно
быть
разорванным бо́мбищей,
можно
умереть
за землю за свою,
но как
умирать
за общую?
Приятно
русскому
с русским обняться, —
но у вас
и имя
«Россия»
утеряно.
Что это за
отечество
у забывших об нации?
Какая нация у вас?
Коминтерина?
Жена,
да квартира,
да счет текущий —
вот это —
отечество,
райские кущи.
Ради бы
вот
такого отечества
мы понимали б
и смерть
и молодечество».
Слушайте,
национальный трутень, —
день наш
тем и хорош, что труден.
Эта песня
песней будет
наших бед,
побед,
буден.
10
Политика —
проста.
Как воды глоток.
Понимают
ощерившие
сытую пасть,
что если
в Россиях
увязнет коготок,
всей
буржуазной птичке —
пропа́сть.
Из «сюртэ́ женера́ль»,
из «инте́ллидженс се́рвис»,
«дефензивы»
и «сигуранцы»
выходит
разная
сволочь и стерва,
шьет
шинели
цвета серого,
бомбы
кладет
в ранцы.
Набились в трюмы,
палубы обсели
на деньги
вербовочного а́гентства.
В Новороссийск
плывут из Марселя,
из Дувра
плывут к Архангельску.
С песней,
с виски,
сыты по-свински.
Килями
вскопаны
воды холодные.
Смотрят
перископами
лодки подводные.
Плывут крейсера,
снаряды соря.
И
миноносцы
с минами носятся.
А
поверх
всех
с пушками
чудовищной длинноты
сверх-
дредноуты.
Разными
газами
воняя гадко,
тучи
пропеллерами выдрав,
с авиаматки
на авиаматку
пе-
ре-
пархивают «гидро».
Послал
капитал
капитанов ученых.
Горло
нащупали
и стискивают.
Ткнешься
в Белое,
ткнешься
в Черное,
в Каспийское,
в Балтийское, —
куда
корабль
ни тычется,
конец
катаниям.
Стоит
морей владычица,
бульдожья
Британия.
Со всех концов
блокады кольцо
и пушки
смотрят в лицо.
— Красным не нравится?!
Им
голодно̀?!
Рыбкой
наедитесь,
пойдя
на дно. —
А кому
на суше
грабить охота,
те
с кораблей
сходили пехотой.
— На море потопим,
на суше
потопаем. —
Чужими
руками
жар гребя,
дым
отечества
пускают
пострелины —
выставляют
впереди
одураченных ребят,
баронов
и князей недорасстрелянных.
Могилы копайте,
гроба копи́те —
Юденича
рати
прут
на Питер.
В обозах
е́ды вку́снятся,
консервы —
пуд.
Танков
гусеницы
на Питер
прут.
От севера
идет
адмирал Колчак,
сибирский
хлеб
сапогом толча.
Рабочим на расстрел,
поповнам на утехи,
с ним идут
голубые чехи.
Траншеи,
машинами выбранные,
саперами
Крым перекопан, —
Врангель
крупнокалиберными
орудует
с Перекопа.
Любят
полковников
сантиментальные леди.
Полковники
любят
поговорить на обеде.
— Я
иду, мол,
(прихлебывает виски),
а на меня
десяток
чудовищ
большевицких.
Раз — одного,
другого —
ррраз, —
кстати,
как дэнди,
и девушку спас. —
Леди,
спросите
у мерина сивого —
он
как Мурманск
разизнасиловал.
Спросите,
как —
Двина-река,
кровью
крашенная,
трупы
вы́тая,
с кладью
страшною
шла
в Ледовитый,
Как храбрецы
расстреливали кучей
коммуниста
одного,
да и тот скручен.
Как офицера́
его величества
бежали
от выстрелов,
берег вычистя.
Как над серыми
хатами
огненные перья
и руки
холёные
туго
у горл.
Но…
«итс э лонг уэй
ту Типерери,
итс э лонг уэй
ту го!»
На первую
республику
рабочих и крестьян,
сверкая
выстрелами,
штыками блестя,
гнали
армии,
флоты катили
богатые мира,
и эти
и те…
Будьте вы прокляты,
прогнившие
королевства и демократии,
со своими
подмоченными
«фратэрнитэ́» и «эгалитэ́»!
Свинцовый
льется
на нас
кипяток.
Одни мы —
и спрятаться негде.
«Янки
дудль
кип ит об,
Янки дудль дэнди».
Посреди
винтовок
и орудий голосища
Москва —
островком,
и мы на островке.
Мы —
голодные,
мы —
нищие,
с Лениным в башке
и с наганом в руке.
11
Несется
жизнь,
овеевая,
проста,
суха.
Живу
в домах Стахеева я,
теперь
Веэсэнха.
Свезли,
винтовкой звякая,
богатых
и кассы.
Теперь здесь
всякие
и люди
и классы.
Зимой
в печурку-пчелку
суют
тома шекспирьи.
Зубами
щелкают, —
картошка —
пир им.
А летом
слушают асфальт
с копейками
в окне:
— Трансваль,
Трансваль,
страна моя,
ты вся
горишь
в огне! —
Я в этом
каменном
котле
варюсь,
и эта жизнь —
и бег, и бой,
и сон,
и тлен —
в домовьи
этажи
отражена
от пят
до лба,
грозою
омываемая,
как отражается
толпа
идущими
трамваями.
В пальбу
присев
на корточки,
в покой
глазами к форточке,
чтоб было
видней,
я
в комнатенке-лодочке
проплыл
три тыщи дней.
12
Ходят
спекулянты
вокруг Главтопа.
Обнимут,
зацелуют,
убьют за руп.
Секретарши
ответственные
валенками топают.
За хлебными
карточками
стоят лесорубы.
Много
дела,
мало
горя им,
фунт
— целый! —
первой категории.
Рубят,
липовый
чай
выкушав.
— Мы
не Филипповы,
мы —
привыкши.
Будет обед,
будет
ужин, —
белых бы
вон
отбить от ворот.
Есть захотелось,
пояс —
потуже,
в руки винтовку
и
на фронт. —
А
мимо —
незаменимый.
Стуча
сапогом,
идет за пайком —
Правление
выдало
урюк
и повидло.
Богатые —
ловче,
едят
у Зунделовича.
Ни щей,
ни каш —
бифштекс
с бульоном,
хлеб
ваш,
полтора миллиона.
Ученому
хуже:
фосфор
нужен,
масло
на блюдце.
Но,
как на́зло,
есть революция,
а нету
масла.
Они
научные.
Напишут,
вылечат.
Мандат, собственноручный,
Анатоль Васильича.
Где
хлеб
да мяса́,
придут
на час к вам.
Читает
комиссар
мандат Луначарского:
«Так…
сахар…
так…
жирок вам.
Дров…
березовых…
посуше поленья…
и шубу
широкого
потребленья.
Я вас,
товарищ,
спрашиваю в упор.
Хотите —
берите
головной убор.
Приходит
каждый
с разной блажью.
Берите
пока што
ногу
лошажью!»
Мех
на глаза,
как баба-яга,
идут
назад
на трех ногах.
13
Двенадцать
квадратных аршин жилья.
Четверо
в помещении —
Лиля,
Ося,
я
и собака
Щеник.
Шапчонку
взял
оборванную
и вытащил салазки.
— Куда идешь? —
В уборную
иду.
На Ярославский.
Как парус,
шуба
на весу,
воняет
козлом она.
В санях
полено везу,
забрал
забор разломанный
Полено —
тушею,
тверже камня.
Как будто
вспухшее
колено
великанье.
Вхожу
с бревном в обнимку.
Запотел,
вымок.
Важно
и чинно
строгаю перочинным.
Нож —
ржа.
Режу.
Радуюсь.
В голове
жар
подымает градус.
Зацветают луга,
май
поет
в уши —
это
тянется угар
из-под черных вьюшек.
Четверо сосулек
свернулись,
уснули.
Приходят
люди,
ходят,
будят.
Добудились еле —
с углей
угорели.
В окно —
сугроб.
Глядит горбат.
Не вымерзли покамест?
Морозы
в ночь
идут, скрипят
снегами-сапогами.
Небосвод,
наклонившийся
на комнату мою,
морем
заката
обли́т.
По розовой
глади
мо́ря,
на юг —
тучи-корабли.
За гладь,
за розовую,
бросать якоря,
туда,
где березовые
дрова
горят.
Я
много
в теплых странах плутал.
Но только
в этой зиме
понятной
стала
мне
теплота
любовей,
дружб
и семей.
Лишь лежа
в такую вот гололедь,
зубами
вместе
проляскав —
поймешь:
нельзя
на людей жалеть
ни одеяло,
ни ласку.
Землю,
где воздух,
как сладкий морс,
бросишь
и мчишь, колеся, —
но землю,
с которою
вместе мерз,
вовек
разлюбить нельзя.
14
Скрыла
та зима,
худа и строга,
всех,
кто на́век
ушел ко сну.
Где уж тут словам!
И в этих
строках
боли
волжской
я не коснусь.
Я
дни беру
из ряда дней,
что с тыщей
дней
в родне.
Из серой
полосы
деньки,
их гнали
годы —
водники —
не очень
сытенькие,
не очень
голодненькие.
Если
я
чего написал,
если
чего
сказал —
тому виной
глаза-небеса,
любимой
моей
глаза.
Круглые
да карие,
горячие
до гари.
Телефон
взбесился шалый,
в ухо
грохнул обухом:
карие
глазища
сжала
голода
опухоль.
Врач наболтал —
чтоб глаза
глазели,
нужна
теплота,
нужна
зелень.
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Я
много дарил
конфект да букетов,
но больше
всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол-
полена
березовых дров.
Мокрые,
тощие
под мышкой
дровинки,
чуть
потолще
средней бровинки.
Вспухли щеки.
Глазки —
щелки.
Зелень
и ласки
вы́ходили глазки.
Больше
блюдца,
смотрят
революцию.
Мне
легше, чем всем, —
я
Маяковский.
Сижу
и ем
кусок
конский.
Скрип —
дверь,
плача.
Сестра
младшая.
— Здравствуй, Володя!
— Здравствуй, Оля!
— Завтра новогодие —
нет ли
соли? —
Делю,
в ладонях вешаю
щепотку
отсыревшую.
Одолевая
снег
и страх,
скользит сестра,
идет сестра,
бредет
трехверстной Преснею
солить
картошку пресную.
Рядом
мороз
шел
и рос.
Затевал
щекотку —
отдай
щепотку.
Пришла,
а соль
не ва́лится —
примерзла
к пальцам.
За стенкой
шарк:
«Иди,
жена,
продай
пиджак,
купи
пшена».
Окно, —
с него
идут
снега,
мягка
снегов
тиха
нога.
Бела,
гола
столиц
скала.
Прилип
к скале
лесов
скелет.
И вот
из-за леса
небу в шаль
вползает
солнца
вша.
Декабрьский
рассвет,
изможденный
и поздний,
встает
над Москвой
горячкой тифозной.
Ушли
тучи
к странам
тучным.
За тучей
берегом
лежит
Америка.
Лежала,
лакала
кофе,
какао.
В лицо вам,
толще
свиных причуд,
круглей
ресторанных блюд,
из нищей
нашей
земли
кричу:
Я
землю
эту
люблю.
Можно
забыть,
где и когда
пузы растил
и зобы,
но землю,
с которой
вдвоем голодал, —
нельзя
никогда
забыть!
15
Под ухом
самым
лестница
ступенек на двести, —
несут
минуты-вестницы
по лестнице
вести.
Дни пришли
и топали:
— До̀жили,
вот вам, —
нету
топлив
брюхам
заводным.
Дымом
небесный
лак помутив,
до самой трубы,
до носа
локомотив
стоит
в заносах.
Положив
на валенки
цветные заплаты,
из ворот,
из железного зёва,
снова
шли,
ухватясь за лопаты,
все,
кто мобилизован.
Вышли
за́ лес,
вместе
взя́лись.
Я ли,
вы ли,
откопали,
вырыли.
И снова
поезд
ка́тит
за снежную
скатерть.
Слабеет
тело
без ед
и питья,
носилки сделали,
руки сплетя.
Теперь
запевай,
и домой можно —
да на руки
положено
пять
обмороженных.
Сегодня
на лестнице,
грязной и тусклой,
копались
обывательские
слухи-свиньи.
Деникин
подходит
к са́мой,
к тульской,
к пороховой
сердцевине.
Обулись обыватели,
по пыли печатают
шепотоголосые
кухарочьи хоры́.
— Будет…
крупичатая!..
пуды непочатые…
ручьи-чаи́,
сухари,
сахары́.
Бли-и-и-зко беленькие,
береги ке́ренки! —
Но город
проснулся,
в плакаты кадрованный, —
это
партия звала:
«Пролетарий, на коня!»
И красные
скачут
на юг
эскадроны —
Мамонтова
нагонять.
Сегодня
день
вбежал второпях,
криком
тишь
порвав,
простреленным
легким
часто хрипя,
упал
и кончался,
кровав.
Кровь
по ступенькам
стекала на́ пол,
стыла
с пылью пополам
и снова
на пол
каплями
капала
из-под пули
Каплан.
Четверолапые
зашагали,
визг
шел
шакалий.
Салоп
говорит
чуйке,
чуйка
салопу:
— Заёрзали
длинноносые щуки!
Скоро
всех
слопают! —
А потом
топырили
глаза-таре́лины
в длинную
фамилий
и званий тропу.
Ветер
сдирает
списки расстрелянных,
рвет,
закручивает
и пускает в трубу.
Лапа
класса
лежит на хищнике —
Лубянская
лапа
Че-ка.
— Замрите, враги!
Отойдите, лишненькие!
Обыватели!
Смирно!
У очага! —
Миллионный
класс
вставал за Ильича
против
белого
чудовища клыкастого,
и вливалось
в Ленина,
леча,
этой воли
лучшее лекарство.
Хоронились
обыватели
за кухни,
за пеленки.
— Нас не трогайте —
мы
цыпленки.
Мы только мошки,
мы ждем кормежки.
Закройте,
время,
вашу пасть!
Мы обыватели —
нас обувайте вы,
и мы
уже
за вашу власть. —
А утром
небо —
веча зво̀нница!
Вчерашний
день
виня во лжи,
расколоколивали
птицы и солнце:
жив,
жив,
жив,
жив!
И снова
дни
чередой заводно̀й
сбегались
и просили.
— Идем
за нами —
«еще
одно
усилье».
От боя к труду —
от труда до атак, —
в голоде,
в холоде
и наготе
держали
взятое,
да так,
что кровь
выступала из-под ногтей.
Я видел
места,
где инжир с айвой
росли
без труда
у рта моего, —
к таким
относишься
и́наче.
Но землю,
которую
завоевал
и полуживую
вынянчил,
где с пулей встань,
с винтовкой ложись,
где каплей
льешься с массами, —
с такою
землею
пойдешь
на жизнь,
на труд,
на праздник
и на́ смерть!
16
Мне
рассказывал
тихий еврей,
Павел Ильич Лавут:
«Только что
вышел я
из дверей,
вижу —
они плывут…»
Бегут
по Севастополю
к дымящим пароходам.
За де́нь
подметок стопали,
как за́ год похода.
На рейде
транспорты
и транспорточки,
драки,
крики,
ругня,
мотня, —
бегут
добровольцы,
задрав порточки, —
чистая публика
и солдатня.
У кого —
канарейка,
у кого —
роялина,
кто со шкафом,
кто
с утюгом.
Кадеты —
на что уж
люди лояльные —
толкались локтями,
крыли матюгом.
Забыли приличия,
бросили моду,
кто —
без юбки,
а кто —
без носков.
Бьет
мужчина
даму
в морду,
солдат
полковника
сбивает с мостков.
Наши наседали,
крыли по трапам,
кашей
грузился
последний эшелон.
Хлопнув
дверью,
сухой, как рапорт,
из штаба
опустевшего
вышел он.
Глядя
на́ ноги,
шагом
резким
шел
Врангель
в черной черкеске.
Город бросили.
На молу —
го̀ло.
Лодка
шестивёсельная
стоит
у мола.
И над белым тленом,
как от пули падающий,
на оба
колена
упал главнокомандующий.
Трижды
землю
поцеловавши,
трижды
город
перекрестил.
Под пули
в лодку прыгнул…
— Ваше
превосходительство,
грести? —
— Грести! —
Убрали весло.
Мотор
заторкал.
Пошла
весело́
к «Алмазу»
моторка.
Пулей
пролетела
штандартная яхта.
А в транспортах-галошинах
далеко,
сзади,
тащились
оторванные
от станка и пахот,
узлов
полтораста
накручивая за́ день.
От родины
в лапы турецкой полиции,
к туркам в дыру,
в Дарданеллы узкие,
плыли завтрашние галлиполийцы,
плыли
вчерашние русские.
Впе-
реди
година на године.
Каждого
трясись,
который в каске.
Будешь
доить
коров в Аргентине,
будешь
мереть
по ямам африканским.
Чужие
волны
качали транспорты,
флаги
с полумесяцем
бросались в очи,
и с транспортов
за яхтой
гналось —
«Аспиды,
сперли казну
и удрали, сволочи».
Уже
экипажам
оберегаться
пули
шальной
надо.
Два
миноносца-американца
стояли
на рейде
рядом.
Адмирал
трубой обвел
стреляющих
гор
край:
— Ол
райт. —
И ушли
в хвосте отступающих свор, —
орудия на город,
курс на Босфор.
В духовках солнца
горы́
жарко̀е.
Воздух
цветы рассиропили.
Наши
с песней
идут от Джанкоя,
сыпятся
с Симферополя.
Перебивая
пуль разговор,
знаменами
бой
овевая,
с красными
вместе
спускается с гор
песня
боевая.
Не гнулась,
когда
пулеметом крошило,
вставала,
бесстрашная,
в дожде-свинце:
«И с нами
Ворошилов,
первый красный офицер».
Слушают
пушки,
морские ведьмы,
у-
ле-
петывая
во винты во все,
как сыпется
с гор
— «готовы умереть мы
за Эс Эс Эс Эр!» —
Начштаба
морщит лоб.
Пальцы
корявой руки
буквы
непослушные гнут:
«Врангель
оп-
раки-
нут
в море.
Пленных нет».
Покамест —
точка
и телеграмме
и войне.
Вспомнили —
недопахано,
недожато у кого,
у кого
доменные
топки да зо́ри.
И пошли,
отирая пот рукавом,
расставив
на вышках
дозоры.
17
Хвалить
не заставят
ни долг,
ни стих
всего,
что делаем мы.
Я
пол-отечества мог бы
снести,
а пол —
отстроить, умыв.
Я с теми,
кто вышел
строить
и месть
в сплошной
лихорадке
буден.
Отечество
славлю,
которое есть,
но трижды —
которое будет.
Я
планов наших
люблю громадьё,
размаха
шаги саженьи.
Я радуюсь
маршу,
которым идем
в работу
и в сраженья.
Я вижу —
где сор сегодня гниет,
где только земля простая —
на сажень вижу,
из-под нее
коммуны
дома
прорастают.
И меркнет
доверье
к природным дарам
с унылым
пудом сенца́,
и поворачиваются
к тракторам
крестьян
заскорузлые сердца.
И планы,
что раньше
на станциях лбов
задерживал
нищенства тормоз,
сегодня
встают
из дня голубого,
железом
и камнем формясь.
И я,
как весну человечества,
рожденную
в трудах и в бою,
пою
мое отечество,
республику мою!
18
На девять
сюда
октябрей и маёв,
под красными
флагами
праздничных шествий,
носил
с миллионами
сердце мое,
уверен
и весел,
горд
и торжествен.
Сюда,
под траур
и плеск чернофлажий,
пока
убитого
кровь горяча,
бежал,
от тревоги,
на выстрелы вражьи,
молчать
и мрачнеть,
кричать
и рычать.
Я
здесь
бывал
в барабанах стучащих
и в мертвом
холоде слез и льдин,
а чаще еще —
просто
один.
Солдаты башен
стражей стоят,
подняв
свои
островерхие шлемы,
и, злобу
в башках куполов
тая,
притворствуют
церкви,
монашьи шельмы.
Ночь —
и на головы нам
луна.
Она
идет
оттуда откуда-то…
оттуда,
где
Совнарком и ЦИК,
Кремля
кусок
от ночи откутав,
переползает
через зубцы.
Вползает
на гладкий
валун,
на секунду
склоняет
голову,
и вновь
голова-лунь
уносится
с камня
голого.
Место лобное —
для голов
ужасно неудобное.
И лунным
пламенем
озарена мне
площадь
в сияньи,
в яви
в денной…
Стена —
и женщина со знаменем
склонилась
над теми,
кто лег под стеной.
Облил
булыжники
лунный никель,
штыки
от луны
и тверже
и злей,
и,
как нагроможденные книги, —
его
мавзолей.
Но в эту
дверь
никакая тоска
не втянет
меня,
черна и вязка́, —
души́
не смущу
мертвизной, —
он бьется,
как бился
в сердцах
и висках,
живой
человечьей весной.
Но могилы
не пускают, —
и меня
останавливают имена.
Читаю угрюмо:
«товарищ Красин».
И вижу —
Париж
и из окон До́рио…
И Красин
едет,
сед и прекрасен,
сквозь радость рабочих,
шумящую морево.
Вот с этим
виделся,
чуть не за час.
Смеялся.
Снимался около…
И падает
Войков,
кровью сочась, —
и кровью
газета
намокла.
За ним
предо мной
на мгновенье короткое
такой,
с каким
портретами сжи́лись, —
в шинели измятой,
с острой бородкой,
прошел
человек,
железен и жилист.
Юноше,
обдумывающему
житье,
решающему —
сделать бы жизнь с кого,
скажу
не задумываясь —
«Делай ее
с товарища
Дзержинского».
Кто костьми,
кто пеплом
стенам под стопу
улеглись…
А то
и пепла нет.
От трудов,
от каторг
и от пуль,
и никто
почти —
от долгих лет.
И чудится мне,
что на красном погосте
товарищей
мучит
тревоги отрава.
По пеплам идет,
сочится по кости,
выходит
на свет
по цветам
и по травам.
И травы
с цветами
шуршат в беспокойстве.
— Скажите —
вы здесь?
Скажите —
не сдали?
Идут ли вперед?
Не стоят ли? —
Скажите.
Достроит
коммуну
из света и стали
республики
вашей
сегодняшний житель? —
Тише, товарищи, спите…
Ваша
подросток-страна
с каждой
весной
ослепительней,
крепнет,
сильна и стройна.
И снова
шорох
в пепельной вазе,
лепечут
венки
языками лент:
— А в ихних
черных
Европах и Азиях
боязнь,
дремота и цепи? —
Нет!
В мире
насилья и денег,
тюрем
и петель витья —
ваши
великие тени
ходят,
будя
и ведя.
— А вас
не тянет
всевластная тина?
Чиновность
в мозгах
паутину не сви́ла?
Скажите —
цела?
Скажите —
едина?
Готова ли
к бою
партийная сила? —
Спите,
товарищи, тише…
Кто
ваш покой отберет?
Встанем,
штыки ощетинивши,
с первым
приказом:
«Вперед!»
19
Я
земной шар
чуть не весь
обошел, —
и жизнь
хороша,
и жить
хорошо.
А в нашей буче,
боевой, кипучей, —
и того лучше.
Вьется
улица-змея.
Дома
вдоль змеи.
Улица —
моя.
Дома —
мои.
Окна
разинув,
стоят
магазины.
В окнах
продукты:
вина,
фрукты.
От мух
кисея.
Сыры
не засижены.
Лампы
сияют.
«Цены
снижены».
Стала
оперяться
моя
кооперация.
Бьем
грошом.
Очень хорошо.
Грудью
у витринных
книжных груд
Моя
фамилия
в поэтической рубрике
Радуюсь я —
это
мой труд
вливается
в труд
моей республики.
Пыль
взбили
шиной губатой —
в моем
автомобиле
мои
депутаты.
В красное здание
на заседание.
Сидите,
не совейте
в моем
Моссовете.
Розовые лица.
Рево̀львер
желт.
Моя
милиция
меня
бережет.
Жезлом
правит,
чтоб вправо
шел.
Пойду
направо.
Очень хорошо.
Надо мною
небо.
Синий
шелк!
Никогда
не было
так
хорошо!
Тучи —
кочки
переплыли летчики.
Это
летчики мои.
Встал,
словно дерево, я.
Всыпят,
как пойдут в бои,
по число
по первое.
В газету
глаза:
молодцы — ве́нцы!
Буржуя́м
под зад
наддают
коленцем.
Суд
жгут.
Зер
гут.
Идет
пожар
сквозь бумажный шорох.
Прокуроры
дрожат.
Как хорошо!
Пестрит
передовица
угроз паршой.
Чтоб им подавиться.
Грозят?
Хорошо.
Полки
идут
у меня на виду.
Барабану
в бока
бьют
войска.
Нога
крепка,
голова
высока.
Пушки
ввозятся, —
идут
краснозвездцы.
Приспособил
к маршу
такт ноги:
вра-
ги
ва-
ши —
мо-
и
вра-
ги.
Лезут?
Хорошо.
Сотрем
в порошок.
Дымовой
дых
тяг.
Воздуха́ береги.
Пых-дых,
пых-
тят
мои фабрики.
Пыши,
машина,
шибче-ка,
вовек чтоб
не смолкла, —
побольше
ситчика
моим
комсомолкам.
Ветер
подул
в соседнем саду.
В ду-
хах
про-
шел.
Как хо-
рошо!
За городом —
поле,
В полях —
деревеньки.
В деревнях —
крестьяне.
Бороды
веники.
Сидят
папаши.
Каждый
хитр.
Землю попашет,
попишет
стихи.
Что ни хутор,
от ранних утр
работа люба́.
Сеют,
пекут
мне
хлеба́.
Доят,
пашут,
ловят рыбицу.
Республика наша
строится,
дыбится.
Другим
странам
по̀ сто.
История —
пастью гроба.
А моя
страна —
подросток, —
твори,
выдумывай,
пробуй!
Радость прет.
Не для вас
уделить ли нам?!
Жизнь прекрасна
и
удивительна.
Лет до ста́
расти
нам
без старости.
Год от года
расти
нашей бодрости.
Славьте,
молот
и стих,
землю молодости.
1927 г.
«Пою мое Отечество, Республику мою»
Единый урок на тему: «Пою мое Отечество, Республику мою»
Класс: 7.
Цель: — формировать патриотические чувства у обучающихся, развивать гражданскую ответственность и социальную активность, память, внимание;
— познакомить с выдающимися деятелями Луганщины, которые стали знаковыми в истории, науке, культуре, спорте нашей Родины;
— воспитывать
уважение к истории своего Отечества, государственным символам.
Форма: урок-экскурсия.
Любить свою Родину — значит пламенно желать видеть в ней осуществление идеала человечества и по мере сил своих споспешествовать этому.
В.Г. Белинский
История — не просто чередование эпох и времён. Это и бесконечная галерея исторических портретов людей, прошедших по земле.
Ход занятия
1. Организационный момент.
2. Объявление темы, цели занятия.
Ассоциативный ряд со словом «Родина», «Отечество».
Целеполагание.
– Как вы думаете, о чем сегодня пойдет речь на нашем первом в этом учебном году уроке, учитывая ваши ассоциации? Какую цель мы перед собой можем поставить, говоря об Отечестве?
Работа над темой.
Темой нашего урока стали строки из произведения русского
писателя Владимира Маяковского «Пою моё Отечество, Республику мою!». Сегодня мы
выясним, что такое Родина для каждого из нас, вспомним символы государства,
познакомимся с деятельностью выдающихся людей нашего края.
Хвалить не заставят не долг,
ни стих всего, что делаем мы.
Я пол-отечества мог бы снести,
а пол — отстроить, умыв.
Я с теми, кто вышел строить и месть
в сплошной лихорадке буден.
Отечество славлю, которое есть,
но трижды- которое будет.
Я планов наших люблю громадьё,
размаха шаги саженьи.
Я радуюсь маршу, которым идем
в работу и в сраженья.
Я вижу- где сор сегодня гниет,
где только земля простая-
на сажень вижу, из-под нее комунны дома прорастают.
И меркнет доверье к природным дарам
с унылым пудом сенца
и поворачиваются к тракторам
крестьян заскорузлые сердца.
И планы, что раньше на станциях лбов
задерживал нищенства тормоз,
сегодня встают из дня голубого,
железом и камнем формясь.
И я, как весну человечества,
рожденную в трудах и в бою,
пою мое отечество, республику мою!
В.В. Маяковский
Мозговой штурм. Работа с эпиграфом урока №1 (Белинский). Выскажите свои предположения о высказывании Белинского. Какой смысл автор вложил в свои слова?
Сегодня мы совершим путешествие-экскурсию по нашей Родине. Во время экскурсии сделаем несколько остановок: «История моей Республики», «Славные символы», «Писатели истории», «Скоро и я спою свою песню Отечеству».
«Литературный калейдоскоп».
Что значит РОДИНА для человека? Ответить на этот вопрос нам помогут стихотворения русских писателей.
Учащиеся объединяются в группы, каждая группа получает поэтический текст. Задание для групп: выразительно прочитать стихотворение и ответить на вопрос, какое значение имеет Родина для поэтов.
Родина
Если
скажут слово “Родина”,
Сразу в памяти встаёт
Старый дом, в саду смородина,
Толстый тополь у ворот.
У реки
берёзка-скромница
И ромашковый бугор…
А другим, наверно, вспомнится
Свой родной московский двор…
В
лужах первые кораблики,
Над скакалкой топот ног
И большой соседней фабрики
Громкий радостный гудок.
Или
степь от маков красная,
Золотая целина…
Родина бывает разная,
Но у всех она одна!
З.Александрова
С чего начинается Родина?
С чего
начинается Родина?
С картинки в твоём букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
С той песни, что пела нам мать,
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять.
С чего начинается Родина?
С заветной скамьи у ворот,
С той самой берёзки, что во поле,
Под ветром склоняясь, растёт.
А, может, она начинается
С весенней запевки скворца
И с этой дороги просёлочной,
Которой не видно конца.

С чего начинается Родина?
С окошек, горящих вдали,
Со старой отцовской будёновки,
Что где-то в шкафу мы нашли,
А, может, она начинается
Со стука вагонных колёс
И с клятвы, которую в юности
Ты ей в своём сердце принёс.
М.Матусовский
Родина моя
-Что
значит «Родина моя»? –
Ты спросишь, я отвечу:
-Сначала тропочкой земля
Бежит тебе навстречу.
Потом тебя поманит сад
Душистой веткой каждой.
Потом увидишь стройный ряд
Домов многоэтажных.
Потом автобус голубой
И поезд длинный-длинный,
Уходит поезд в край степной
С названием: Целинный.
Потом пшеничные поля
От края и до края,
Все это – Родина твоя,
Земля твоя родная.
Чем старше станешь и сильней,
Тем больше пред тобою
Она заманчивых путей
Доверчиво раскроет.
Н.Полякова
«История моей Республики». Слово учителя.
Не случайно я выбрала вторым эпиграфом урока именно эту фразу профессора, доктора исторических наук и доктор философских наук Дмитрия Антоновича Волкгонова. Историю творят люди. Все события, которые происходят в мире зависят от действий того общества, которое нынче существует, от его взглядов, принципов, устоев. Любить и уважать свое Отечество очень важно для каждого человека. Служба, работа на благо Родине – святой долг каждого гражданина. Мы с вами являемся первым обществом нашей республики, ведь она еще очень молодая. Ей всего 6 лет, и каждый из нас уже частичка ее истории, которая может внести существенный вклад в ее будущее. Вы уже знает многое об истории создания Луганской Народной Республики. За годы своего существования республика утвердила не только государственные символы, но и ряд очень важных Законов, кодексов, документов, необходимых для полноценного существования государства.
Давайте
обратимся к истории и остановимся на некоторых значимых моментах развития
государства (краткие рассказ об истории создания ЛНР).
— 27 апреля 2014 года в Луганске была провозглашена Луганская Народная Республика.
— 21 апреля на народном сходе народным губернатором края был избран Валерий Болотов.
— 11 мая 2014 года на всей территории Луганской области прошел Референдум о самоопределении Луганской Народной Республики.
— 18 мая 2014 года, 18 мая 2014 года Народный Совет Луганской Народной Республики принял Конституцию Луганской Народной Республики. Конституция Луганской Народной Республики была написана коллективом авторов: Марина Демидова, Андрей Пожидаев, Екатерина Аббасова, под руководством Андрей Пушкин, и принята на первом пленарном заседании Республиканского собрания ЛНР.
Игорь Плотницкий – Глава Луганской Народной Республики (с 4 ноября 2014 по 24 ноября 2017 года).
Леонид
Пасечник – и.о. Главы с 24 ноября 201- 21 ноября 2018г, Глава Луганской
Народной Республики с 21 ноября 2018 года по настоящее время.
— С 1 апреля 2015г. Луганская Народная Республика официально перешла на российский рубль, который стал официальной валютой в ЛНР (наряду с украинской гривной, американским долларом и евро).
— 5 мая 2015г. началась выдача собственных паспортов ЛНР.
11 декабря 2015г. стало известно, что с 1 января 2016 года ДНР и ЛНР вводят единое налоговое законодательство.
— 23 декабря ДНР и ЛНР договорились о ликвидации таможни между республиками с начала 2016 года.
— 8 января 2016 года на заседании Совмина с главой ЛНР министр экономического развития Елена Костенко заявила, что все товары, произведенные в ЛНР будут маркированы специальным знаком. По словам Костенко, с 15 января для всех производителей будет обязательно применение логотипа ЛНР, а с 1 апреля местные производители должны указывать, что товар произведен в ЛНР.
— 24
апреля 2019 года президент России Владимир Путин подписал указ, позволяющий
жителям ряда районов юго-восточных регионов Украины получить гражданство РФ в
упрощенном порядке.
— единственным государственным языком ЛНР является русский язык.
До 3 июня 2020 года по Конституции в ЛНР было два государственных языка: русский и украинский. При этом официальным языком делопроизводства во всех органах государственной власти и органах местного самоуправления в республике являлся только русский.
— самая крупная общественная организация «Мир Луганщине» — организация выступает и позиционирует себя как движение к примирению с Украиной, а также выступает за мирное строительство самостоятельной демократической Луганской Народной Республики как правового государства, в котором граждане защищены от дискриминации по национальному, языковому, религиозному, социальному и иным признакам, имеют свободный доступ к качественному образованию и здравоохранению, могут реализовывать все свои права и возможности.
1. «Славные символы». Дайте ответ на вопросы викторины (кроссворда).
· Жезл, один из знаков власти (скипетр)
· Официальный символ власти, олицетворяющий суверенитет государства (флаг)
· Главный город, административный центр страны, государства (столица)
·
Официальная эмблема государства, символ (герб).
· Торжественная песня, символ государства (гимн).
· Политическая организация общества с определенной формой правления (государство).
· Основной закон государства (конституция).
· Условное обозначение образа, понятия, идеи (символ).
· Выборный глава государства (президент).
· Наука о гербах (геральдика).
Мы с вами вспомнили об основных значимых символах государства. Давайте поговорим о символике нашей Республики (краткое сообщение о государственной символике ЛНР с демонстрацией на классном уголке).
У Луганской Народной Республики есть 3 государственных символа — флаг, герб и гимн.
— 30
октября 2014 года был утверждён герб ЛНР. По своей
стилистике герб народной республики напоминает гербы союзных
республик СССР, однако без серпа и молота. Венчает конструкцию
восьмиконечная звезда, которая у некоторых народов используется как знак
возрождения и путеводности, символ славы и света.
— 26 ноября 2014 года был утверждён флаг Луганской Народной Республики. Голубой цвет флага символизирует небесную чистоту и непорочность Богородицы, синий цвет — упорство и постоянство, а красный — могущество и стремление к победе. Два нижних цвета флага (синий и красный) перекликаются с цветами флага РФ.
— 29 апреля 2016 года был утверждён гимн ЛНР. Музыка была сочинена композитором Георгием Галиным. Слова были написаны поэтом Владимиром Михайловым.
Работа с символикой.
Наша Родина – Луганская Народная Республика. Она еще очень молодая: в этом году ей исполнилось 6 лет. Но как и любое государство, наша Республика имеет свою символику.
— Какие государственные символы ЛНР вам известны? (флаг, герб, гимн)
Учащиеся
объединяются в 3 группы (группа состоит из «тьютора» и «совета учеников»).
«Тьютор» каждой группы выбирает из «Мозаики» информацию о своем символе. 1-я и
2-я группы находят соответствия, 3-я группа вставляет пропущенные слова в текст
гимна, а также «совет учеников» всех трёх групп под руководством «тьюторов» на
основе отобранной информации составляют краткий рассказ об одном из символов
(при необходимости используют материал стенда «Символика ЛНР»). (
Красный
Этот цвет демонстрирует народу волю к победе и могущество региона, а также означает кровь, пролитую за свободу народа ЛНР.
Голубой
Этот цвет является символом высокой энергии, а также цветом Богоматери.
Синий
Этот цвет — признак упорства и постоянства. Это значит, что жители ЛНР не будут сдаваться, будут до конца отстаивать собственные интересы.
Колосья пшеницы
Хлеб является символом свободного труда, солнца, олицетворяет жизнеспособность государства и его процветание.
Дубовые листья
Символ воинской силы и доблести.
Пятиконечная звезда
Символ здоровья, представляет пятью лучами пять чувств, пять пальцев руки. Кроме того, для Луганщины она является еще и символом связи с родной историей, с подвигами предков, отстоявших край в Великой Отечественной войне.
Восьмиконечная звезда
Это Звезда Руси или Русская звезда, символ Богородицы.
Постоянно поднят на зданиях органов
государственной власти. В образовательных учреждениях может быть установлен во
время проведения общешкольных мероприятий, праздников.
Это официальная эмблема государства, изображаемая на знаменах, печатях и некоторых официальных документах.
Это музыкально-поэтическое произведение, которое может исполняться в оркестровом, хоровом, оркестрово-хоровом либо ином вокальном и инструментальном вариантах.
1.
Над тобою победы …
Развеваются тысячи лет
Наша Родина ……… ,
Кто оставил в истории след!
Пусть гремят еще грозы над краем,
Мы стояли на том и стоим:
…… предков своих оправдаем –
Дело правое! Мы – ……. !
ПРИПЕВ:
Луганская Народная
Республика ……… !
Свет солнца восходящего,
И сотни нелегких дорог.
Луганская Народная
Республика свободная!
С нами …… земли,
С нами воля людей,
С нами ….. !
2. Мы трудом своим землю …… ,
Мы потомков достойных взрастим.
Наша Родина, наша Держава.
Твое имя в сердцах сохраним.
И освятится сила народа
В наш единый и ….. союз.
Будет …… в нем, честь и свобода,
И Соборная, славная Русь!
ПРИПЕВ
Мы родились на этой земле, учимся, будем на ней работать. Наш труд обязательно должен приносить пользу обществу. Каждому человеку очень важно чувствовать себя нужным, ощущать свою значимость, получать удовольствие от результатов своего труда. Наша земля богата талантливыми, трудоспособными людьми, которые в разные времена, в разных сферах жизни трудились на благо своей малой родины, прославляли ее далеко за ее пределами. Какие же люди являются значимыми для истории Луганщины?
Луганщина славится
своими жителями, яркими личностями. Людьми, которые рождаются, живут и работают
со своими радостями и проблемами, прославляют наш край далеко за его пределами.
Эти люди – великие труженики, неисправимые мечтатели, настоящие патриоты своей
Родины. Особенность характера нашего человека – стойкость, преданность своему
делу и людям, верность себе. Мы очень гордимся ими. Послушайте небольшие
сообщения о некоторых известных людях Луганщины.
Голубович Михаил Васильевич – Народный артист Украины, народный артист ЛНР. В 1967 году начал свою театральную карьеру на подмостках Луганского академического украинского музыкально-драматического театра, а спустя 20 лет работы там возглавил театр, став его художественным руководителем. Одновременно Голубович начал сниматься в кино и на телевидении. Им сыграно свыше 150 ролей в спектаклях, не считая ролей в кинофильмах, осуществлено несколько режиссерских постановок. Почетный гражданин г. Луганска. Для Луганщины Михаил Голубович — символ мужества, честности и благородства.
Андрияненко Вера Ивановна – солистка Луганской областной филармонии. Заслуженная артистка Украины, Народная артистка Украины, Лауреат республиканских конкурсов. Награждена медалью «За заслуги перед Луганщиной» 3 степени. Почетный гражданин г.Луганска. Неоднократно гастролировала по Украине, России, Белоруссии, Прибалтике, Венгрии, Болгарии, Франции, Англии,
Италии, Испании и Турции. Не стало солистки в 2016 году.
Лоповок Лев Михайлович – педагог-математик, участник Великой Отечественной войны. Им написаны более 70 книг и 150 статей. Его работы издавались на русском, украинском, болгарском, немецком, венгерском, чешском, польском, сербском и румынском языках. Главному делу своей жизни посвятил 50 лет. Профессор Лев Лоповок оставил значительное наследие в науке и педагогике. Многие его ученики пошли по тропе учителя-математика, ученого. Его именем названа «Луганская специализированная школа І –ІІІ ступеней № 1».
Титов Владислав
Андреевич – писатель,
шахтер. В 1960 году, предотвращая аварию на шахте, получил тяжелую травму и
лишился обеих рук, но спас жизни многих людей. Переехал из п.Северный (Донецкая
обл.) в Луганск на постоянное место жительства. Здесь стал писателем. Не имея
рук, писал, держа карандаш в зубах. Большую помощь в литературном процессе ему
оказывала жена, Рита Петровна Титова. В 1967 году вышла первая книга В. А.
Титова – автобиографическая повесть «Всем смертям назло». Книга была переведена
на тридцать языков мира. В Луганске открыт музей-квартира писателя В. Титова и названа в его честь улица.
Можаев Николай Васильевич – скульптор, заслуженный художник Украины, автор многих памятников, знаменитых далеко за пределами Луганщины и ставших святынями нашей земли – памятного знака «Клятва» и мемориального комплекса «Непокоренные» в Краснодоне, памятника Александру Пархоменко в Луганске, князю Игорю в районе Станицы Луганской. Всего у автора более 300 произведений. В 2018 году луганского скульптора Николая Васильевича Можаева не стало.
Шеремет
Александр Степанович –
главный архитектор г.Луганска с 1937 по 1969г. Является автором и соавтором
более 60 проектов зданий и сооружений: памятника Борцам Революции, жилых домов,
Русского драматического театра. Одним из масштабных его проектов является
известный в Советском Союзе Парк культуры и отдыха имени М.Горького площадью 30
га, который по праву был занесен в книгу «Архитектура парков СССР». Скончался
луганский архитектор в 1985 году. В 1999 году было принято решение назвать
улицу в честь архитектора Александра Шеремета, а в сентябре 2018 года Почта
Луганской Народной Республики выпустила марку в честь 120-летия со дня рождения
А.Шеремета.
«Скоро и я спою свою песню Отечеству».
Вы будущее нашей Республики. Постепенно вы уже подходите к тому моменту, когда необходимо будет определится с тем, что вы будете делать в будущем – выбору вашей профессии. Давайте сейчас предположим, помечтаем немного о своей роли в написании истории нашего общества, нашей Родины. Для этого я предлагаю обратится к дереву мечтаний. Напишите на листочках, чем бы вы могли быть полезными, что хотели бы сделать для республики в будущем, и прикрепите листочки к дереву.
Подводя
итог, хочется отметить: неважно какой выбор вы сделаете для своего будущего:
разлетитесь как эти листочки, по всем уголкам Республики или за ее пределы,
останетесь у корней своего дерева, следуя пословице «где родился, там и
пригодился». Самое главное – достойно нести звание «человека», помнить о своих
корнях и не забывать, где бы вы не оказались, вы представляете свою Родину. Мы
вместе напишем новую историю, всячески поспособствуем развитию нашей Родины.
1. Домашнее задание-проект.
Я предлагаю вам написать небольшое эссе «Я напишу свою страницу в истории Отечества». В этом сочинении дайте ответ на такие вопросы:
— кем я вижу себя в будущем;
— как моя будущая профессия повлияет на развитие государства;
— насколько важно для меня быть полезным, нужным своему обществу;
— хочу ли я трудиться на благо своей Республики.
Позже по результатам цикла классных часов, мероприятий мы с вами оформим небольшой воспитательный проект по данной теме.
Скачано с www.znanio.ru
Мустай Карим (1919-2005) *** Здесь каждой весной Карим М. «Здесь каждой весной…» / М. Карим // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1977. — С. 48. ДУМЫ ПРО НОЧЬ 1 Луна с земли свести не хочет глаз. 2 Здесь лес шумел. Он диким был века, 3 В такую ночь, средь мертвой тишины, 4 Воспоминанья! Я очнусь от вас. Карим М. Думы про ночь / М. Карим // // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1987. — С. 9-10. |
Хаким Гиляжев (1923-1997) УФИМЕЦ
Гиляжев Х. Уфимец / Х. Гиляжев // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1977. — С. 36. |
Галим Давлетов (род. ГОРОД НА ГОРЕ
Давлетов Г. |
Сайфи Кудаш (1894-1993) ПРОХОДЯ ПO УЛИЦАМ УФЫ
Кудаш С. Проходя по улицам Уфы / С. Кудаш // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1977. — С. 16-17. |
Гилемдар Рамазанов (1923-1993) УФА
Рамазанов Г. Уфа / Г. Рамазанов // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1977. — С. 38. |
Назар Наджми (1918-1999) ПЕСНЯ РОДНОМУ ГОРОДУ
Наджми Н. Песня родному городу / Н. Наджми // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1977. — С. 50-52. |
Акрам Вали (1908-1963) РОДНОМУ ГОРОДУ
Вали А. Родному городу / А. Вали // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1977. — С. 54-56. |
Александр Филиппов (1932-2011) *** Где-то через мель, Филиппов А. «Где-то через мель…» / А. Филиппов // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1977. — С.62. УФИМСКИЕ ЛИПЫ Рассвет догорает, и шторы опущены, Филиппов А. П. Уфимские липы: стихи / А. П. Филиппов // Башкирия в русской литературе: в 6 т. / редкол.: М. Г. Рахимкулов [и др. |
Малих Харис (1915-1944) *** Ты прощай, Харис М. «Ты прощай, Уфа моя родная…» / М. Харис // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1977. — С. 59-60. |
Николай Грахов (род.
СТАРАЯ УФА
Грахов Н. Старая Уфа; Дема: стихи / Н. Грахов // Башкирия в русской литературе:в 6 т. / редкол.: М. Г. Рахимкулов [и др.]. — Уфа, 2004. — Т. 6. — С. 520-521. |
Михаил Ерилин (1945-2012) ДОРОГА В АЭРОПОРТ
Ерилин М. Дорога в аэропорт: стихи / М. Ерилин // Башкирия в русской литературе:в 6 т. / редкол.: М. Г. Рахимкулов [и др.]. — Уфа, 2004. — Т. 6. — С.510-511. |
Сергей Круль (род. в 1953 г.) *** Как хотелось бы мне полететь в небо легкою ласточкой *** Я родился в Уфе, мне понятно ее настроение. *** Ограждаясь от всех беспокойств и тревог и уныний, Круль С. [Я родился в Уфе]: стихи / С. Круль // Там, где дом моей матери . — Уфа, 2007. — С. 5. |
Владимир Луговской (1901-1957) Уфа Старый друг, как прежде, как бывало, Луговской В. А. Уфа / В. А. Луговской // Башкирия в русской литературе: в 6 т. / редкол.: М. Г. Рахимкулов [и др.]. — Уфа, 2001. — Т. 5. — С. 337-338. |
Тамара Пономарева (1939-2007) Уфа
Пономарева Т. А. Уфа / Т. А. Пономарева // Башкирия в русской литературе: в 6 т. / редкол.: М. Г. Рахимкулов [и др.]. — Уфа, 2001. — Т. 5. — С. 521. |
Лев Сорокин (1928-1991) Уфа
Сорокин Л. Л. Уфа / Л. Л. Сорокин // Башкирия в русской литературе: в 6 т. / редкол.: М. Г. Рахимкулов [и др.]. — Уфа, 2001. — Т. 5. — С.522-523. |
Борис Четвериков (1896-1981) ЗДРАВСТВУЙ УФА! Ну здравствуй же, Уфа! По улицам знакомым Четвериков Б. Здравствуй Уфа! / Б. Четвериков // Песня родной Уфе: стихи. — Уфа, 1987. — С. 113. |
Виктор Лязин (род. в 1947 г.) Солдатское озеро Озеро солдатское в городском саду, Лязин В. Солдатское озеро: стихотворение / В. Лязин // Истоки. |
Геннадий Фиш (1903-1971) В Уфе
Он ветвями тянется к простору, Одуряя песней дождевою, Стекла окон, ослепляя разом, Этой душной влагой дождевою Радуга вбегает над землею, И в ворота семицветным жаром, Фиш Г. С. В Уфе : стихотворение / Г. С. Фиш // Башкирия в русской литературе: в 6 т. / редкол.: М. Г. Рахимкулов [и др.]. — Уфа, 1997. — Т. 4. — С.252-253. |
Лилия Кликич (род. в 1954 г.) Прогулка по Уфе Я впитываю улиц шум Ещё натянута пока Над суетою городской, Жизнь утекает, как вода, Дождёмся радостной весны, Кликич Л. |
Рагида Янбулатова (1915-1997) Моя Уфа Я с вечерней волны Агидели Плеск весла и задорен, и молод, Я плыву по серебряным блесткам
|
Риф Мифтахов (род. *** До свиданья, Уфа, до свиданья! Мифтахов Р. |
Владимир Виноградский (род. в 1937 г.) Уфа
Виноградский В. С. Уфа : [стихи] / В. С. Виноградский // Башкирия в русской литературе : в 6 т. / редкол. М.Г. Рахимкулов [и др.]. – Уфа, 2004. |
Юрий Шуганов (род. в 1939 г.) Уфимская весна
В Уфе
Шуганов Ю. Уфимская весна : [стихи] / Ю. Шуганов // Истоки. — 2016. — № 30 (27 июля). — С. 7. |
Светлана Смирнова (род. в 1950 г.) УФЕ Фонари, как мыльные пузыри, радужно светят. Смешная речушка Сутолока, Деревья склонили головы Пройду по мосту чугунному, По этому мостику в церковь
Твои дома с геранями в окошках Всех улиц старых лёгкая дремота В нашем городе столько огней, Аксаковский дом Смирнова С. Стихи об Уфе-1/ С. Смирнова. – Режим доступа:http://www.proza.ru/2011/02/18/1506
|
Елена Замрий (род. в 1954 г.) *** Наш город старинный над Белой-рекой От древних кочевий, аулов степных Замрий Е. Наш город старинный над Белой-рекой / Е. Замрий // Детям об Уфе: путеводитель в стихах. — Уфа, 2011. — 2-я с. обл. |
Павел Распопов (1834-1893) На 300-летие Уфы Три века минуло с тех пор, На пользу новых поколений / П. Распопов [и др.]; подгот. Л. Худайбердина, А. Барановский — (Антология русской поэзии Башкирии) // Истоки. — 2016. — № 43 (26 окт.). — С.7. |
Муса Гали (1921-2004) Дороги Город мой, Уфа моя родная,
|
Кадыр Даян (1910-1975) Эх, Уфа, город мой! Под горой река струится, Даян К. Эх, Уфа, город мой!: стихотворение / К. Даян // Антология поэзии Башкортостана. — Уфа, 2007. — С. 156. |
Расих Ханнанов (род. 1931 г.) Уфа — жемчужина Урала Далеко вокруг виден город мой, Ханнанов Р. Уфа — жемчужина Урала: стихотворение / Р. Ханнанов // Антология поэзии Башкортостана. — Уфа, 2007. — С. 233. |
Новости o стихотворение Якутска | Последние новости
Читайте новости Якутска об стихотворение, а также содержащие упоминание об стихотворение.
Мы не просто собираем и храним все новости Якутска. Мы также учим наш робот постоянно сортировать их по различным рубрикам и событиям. В частности мы заметили, что в некотрых новостях часто упонимается о стихотворение. Наш робот такие новости специально отсортировал по данному признаку, чтобы вам всегда было удобно их находить.
Поэт и писатель Ольга Пашкевич — о важности общения, первых шагах в литературе и выходе за пределы республики
3 марта – Международный день писателя, и сегодня у нас в гостях Ольга Иосифовна Пашкевич – член Союза писателей России, руководитель русскоязычной секции Союза писателей Якутии, кандидат филологических наук,
08.03.2022 Yakutia-Daily.Ru
Всероссийский ежегодный литературный конкурс «Герои Великой Победы» в этом году проводится в 8-й раз
Всероссийский ежегодный литературный конкурс «Герои Великой Победы» проводится на лучший литературный рассказ, очерк, стихотворение, рисунок, фотографию и текст песни эпического, исторического и военнопатриотического содержания.
15.02.2022 Министерство труда и социального развития РС(Я)
Мобильное приложение с юкагирским музыкальным букварем разработают в Якутии
фото Ирины Куриловой, «НацАкцент»
Мобильное приложение «Музыкальный веселый букварь» на юкагирском языке разработают в Якутии.
03.02.2022 Национальный акцент
Молодежный совет Ассоциации объявляет конкурс чтецов
Конкурс чтецов произведений коренных малочисленных народов Севера Республики Саха (Якутия) 💥
3 денежных приза — 3 призовых места .
02.02.2022 Ассоциация коренных малочисленных народов Севера
В УФСИН подведены итоги регионального этапа Дельфийского чемпионата среди осужденных
Победителями по решению жюри признаны участники из колонии-поселения № 2. Осужденные Е. и В. выступили в номинации: «Художественное чтение».
06.12.2021 ИА SakhaTime
Осужденные из якутской колонии читали Достоевского на Дельфийском чемпионате
В УФСИН подведены итоги регионального этапа Дельфийского чемпионата среди осужденных
Организаторами мероприятия являются ФСИН России,
06. 12.2021 ИА SakhaLife.Ru
Осужденные из Якутии стали участниками Дельфийского чемпионата
Первый этап чемпионата проводился в исправительных учреждениях региона. Осужденные могли представить работу в любой из номинаций: театр, художественное чтение, рисунок, живопись, эстрадное пение,
06.12.2021 Yakutia-Daily.Ru
В УФСИН подведены итоги регионального этапа Дельфийского чемпионата среди осужденных
Осужденные из Якутии стали участниками Дельфийского чемпионата.
Организаторами мероприятия являются ФСИН России,
04.12.2021 УФСИН РС(Я)
Памяти юкагирского писателя Геннадия Дьячкова
16 октября исполняется 75 лет со дня рождения юкагирского поэта, драматурга, прозаика, детского писателя ГЕННАДИЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ДЬЯЧКОВА (1946–1983).
16.10.2021 Ассоциация коренных малочисленных народов Севера
Премия “В начале было слово» — для поддержки начинающих поэтов и прозаиков
Премия для начинающих поэтов и прозаиков «В начале было слово» была учреждена в 2017 году российским политическим деятелем, депутатом Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации VII созыва,
23. 09.2021 Министерство культуры
Республиканский конкурс «ПОЮ МОЮ РЕСПУБЛИКУ» приглашает участников
Дистанционный республиканский конкурс исполнителей патриотической песни и стихотворений «ПОЮ МОЮ РЕСПУБЛИКУ» посвящен Дню Государственности Республики Саха (Якутия).
09.09.2021 ИА SakhaTime
Республиканский конкурс «ПОЮ МОЮ РЕСПУБЛИКУ» приглашает участников
фото: ДДН Кулаковского
Дистанционный республиканский конкурс исполнителей патриотической песни и стихотворений «ПОЮ МОЮ РЕСПУБЛИКУ» посвящен Дню Государственности Республики Саха (Якутия).
09.09.2021 Yakutsk.Ru
Российский актер Дмитрий Назаров прочитал стихи о пожарах в Якутии
Народный артист России Дмитрий Назаров, известный всей стране своей звездной ролью в сериале «Кухня», опубликовал в инстаграме видео, на котором он читает стихотворение о пожарах в Якутии.
06.08.2021 NewsYkt.Ru
Крик души Сарданы Трофимовой
Якутской спортсменке, гордости всей республики фанаты посвятили стихотворение на волне сообщений о списке спортсменов, которые получат право выступить на Олимпийских играх в Токио.
29.06.2021 ИА SakhaLife.Ru
В УФСИН составили рейтинг самых читаемых стихотворений среди осужденных и лиц, содержащихся под стражей
В рамках акции «Твои друзья – книги» в исправительных учреждениях региона проведен ряд мероприятий, направленных на активизацию чтения отечественной и зарубежной литературы,
18.06.2021 ИА SakhaTime
В УФСИН составили рейтинг самых читаемых стихотворений среди осужденных и лиц, содержащихся под стражей
В рамках акции «Твои друзья – книги» в исправительных учреждениях региона проведен ряд мероприятий, направленных на активизацию чтения отечественной и зарубежной литературы и развитие творческих способностей.
18.06.2021 УФСИН РС(Я)
Россияне рассказали о своих любимых произведениях и героях Пушкина
Текст: ТАСС
YAKUTIA.INFO. Пользователи книжного сервиса по подписке MyBook назвали стихотворение Александра Пушкина «Я вас любил…» своим любимым у поэта.
07.06.2021 Якутия.Инфо
Стихотворение Алампа прочитали на азербайджанском языке
Журналистка из Баку Аида Эйвазова перевела на азербайджанский язык стихотворение Анемподиста Софронова — Алампа.
02.06.2021 NewsYkt.Ru
В Якутии завершился самый необычный конкурс
Общественная организация «Төрүт баай» («Исконное богатство»), казенное предприятие «Якутский скот» («Саха сүөһүтэ») и сайт «Кыым.ру» организовали необычный конкурс — песен и стихов о якутской породе коров.
26.05.2021 ИА SakhaLife.Ru
Якутяне представили порядка 60 песен и стихов о якутской корове на республиканский конкурс
Фото: Якутия24
Жюри республиканского конкурса песен и стихов о якутской породе коров определили лучших авторов среди 57 произведений, передает телеканал «Якутия 24».
26.05.2021 Якутия 24
День подснежника отметили в детском саду «Крепыш» Горного улуса
В День подснежника в Якутии в 1 младшей группе «Күнчээн » детского сада «Крепыш» Горного улуса провели экозанятие на тему » Ньургуһун «.
Малышам рассказали о хрупком северном цветке – Ньургуьун,
18.05.2021 Министерство охраны природы РС(Я)
Юные поэты Якутии написали стихи о войне
Юные жители Якутии стали одними из самых активных участников IV Всероссийского конкурса «Поэзия Победы».
04.05.2021 ИА SakhaLife.Ru
Сотрудник ЦЛРР территориального управления Росгвардии майор полиции Ирина Зайченко посвятила стихотворение родной Якутии
Старший инспектор ЦЛРР Управления Росгвардии по Республике Саха (Якутия) майор полиции Ирина Зайченко умеет писать прекрасные стихи.
27. 04.2021 Росгвардия
Литературный час собрал любителей поэзии в Республиканском техникуме для инвалидов
Терапия поэзией – один из эффективных арт-терапевтических видов, применяемых специалистами техникума в комплексной реабилитации.
22.03.2021 Министерство труда и социального развития РС(Я)
Россияне назвали своих самых любимых поэтов
Текст: РИА Новости
YAKUTIA.INFO. Сергея Есенина, Александра Пушкина и Анну Ахматову россияне назвали самыми популярными поэтами, среди современных авторов популярностью пользуются Вера Полозкова,
18.03.2021 Якутия.Инфо
В Якутске пройдут «Шевченковские чтения»
21 марта 2021 года в Доме дружбы народов имени А.Е. Кулаковского состоится ставший традиционным Республиканский фестиваль-конкурс «Шевченковские чтения».
18.03.2021 ИА SakhaTime
Дочь писателя Тимофея Сметанина в восторге от фильма «Рядовой Чээрин»
11 марта состоится премьера фильма «Рядовой Чээрин», снятого по мотивам повести Тимофея Сметанина «Егор Чээрин».
09.03.2021 NewsYkt.Ru
Айсен Николаев и главы районов поздравили якутян с Днем родного языка стихотворением Петра Тобурокова
13 февраля в Якутии отмечается День родного языка и письменности. Ил Дархан Айсен Николаев через свою официальную страницу в Инстаграм поздравил якутян с праздником и опубликовал ролик,
13.02.2021 Якутское-Cаха ИА
Сотрудники вневедомственной охраны приняли участие в ведомственном конкурсе видеороликов, посвященном 5-летию создания войск национальной гвардии
Федеральная служба войск национальной гвардии России объявила ведомственный конкурс видеороликов среди подразделений,
10.02.2021 Росгвардия
В Чурапчинском улусе презентовали книгу в память о хирурге Василии Гоголеве
В Чурапчинском улусе презентована новая книга «Эрэлим – эрчимнээх илиигэр, дьолум – эйэҕэс мичээргэр».
08.02.2021 Якутское-Cаха ИА
Стихотворение Гамзатова стало гимном Дагестана
Текст: ГодЛитературы.РФ
Фото: ndelo.ru
На фото: Расул Гамзатов и Мурад Кажлаев
Как сообщает ТАСС, Народное собрание Дагестана утвердило 25 февраля проект нового гимна республики. Им стала «Клятва» на музыку Мурада Кажлаева и стихи Расула Гамзатова, написанные в 60-е годы. За этот вариант гимна проголосовали 80 депутатов, против — двое (всего же в парламент региона входит 90 депутатов).
«Идея изменения гимна возникла не на пустом месте. У нас должен быть гимн, который будут петь в Дагестане, и по гимну нас должны узнавать и в России, и за ее пределами. Это лицо, наш менталитет, наш дух дагестанский», — заметил глава Дагестана Рамазан Абдулатипов.
Смену нынешнего гимна инициировал сам Рамазан Абдулатипов, назвав его «похоронкой». Стоит также отметить, что гимн республики, утвержденный в 2003 году, официально имел только музыкальную часть, написанную композитором Ширвани Чалаевым. Текст гимна, написанный Расулом Гамзатовым, официально не был принят.
С конца 2014 года комиссия по изменению гимна Дагестана рассматривала четыре варианта — гимн на музыку Ширвани Чалаева с текстом на стихи Гамзатова, гимн «Дагестан мой» на народную мелодию с текстом на стихи Гамзатова, гимн на слова и музыку Григория Симакова и гимн «Клятва» на музыку Мурада Кажлаева с текстом на стихи Гамзатова. В итоге, 12 из 14 голосов достались гимну «Клятва».
ГодЛитературы.РФ приводит полный текст нового гимна:
Горные реки к морю спешат.
Птицы к вершинам путь свой вершат
Ты мой очаг, ты моя колыбель,
Клятва моя — Дагестан.
Припев:
Тебе присягаю на верность свою,
Дышу я тобою, о тебе я пою.
Созвездье народов нашло здесь семью,
Мой малый народ, мой великий народ.
Подвиг народов, братство и честь,
Здесь это было, здесь это есть.
Край наших предков, святыня моя!
Вместе с Россией всегда!
Припев:
Тебе присягаю на верность свою,
Дышу я тобою, о тебе я пою.
Созвездье народов нашло здесь семью,
Мой малый народ, мой великий народ.
Дагестан.
Стоит также отметить, что в оригинальном стихотворении Расула Гамзатова, во втором куплете были иные слова:
Подвиг горцев, богатство и честь,
Здесь это было, здесь это есть.
Ты для меня как священный Коран
Клятва моя Дагестан.
Ссылки по теме:
«От Пушкина до Гамзатова и…» — ГодЛитературы.РФ, 27.07.2015
В Махачкале открылась книжная ярмарка — ГодЛитературы.РФ, 25.09.2015
И музыка, и слово — ГодЛитературы.РФ, 06.05.2015
«Встретимся в русской литературе» — ГодЛитературы. РФ, 06.05.2015
Афиша
АфишаПримите тысячу извинений
Прости! Прости меня! Умоляю, прости! Я виновата прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Я не хотела, прости! Прости, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Хочешь, я встану перед тобой на колени? Я так раскаиваюсь…прости… Прости! Не делай вид, что не слышишь! Прости меня! Прости а? Ну, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ты же знаешь, что я раскаиваюсь, ты простишь меня? Простишь? Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну прости! Ну, что тебе жалко? Прости! Прости! Прости меня! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости меня! Пожалуйста, прости! Прости! Я не хотела! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Пожалуйста, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Прости! Прости меня! Умоляю, прости! Я виновата прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Я не хотела, прости! Прости, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Хочешь, я встану перед тобой на колени? Я так раскаиваюсь…прости… Прости! Не делай вид, что не слышишь! Прости меня! Прости а? Ну, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ты же знаешь, что я раскаиваюсь, ты простишь меня? Простишь? Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну прости! Ну, что тебе жалко? Прости! Прости! Прости меня! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Я очень сожалею, прости, пожалуйста! Прости меня! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Пожалуйста! Пожалуйста, прости меня! Пожалуйста! Прости! Прости! Меня извини! Я прошу тебя! Извини меня! Меня извини! Меня извини! Меня извини! Меня извини! Меня извини! Прости! Прости! Прости! Я же не специально! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ты же знаешь, что я раскаиваюсь, ты простишь меня? Простишь? Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Я не хотела, прости! Прости, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Я не хотела, прости! Прости, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Прости! Прости меня! Умоляю, прости! Я виновата прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Я не хотела, прости! Прости, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Хочешь, я встану перед тобой на колени? Я так раскаиваюсь…прости… Прости! Не делай вид, что не слышишь! Прости меня! Простишь? Ну, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ты же знаешь, что я раскаиваюсь, ты простишь меня? Простишь? Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну прости! Ну, что тебе жалко? Прости! Прости! Прости меня! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости меня! Пожалуйста, прости! Прости! Я не хотела! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Пожалуйста, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Прости! Прости меня! Умоляю, прости! Я виновата прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Я не хотела, прости! Прости, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Хочешь, я встану перед тобой на колени? Я так раскаиваюсь…прости… Прости! Не делай вид, что не слышишь! Прости меня! Прости а? Ну, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ты же знаешь, что я раскаиваюсь, ты простишь меня? Простишь? Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну прости! Ну, что тебе жалко? Прости! Прости! Прости меня! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Ну, извини! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Ну, извини! Ну, извини меня! Меня извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Я очень сожалею, прости, пожалуйста! Прости меня! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Пожалуйста! Пожалуйста, прости меня! Пожалуйста! Прости! Прости! Меня извини! Я прошу тебя! Извини меня! Меня извини! Меня извини! Меня извини! Меня извини! Меня извини! Прости! Прости! Прости! Я же не специально! Прости! Прости! Прости! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ты же знаешь, что я раскаиваюсь, ты простишь меня? Простишь? Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Я не хотела, прости! Прости, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Прости! Я не хотела! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Я не хотела, прости! Прости, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини! Умоляю, прости! Я виновата, прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Извини! Извини меня! Извини меня! Извини! Пожалуйста, извини! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Я больше не буду, прости меня! Ну, пожалуйста, извини! Извини меня! Извини!
«Пою тебя, мой край родной».

МАРИ-ТУРЕКСКАЯ МЕЖПОСЕЛЕНЧЕСКАЯ ЦЕНТРАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА
КОСОЛАПОВСКАЯ МОДЕЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА
С.КОСОЛАПОВО
2020
© КОСОЛАПОВСКАЯ МОДЕЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА
Зайцев Валентин Викторович родился 24 января 1959 года в д.Айглово Мари–Турекского
района Республики Марий Эл. В 1966 году пошёл учится в 1 класс Маныловской восьмилетней
школы. После окончания поступил в Йошкар–Олинское музыкальное училище по классу
вокала.
Срочную службу проходил в Краснознамённом Закавказском военном округе.
Уволившись в запас, работал воспитателем Мари–Биляморской вспомогательной школе.
Работал на разных должностях от председателя Мари–Турекской районной пионерской
организации до руководителя Мари–Турекской поселковой администрации.
В настоящее время занимается творчеством: пишет стихи, рассказы.
За стихотворение «Кавказ» в 2003 году удостоен звания Лауреата Всероссийского
Лермонтовского поэтического конкурса « Люблю Отчизну Я».

В 2006 году стал победителем Республиканского поэтического конкурса, посвящённого 20летию Чернобыльской трагедии. Стихи Валентина Викторовича написанные, к этому конкурсу
опубликованы в книге «Чернобыля чёрная быль».
В 2009 году победитель литературного конкурса МВД Республики Марий Эл «Доброе
слово» в номинации «Поэтическое произведение».
В 2010 году Валентин Викторович стал номинантом Международной премии «Филантроп».
Цикл его поэтических произведений оценивало жюри, в составе которого были народный
артист СССР, художественный руководитель ГАМТ России Юрий Соломин и народный артист
СССР Иосиф Кобзон.
Свои поэтические произведения, а также очерки о малой Родине печатает в районной газете
«Знамя», в республиканской газете «Марийская правда».
И ВОТ ТАК В САМОМ ЦЕНТРЕ РОССИИ
УМЕРЛА ДЕРЕВЕНЬКА МОЯ.
ЛИШЬ БЕРЁЗОНЕК НОГИ БОСЫЕ
ВСПОМИНАТЬ БУДУТ ДОЛГО ТЕБЯ…
В сборнике стихов «Отрада и боль» Валентин
Викторович предстаёт перед нами, то влюблённым
в свою малую Родину деревенским пареньком, то
солидным мужчиной, испытавшим все тяготы
Чеченской войны, то человеком, подводящим итог
своей трудовой и творческой деятельности.

каким бы он ни был, через всю свою жизнь он
пронёс – любовь к матери, к Родине, к любимой
женщине, любовь к жизни.
Зайцев, В.В. Отрада и боль : стихи / В.В. Зайцев. — Йошкар – Ола :
ООО «Стринг». — 2007. — 60 с.
Я ВНОВЬ В ТВОИХ ОБЪЯТЬЯХ , МОЙ КАВКАЗ.
А ТЫ ТАКОЙ ЖЕ ГОРДЫЙ , КАК И ПРЕЖДЕ.
ПРИШЁЛ К ТЕБЕ Я ВЫПОЛНИТЬ ПРИКАЗ.
К ТЕБЕ ПРИШЁЛ, НО ТОЛЬКО НЕ ИЗ МЕСТИ.
СЫНЫ ТВОИ, ЖИВУЩИЕ В ГОРАХ,
«КИНЖАЛЬНЫЙ БОЙ» ВЕЛИ СРЕДИ СОБРАТЬЕВ.
ИХ УСМИРЯЛ ИМАМ ХАДЖИ И САМ АЛЛАХ,
А ГОРДЫЙ ТВОЙ НАРОД БЫЛ НЕПОДАТЛИВ…
«Я не знал войны» – это проба пера
Валентина Зайцева в прозаическом жанре.
В ней он пишет о событиях, происходивших
в Чеченской республике в 2001 году. Автор
сам являлся участником боевых действий.
Зайцев, В.В. Я не знал войны / В.В. Зайцев. — Йошкар–
Ола : ООО Типография «МБК», 2008. – 88 с.
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МОЙ КРАЙ
МАРИ – ТУРЕКСКИЙ,
ТВОИХ БЕРЁЗ – НЕВЕСТУШЕК РЯДЫ
И ВЕТВИ ИВ СКЛОНИВШИХСЯ НАД РЕЧКОЙ,
ИХ ТИХИЙ ШЕЛЕСТ ЛИСТЬЕВ У ВОДЫ.

МНЕ НРАВИТСЯ
С ВЕЛИКИМ УПОЕНЬЕМ
ВБИРАТЬ В СЕБЯ КЛУБНИЧНЫЙ АРОМАТ
И ДОЛГО СЛУШАТЬ ЖАВОРОНКА ПЕНЬЕ,
КАК ЭТО БЫЛО МНОГО ЛЕТ НАЗАД…
В поэтическом сборнике стихи честные, открытые,
стихи – исповедь «о времени и о себе», «отрада и
боль» пропущены через само сердце поэта.
Зайцев, В.В. Пою тебя, мой край родной : стихи / В.В. Зайцев. Йошкар–Ола : Издательский центр ИП В.Я. Очеева, 2010. – 112 с.
ХВАЛА ТЕБЕ , МАРИЙСКАЯ ЗЕМЛЯ
НАРОД МАРИ! ТВОЙ ЮБИЛЕЙ НАСТАЛ.
ЛИКУЙ! ВЕДЬ ТЫ РОЖДЁН РОССИЕЙ.
ШАГНИ НА СВОЙ СЕГОДНЯ ПЬЕДЕСТАЛ
В 2011 году вышла четвёртая книга Валентина Зайцева
«Не могу я любить не любя».
В сборник вошли новые стихи, ранее не издававшиеся.
Стихи его трогательны, отчасти грустные и по –
настоящему современны. Именно этим и выделяются
среди потока других печатных изданий.
Зайцев, В.В. Не могу я любить не любя : стихи/ В.В. Зайцев. Йошкар-Ола : Издательский центр ИП В.Я. Очеева, 2011. — 96 с.

Книга
посвящена деревне Меркуши, что
находилась на востоке Республики Марий Эл в
Мари –Турекском районе.
О жизни односельчан, их быте, обычаях и
традициях, которые передавались из поколения
в поколение рассказывает автор.
Зайцев, В.В. Большая память о малой Родине / В.В. Зайцев. Йошкар–Ола : Издательский центр ИП В.Я. Очеева, 2012. –
72 с.
Повесть о трагической судьбе молодого парня по
имени Пашка основана на реальных событиях.
Судьба мальчика началась в далёком сибирском
городке Канске. Оставшись сиротой он попадает в
небольшой районный центр на востоке Республики
Марий Эл – Мари –Турек. Затем семья, которая стала
для него близкой, и почти родной, первая любовь и
короткая жизнь.
Книга о добре и зле, жизни и смерти.
Зайцев, В.В. Пашкина любовь : повесть / В.В. Зайцев. Йошкар–Ола : Издательский центр ИП В. Я. Очеева,
2014 . — 76 с.
В.В. ЗАЙЦЕВ
Уважаемый читатель! Мы всегда ждем Вас в нашей библиотеке!
Наш адрес: 425 531, Республика Марий Эл, Мари-Турекский район, с.

Косолапово, ул.Пушкина 8.
Режим работы: Пн. 10:00-17:00
Вт. 10:00-17:00
Ср. 10:00-17:00
Чт. 10:00-17:00
Пт. 10:00-17:00
Сб. выходной
Вс. 10:00-17:00
Перерыв на обед 13:00-14:00
Наши специалисты:
заведующая библиотекой – Сурнина Н.А.
заведующая детским отделом – Мурзанаева М.А.
Техническое исполнение, текст – Мария Александровна Мурзанаева
Республика поэзии Мартина Эспады — Стихи
для моего отца, Фрэнка Эспады В 1941 году мой отец увидел свой первый бейсбольный матч в высшей лиге на стадионе «Эббетс Филд». в Бруклине: Доджерс и Кардиналы. Мой отец взял отца за руку. Когда судьи слонялись по полю, группа на трибунах под бас-барабан и тромбон заиграл хор Three Blind Mice . Продавец арахиса потряс колокольчиком и заорал. Домашняя команда мчались по алмазу, и тридцать тысяч человек кричали все сразу, как будто по Бедфорд-авеню прокатилась освободительная армия.Отец тоже кричал. Он хотел посмотреть «Бал неприятностей».На острове моего отца были ураганы и туберкулез, диссиденты в тюрьме и бейсбол. Громкоговорители загудели: Сэтчел Пейдж выступает за Брухо Гуаямы. Из негритянских союзов он привез дары короля Бальтасара; со скамейки на площади он рассказал секреты тысячи полей: «Бал неприятностей», The Triple Curve, The Bat Dodger, The Midnight Creeper, The Slow Gin Fizz, Вдумчивый материал.Панчо Коимбре поставил дождевиков для Леоне из Понсе; Сэтчел усадил аутфилдеров на траву, чтобы поиграть в покер, забил три поля. к тарелке, и Панчо трижды обернулся. Он не мог ударить по мячу неприятностей. На стадионе «Эббетс Филд» первая подача отразилась в перчатке Микки Оуэна. ловец Доджерс, который никогда не выпускал мяч из рук. Мальчик с лодки, мой отец чистил арахис, ожидая Сэтчел Пейдж направить свой золотой «кадиллак» из КПЗ в курган, как он перемещаться по улицам Гуаямы.Тем не менее, Сэтчел в тот день так и не снял шапку. ¿ Dónde están los negros ? — спросил мальчик. Где игроки-негры ? No los dejan , мягко сказал его отец.
Здесь не разрешают играть . Микки Оуэну никогда не пришлось бы нырять для The Trouble Ball. Именно тогда единственный смуглый мальчик на Эббетс-Филд почувствовал себя парить над трибуной и ромбом, еще одно знамя на игре в мяч. С высоты он мог видеть, что все были белыми, и их белизна была невозможна, как снег в Пуэрто-Рико, и так же молчал, так что не мог слышать ни колокольчика, ни тромбона, или поклонники Доджера, воющие от ликования в загруженных базами двойниках.Он понял, почему его отец шептал по-испански: на трибунах могли подслушать тайну The Trouble Ball. На Эббетс-Филд в 1941 году «Доджерс» встретились с «Янкиз» в Мировой серии. Микки Оуэн забил третий страйк с двумя аутами в девятом иннинге. Четвёртой игры, извиваясь, как лобстер в руках смеющегося рыбака, и янки топнули шипами по тарелке, чтобы победить. Бруклин, городок церквей, молился за его неуклюжую душу. Это было причиной статуи Богородицы текли слезами и отцы Бруклина пили, не изгнание Сэтчела Пейджа в даблхеды в Бисмарке, Северная Дакота.
Для The Trouble Ball не было ни розариев, ни бойлеров. Мой отец вернется в бейсбол на 108-й улице. Он выступал за крестоносцев, пинать высоко, как Ранец, кататься на командном автобусе, разрисованном четырехлистным клевером, морская болезнь вплоть до Хакенсака или Бруклинского плаца. Однажды он застрял его запястье соскользнуло на секунду, все равно бросил еще три возможности и больше никогда не делал подачи. Он вернется в Эббетс-Филд, чтобы ухаживать за моей матерью. В том же году они поженились официант отказался их обслуживать, смешанная пара просидела всю ночь в углу, пока мой отец не поднял его за лацканы, и ноги официанта не болтались в воздухе, кукла и его разъяренный кукловод.Мой отец был знаком с The Trouble Ball. Я родился в Бруклине в 1957 году, когда Доджерс собрали свои спортивные сумки. и покинул город. Разрушительный мяч нанес апперкот в лицо Эббетс Филд. Я слышал истории: как моя мать, потерявшись в кругах и бриллианты в ее оценочной карточке, никогда не видел, чтобы Джеки Робинсон ускорялась вниз по линии, чтобы украсть домой.
Я носил перчатку моего отца до дня Я положил его, чтобы полакомиться водой из фонтана в парке. К тому времени Я поднял голову, она исчезла, как Эббетс Филд.Я медленно шел домой. Мне пришлось сказать отцу, что я никогда не научусь ловить мяч неприятностей. Под табло на Эббетс-Филд висела табличка: Эйб Старк, Бруклинский . Ведущий портной. Ударь знак, выиграй костюм. Некоторые люди видят этот знак во сне. Они говорят о бейсбольных стадионах как о соборах, обрамляют вымпелы из игры там, где он начался, синий Доджер и красный Кардинал, и взгляните на стену. Мой отец, который все помнит, ничего не помнит о том ослепительном дне. но это: ¿ Dónde están los negros ? Нет лос деян .Его волосы белые, и все же слова там, как призрачный отпечаток швов на лбу от шага, который ушел. Это навсегда 1941 год. Это был Бал Бедствий.
«Подношения белой Америке» Эрин Конг
Республика | azcentral.com
Poetry Spot является частью совместной работы с двумя местными поэтами, направленной на то, чтобы сделать поэзию ближе к центру нашей повседневной жизни.
подношения белой америке (после «Your Best American Girl» Мицки)
Эрин Конг
вопреки всем советам, я все еще пишу о вас.Я учу себя любви твоими глазами, но ты не смотришь на меня. Я прошу предков о знаке, и они смеются мне в лицо. спросите, что такого особенного в американской коже. Что во мне такого особенного, что я тоже не должен страдать? Я предлагаю твоему богу самую белую часть меня. я протягиваю ладони, но он молчит. он не мой бог. Я прикуриваю окурки в надежде найти твой голос в дыму. от ментола меня тошнит. Я еду на кладбище, где мы занимались любовью, и прижимаю ухо к земле, думая, что, может быть, тебя похоронили заживо, и жду, пока я тебя спасу.я уже спасал тебя раньше и сделаю это снова с окровавленными руками и черными от виски рубцами на коленях, я бы сделал это тысячу раз, если бы ты попросил. ты никогда не спрашивал, но я все равно пытался. я плачу за тебя. Я пью твой любимый ром и выливаю твою долю над головой. я позволяю ему обливать меня, осмеливаюсь утопить меня, но это не мой бог. Я плачу, как будто это вернет тебя. я пою твои детские колыбельные. сотри с меня желтизну. снова предложить свои ладони. мое сердце висит на тебе. Я жажду мечей, которые ты размахиваешь у моих ног, но танцы утомляют меня, и моя кровь повсюду.почему ты не даешь мне забыть. если ты пообещаешь любить меня, ты оставишь меня в покое.
Эрин Конг — корейско-американский рассказчик и ученый во втором поколении, интересующийся пересечением проблем диаспоры, смерти и папы (межпоколенческая травма, но аллитерация хороша). Недавно она представила инсценировку своего дебютного спектакля «Военные невесты» в компании Binary Theater Company. Ее дебютный сборник стихов «Корейские траурные ритуалы» планируется выпустить этим летом. Ей неудобно писать от третьего лица.Она является соучредителем Desert Diwata, организации, посвященной радикальному азиатско-американскому творчеству. Вы можете найти больше о ней на www.erinkong.com или подписаться на нее в Instagram @erin.kong.
Больше стихов читайте здесь.
Прием заявок
Поэтический сайт ищет лирические, современные, наводящие на размышления, одноязычные или двуязычные стихи не длиннее 40 строк. Отправьте одно ранее не публиковавшееся стихотворение на адрес [email protected] до 20 числа каждого месяца для рассмотрения на следующий месяц.
от DEAF REPUBLIC (стихотворение) — Илья Каминский — США
1.
Такова история упрямства и немного воздуха,
история, которую поют те, кто танцевал перед Господом в тишине.
Кто кружился и прыгал. Озвучивание согласных с повышением
без защиты, кроме ушей друг друга.
Мы на животе в этой тишине, Господь.
Умоем лица на ветру и забудем о строгих формах привязанности.
Пусть беременная женщина подержит в руке что-нибудь из глины.
Ибо секрет терпения — терпение его жены
Пусть ее мужчина преклонит колени на крыше, откашлявшись,
Тот, кто любил крыши, сегодня ночью и сегодня ночью, занимаясь с ней любовью и забывая ее,
Человек с учащенным сердцебиением, женщина танцует с метлой, неровное дыхание.
Пусть позаимствуют свет у слепых.
Пусть тебя целуют в лоб, подходя со всех сторон.
Что такое тишина? Что-то от неба в нас.
Будут доказательства, будут доказательства.
Пусть говорят о воздухе и его потребностях. Что они откроют, то и откроют.
2. Бомбардировка в 9 утра
Бегу по улице Васенька моя одежда в наволочке
Я искала мужчину, похожего на меня
чтобы я мог отдать ему свою Соню, свое имя, свою одежду.
Бегу по улице Васенька, шевеля губами,
один из тех, кто бегает от троллейбуса, который лопается, как кишки на солнце,
кто запирает дверь, запирайте вторым ключом,
и кто пытается говорить, заикается, но пытается говорить.
Жена кричит, как будто она рожала, и она рожала.
Пробегает мимо окон, где женщины покупали лимон, рыбу и чеснок,
справа мадам Горник расписывала продаваемые утром иконы,
слева жила Веронина, мать двоих мальчиков
, которая украла у своих мальчиков бутерброды с помидорами.
Мы заикались и пили и хохотали, как босые мужики
и тоже пили тихо, проклиная только землю и тихо
делали водку из вишни, водку из деревянных стульев.
Началось: лезут на тележки
на воровском рынке, ломая
все свои моменты пополам.А офицеры
в лязгающих трамваях стреляют соседям в лица
и им в уши. А армейский офицер говорит: Мальчики! Девушки!
сделай напарнику два шага. Стрелять.
Началось: Я видел, как синяя канарейка моей страны
собирает крошки с волос каждого солдата
собирает крошки с глаз каждого солдата.
Дождь покидает землю и падает прямо вверх, как и должно быть.
Иметь страну, такую важную,
Натыкаться на стены, на фонари, на близких, как положено.
Следи за их ногами, когда они бегут и падают.
Я видел голубую канарейку моей страны
наблюдаю за их ногами, когда они бегут и падают.
3.
Не забывайте вот что: мужчины, живущие в это время, помнят цену каждой бутылки водки. Солнечный свет на канале за пределами железнодорожного вокзала. С соседской лестницей мы с братом Тони «Москито» лезем на тополь в сквере с полутора бутылками водки и пьем там всю ночь. Солнечный свет на лице молодой девушки, спящей на ступенях церкви.Тони читает стихи, забывает, что я не слышу. Я смотрю на солнечный свет в зеркало заднего вида проезжающих трамваев.
Не забывайте об этом. На тополе сидели два брата, парикмахер и ортопед, влюбленные в одну и ту же женщину. Там они пили и читали каждое стихотворение, которое знали. Ни души не заметили: нотадуша.
4.
«Вы должны говорить не только о великом опустошении
а о женщинах, целующихся в желтой траве!»
Я слышал это не от великого философа
, а от моего брата Тони
, который мог сделать четыре стрижки за тринадцать минут,
с закрытыми глазами, читая перед зеркалом наш национальный гимн.
«Ты должен пить огуречную водку и петь голышом всю ночь
Объединяй женщин и мальчиков Земли!»
Он фальшиво играл на аккордеоне в стране
, где единственным музыкальным инструментом является дверь.
«Говори не только о великом опустошении»
так сказал мой брат, который не умел ни писать, ни читать
, но проводил свои дни в чужих волосах.
5. И они тащат живое тело на залитой солнцем площади
Я вижу кричащие кости животных в их лицах и чувствую запах земли.
Наши мальчики хотят публичного убийства на залитой солнцем площади
Тащат молодого милиционера, табличка в руках качается
«Арестовал девушек Васеньки»
Потому что мальчики понятия не имеют, как убить человека.
Лысый мужчина в парикмахерской шепчет, я убью его за
коробка апельсинов.
В ясное утро они платят коробкой апельсинов.
Приходит лысый мужчина с белыми полотенцами, мылом и бутылкой
. белого вина.
Он ест сырое яйцо, разбитое в чашку.
И он чует струйку лимонов на снегу
И он бросает это яйцо себе в горло, как рюмку текилы
Он моет руки, кладет язык туда, где был его зуб
А наши девушки плюют милиционеру в ноздри
Это слюна нашего народа замерзает на проспектах.

Полицейский красивый, он играл в волейбол, когда мальчики поймали его.
И голубь садится на знак остановки, заставляя его качаться.
Для наших мальчиков знак: старт.
Наши девушки, мокрые и веснушчатые, крестятся.
Лысый мужчина разговаривает пальцами со стеной.
Его глаза мокрые от пота под дождем.
Он прыгает на мальчика и, обняв его, наносит ему удар в
. легкое.
Полицейский летит над тротуаром.
Лысый мужчина протыкает воздух, проделывает в толпе дыру руками
и ноги.
В глухом ухе нет такого звука, как визг дырки. Он целует
сто пятьдесят фунтов тела своего одноклассника.
Это девушки захватывают землю
И положить его в их рубашки.
6.
Через Васеньку: бежит стадо мальчишек. Ледяными руками они тащат полицейского и за яблоко взгляда выставляют человека на асфальт. Снег падает в ноздри. Я смотрю его. Они обводят его глаза красным карандашом. Они учат его соседей плевать в две красные дырки. Я смотрю, как снежинки тают в их волосах. Сосед целится в красный круг, плюется. Я стою на скамейке в парке и жую снег.Мальчики идут к западу от Тедны со снежинками в волосах. Сосед целится в дырку, плюется. Идут ночью с воздетыми руками. Как будто они собирались покинуть землю. И пробовали ветер.
7. Соня считает счастье
Доктор Альфонсо Барабински хочет
выйти на улицу
Я удерживаю его своим меньшим телом.
Он ходит, бежит от своих туфель до моей кухни.
Он пьет у меня на кухне,
Он плавает у меня на кухне со своими варикозными толстыми ногами.
Альфонсо, ты дурак. Вы
думаю, что смело пить
водка все утро натощак.
Вспыхивают стены нашей квартиры.
Стены нашей квартиры
стоять. Они бомбят его больницу.
Он умывает мое лицо.
Он на пальцах записывает имена пациентов.
Тень его пальцев огромна на побеленной стене.
Вспыхивают стены нашей квартиры.
Когда падают бомбы
мы делаем детей.

Он становится на колени и
целует мою кожу
форму нашего единственного ребенка.
Они бомбят его офис.
Снимает очки и кладет их на стол, как сверкающее оружие.
Кидает свою футболку
в нашего кота, жир свисает с пояса.
Достает из кармана украденный лимон
.
Они бомбят его больничный кабинет,
Но я зрелая женщина
Мужчина может быть счастлив.
8.
Я смотрю на тебя, Альфонсо
и сказать
поздним
гусеницам
доброе утро, сенаторы!
это бой
достойный
нашего оружия.
9.
Я не поэт, Соня Я осматриваю
ароматные ножки молодых барышень —
Пока глухота гудит, как моторчик
Я смотрю, как она стоит в душе
держит грудь
в руках, как два маленьких взрыва.
Я ее тонущий мальчик.
В этой стране он не знает
слова «тонет» и кричит:
«Ныряю в последний раз!»
10.
Я поцеловал женщину
чьи веснушки
разбудили наших соседей.
Ее дрожащие губы
означали: иди спать.
Ее волосы упали в середине
разговора
означало иди спать.
Я гулял в своей больнице мыслей.
Да, я унес ее в постель
на кресле моих
волосатых рук. Но приоткрытые губы
означало поцелуй мои приоткрытые губы,
я читал эти губы
не понимая
мягкие губы означало
поцелуй мои мягкие губы.
Таково молчание
женщины, которая
говорит против молчания, зная, что
молчание
побуждает нас говорить.
11.
Это 8 декабря, и мой брат Тони был убит солдатами. 8 декабря полиция вновь открывает Южный троллейбус. 8 декабря, когда моя жена поднимает тело Тони с земли, его рука связана у нее на плече — ее лицо мокрое, волосы грязные. Солдаты открывают чертовы троллейбусы, а я стою и ничего не чувствую (быстрая череда ударов по спине и бедрам).
Когда она приходит домой, я набираю для Сони ванну и мою ей голову, аккуратно смешивая с тихой аккуратностью лучший из шампуней моего брата, а Соня плачет и плачет.
12. Соня говорит медленно, как бы безразлично
Я помню, как Тони спорил перед своим зеркалом, солдаты
красили деревья, Тони сидел
на полу седых волос, и все деревья были
выкрашены в белый цвет. И плюнул на иронию Альфонсо, но когда
играли на аккордеоне, у четвертого у нас не было имени.
«Я не сплю с Тони! Он просто стрижет мне волосы!»
— но наш обед — это крошечная голубая рыбка, и мы с моим тощим зятем
играем в карты.Я тяну лопату за лопатой за лопатой, но
этот тощий воробей, этот цирюльник непростая душа, берет меня
пальцами за нос и целует меня, быстро, в губы!
Когда Тони мыл мне волосы, когда Альфонсо
целовал меня между пальцами ног, когда мои губы
дрожали, когда четвертый смеялся, когда Тони спал, спал в земле,
на пустынных улицах нашего района, немного ветер
призвал к жизни, которой никто не знал, жизни
, которая ежедневно забирала всех нас: моего соседа
забирали, его жену забирали, в их квартире было тихо.
Говорю медленно, как бы невзначай:
их квартира тихая, на полу грязная вода из ботинок.
13. Для моего брата, Тони
Люблю города , этому меня научил мой брат
как он стриг солдат, потом убирал помидоры
наблюдая, как мы с Соней танцуем на мыльном полу-
Открываю окно, говорю вполголоса, брат мой.
Голос, который я не слышу, когда говорю сам с собой, — самый чистый голос.
Но когда-то вокруг нас было небо.
Мы играли в шахматы с пустыми спичечными коробками,
он написал любовные письма моей жене
и выбежал на улицу и прибежал обратно, крича ей: «Ты! Почта пришла!»
Брат вальсирующего мужа, парикмахер вальсирующей жены
(я не говорю, вы не говорите, мы
не говорим, мы не говорим, мы не говорим)
вальсирую от себя
на тепле Васеньки кирпичи —
он благословил нас своим одиночеством, легкокрылое существо.
«У тебя слишком сильно торчат ноги из брюк!»
—Тони, накричи на меня. Мне нужно поддержать
в этом деле с волосатыми ногами. Человек на земле убегает, бежит, кричит и стоит в тишине — тишине
, которая есть шум души.
На похоронах я, смущенный бойцами сопротивления
вставая, чтобы пожать мне руку, сказал
Я ношу твои брюки, в правом кармане дырка.
Я заверну твои слуховые аппараты в эту белую футболку—
с краткими подарками
иди, мой зеленоглазый брат.
А я, дурак, живу.
_________________
Шесть слов,
Господь:
пожалуйста, облегчи
песни
мой язык.
14.
У каждого человека есть тишина, которая вращается
вокруг него, когда он бьется головой о землю. Но я смеюсь
сильно и яростно. Наливаю стакан перцовки
и поджариваю серую стену. Я говорю, что мы были
никогда не молчали. Мы читали друг друга по губам и сказали
одно слово четыре раза.И рассмеялся четыре раза
в любовном повторении. Мы читаем по губам друг друга, чтобы раскрыть
нищету смеха. Коснитесь асфальта пальцами, чтобы услышать прохладную землю Васеньки
Вложите уши в капли дождя на табачном волосе рыбака.
И кто слушает меня: быть
там, а не быть, потерянным и найденным
и снова потерянным: Спасибо за перо на моем языке,
спасибо за наш закончившийся спор,
спасибо за мою глухоту, Господи, такого огня
от спички ты никогда не зажигал.
15.
Неподвижная забывчивая музыка женщин и мужчин
касаясь каждого лба, вдыхая душу в каждого безмерного другого,
на земле, где мы, странники, по безумию недосягаемому
или благодати, в трудном движении достигая каждого безмерного другого:
никто на земле (о горечь, о желание, — кто командует кораблями? —
или, кто-) коснувшись плеча Господа и вдохнув душу, измерил
эту неподвижную забывчивую музыку женщин и мужчин.Так
Я (за глазом что спит?) должен у слепых заимствовать этот свет.
16.
И все же я.

кузов,
Когда я вижу
стройные мальчишеские ножки моей жены
у меня пересыхает
небо во рту.
Она берет мой палец ноги
в рот.
Слегка кусает.
Как мы живем на земле, Комар?
Если бы я мог услышать
вас, что бы вы сказали?
Твой ответ, Москито!
Прежде всего берегитесь
печали
на земле мы можем сделать
—не можем?—
что хотим.
Примечание поэта: Эта последовательность взята из незаконченного манускрипта «Республика глухих». Эта история о беременной женщине и ее муже, живущих во время эпидемии глухоты и гражданских беспорядков, была найдена под половицами в доме в Восточной Европе. Существует несколько версий рукописи.—IK
6 стихотворений для знакомства с современной чешской поэзией — The Calvert Journal
Мы, чехи
Написано Томашем Микой и переведено Крейгом Крейвенсом
Правда восторжествует!
Потому что мы, чехи, изобретательны
Ибо мы, чехи, трусы
Ибо мы, чехи, герои без страха и стыда
Мы, чехи, измученные судьбой
Ничего не удивляет
Мы отрезаем себе носы назло своему лицу
И смеяться
Мы, чехи, боимся сопротивляться всякой власти
Мы, чехи, подарили миру робота и контактные линзы,
Коменский и огурцы из Зноймо,
Шкода и Кундера и десятки других изобретений, без которых мир летал бы невидимыми на невидимых истребителях, взорванных нашим Семтексом
Мы народ масариков
Нация Яна Гуса
Мы, чехи, не цыгане, поляки и евреи
Мы, чехи, чешскоязычные австрийцы
У нас самый красивый язык в мире, потому что никто, кроме нас, не может произнести печально известную «ř»
Мы пьем больше всего пива и с помощью наших союзников, которые предали нас в Мюнхене, изгнали больше всего немцев из Судетской области,
Многих из которых мы справедливо изнасиловали, расстреляли или утопили в реке.
Деус Вульт!
Мы нация Яна Палаха.
С голубиным темпераментом.
Все наши революции бархатные.
При каждом дефенестрации нас спасает навоз.
Каждый чех — музыкант.
Каждый чех — космонавт, коммунист, футболист
Но хоккей и теннис — это наши игры.
Здравый смысл не в ладах с мудростью чехов.
Мы лежим от бомбардировок наших городов.
Ни коммунисты, ни диссиденты, мы ковырялись в серой зоне.
демократов до пяток,
Наш юмор черный
Наша легенда самоиронии.
Мы с удовольствием оскверняем собственное гнездо
Но горе тем, кто осквернит его вместо нас:
С булавой в руках уединимся в пабе и напьемся до беспамятства.
Мы смеемся, гиены.
Правда восторжествует!
Мы умеем страдать, помогать кому должны, подписывать хартии и антихартии.
Мы анальные скалолазы, знаем когда, что и как, и говорим на всех языках Вавилонской башни.
Многие чехи любят ловить рыбу.
Чешское рыбоводство – это давняя традиция.
Маленький Иисус раздает подарки в канун Рождества
А суши из карпа стали нашим фирменным блюдом.
То, что умеют другие, чех может сделать лучше.
Мы были везде, все можем.
Наши философы становятся президентами, а некоторых мы пытаем до смерти — в этом мы напоминаем древних греков.
Мы всегда знаем, как бросить вызов нашим угнетателям.
Правда восторжествует!
Мы чехи! Мы никогда не сдадимся!
Мы больше занимаемся сексом и делаем это лучше.
Наши женщины самые красивые.
Многие чехи жестоко пострадали от чехов
Пока многие другие чехи ходили в походы, готовили сосиски и пели.
Самыми известными чехами были Фрейд, Малер, Рильке, Кафка, Жан Марэ и крот Кртек.
Мы, чехи, die Simulantenbande .
Все мы знаем «Мою Родину», а между тем скорбим:
«Где мой дом?»
Невероятно, насколько велик маленький чех.
(сокращенный)
Томаш Мика – поэт, прозаик и переводчик; он живет в Праге.
Знак * указывает, что стихотворение защищено авторским правом, и предоставляется только ссылка.
Ряд стихотворений еще предстоит преобразовать в новый формат
Баллада о бейсбольном бремени Один поток, который он мне прислал, с тех пор, как мы встретились. *
Назад в Исчезнувшую страну
Птица в клетке *
Папа упал в пруд. Zimmer Lost Religion, The *
Земля не имеет ничего, чтобы показать больше ярмарки
Феи, The
Сад Любви, 31 Жилище *Если бы у нас было достаточно Мира и Времени, Ведьма, The Зеркальный Зал, The * Рука, что качает колыбель, это Рука, которая правит миром, The 34 Гарлем *Harvest-Home (Вниз по покрытой ямочками зеленой траве, танцующей) Поэма ненависти * Дуб с привидениями, The Вы еще не забыли?… Он пришел домой. Ничего не сказал. * Он высечен из алебастра, его зовут Читающий мальчик, * Он шутит о своей бедности Он просто «мальчик!» Я не могу ожидать * Он сказал, что вернется, и мы будем пить вино вместе * Бюро статистики установило, что он * Направление к Свету * Небеса Животных, The * Здесь я лежу возле могилы Здесь в зубах этого победоносного ветра * Вот они. ![]() За конец века, ребята, Герой и Леандер (Кто любил, тот не любил с первого взгляда?) Высокий полет Разбойник, The Ход Путт 4 9 для мира,
Я серебряный и точный. У меня нет предубеждений *
Jabberwocky
Кэти Кейси была без ума от бейсбола,
Женская гардеробная, The
Макбет (Двойной, двойной труд и хлопоты)
Обнаженная и обнаженная, * 2 2
О капитан! мой капитан! наше страшное путешествие завершено,
родительское родительство
Тихий день дома, A *
Rachel
Парусник, возбудитель мальчишек, бах *
Такт
Под убывающей луной * Us Potes
V-Day * V-Day *
В ожидании Икара *
О сыны Колумбии, храбро сражавшиеся,
|
Что не так с поэзией?
Луиджи Керубини и муза лирической поэзии , Жан Огюст Доминик Энгр, 1842.
Musée du Louvre Однажды, в юности, я взял аспирантуру
Философский семинар, я думал, будет о законе и справедливости: вместо этого мы обсуждали
семантическое значение знаков препинания. После занятий я обнаружил, что выдыхаюсь
другу, который был профессором литературы. Я сказал ей, что меня не удовлетворил
курс — это было похоже на то, когда я открыл для себя поэзию и нашел на практике это
самое лирическое искусство часто означало писать о цветах или описывать прозрение
в очереди на кассе продуктового магазина.Мой друг рассмеялся. — Ты знаешь свою проблему?
она сказала. «Вы думали, что философия будет Истиной, а поэзия будет
Красота."
Судя по всему, это Бен Проблема Лернера тоже. В своей новой книге « The Ненависть к Поэзии , поэт, писатель и «гений» Макартура утверждает, что если вы любите обещание поэзии трансцендентности, вы также должны ненавидеть стихи за их невыполнение своей части сделки. «Поэзия, — пишет Лернер, — возникает из стремления выйти за пределы конечного и исторического — человеческого мира насилие и различие — и достичь трансцендентного или божественного." Единственный проблема? Стихи в конечном счете носят человеческий, а не божественный характер. "Как только по мере того, как вы переходите от этого импульса к настоящей поэме, — продолжает он, — песня бесконечность скомпрометирована конечностью своих терминов. Во сне твой стихи могут победить время... но когда ты просыпаешься... ты снова в человеческом мире с его непреклонные законы и логика». Другими словами, если вы поэт, вы можете объявить ты непризнанный законодатель мира, но на самом деле ты просто любитель стиховой игры.
Ненависть к поэзии — это усиленная версия Lerner's 2015 London Review of Книги эссе, которые он расширен, чтобы включить в себя болтливую экскурсию по западной традиции, от оригинальной ненавидящему поэзию Платону, Джону Китсу, Эмили Дикинсон и Уолту Уитмену, и в заключение с современными поэтами Амири Барака и Клаудией Рэнкин. Чем хорош Лернер? книга — это то, как она дает возможность обсудить вопросы, лежащие в основе основная поэзия. Он оценивает выгоды и издержки поэтической метафизики и спрашивает, как лирическая поэзия может вести переговоры с политикой реальной жизни, а не Истина и Красота.
Читаю Ненависть к Поэзии как референдум о лирике, у чьего алтаря Лернер поклоняется, и которую я нахожу, говоря языком постструктурных герменевтика какая-то грубая. Хотя я могу не согласиться с часто консервативным мнением Лернера. счет, он уникален среди современных поэтов для проведения поэтики и позицию, которую он обсуждает с замечательным дружелюбием.
В По мнению Лернера, поэзия — идеальное средство для поражения. Даже великие стихи, он утверждает, совершить эту неудачу, внушая трансцендентное в их отсутствие.«Вы можете сочинять только такие стихи, которые, если читать их с полнейшим пренебрежением, очищают место для подлинной Поэмы, которая никогда не появляется». Джон Китс, возможно, придумал самый известный лозунг поэзии — «Красота — это истина, истина — красота», — но, как Лернер отмечает, Китс также считал, что неслыханные мелодии поэзии еще приятнее. Эмили Дикинсон повторила это предпочтение абстрактного, когда заявила: «Я живу в возможности», а центральным предшественником провала поэзии у Лернера является Уолт Уитмена, чью демократическую инклюзивность он описывает как слишком утопическую для реальный мир.
НЕНАВИСТЬ ПОЭЗИИ, Бен Лернер.
FSG Originals, стр. 96, $12 Но даже великие поэты, Лернер
предполагает, тоскуют по божественным возможностям, которые они в принципе не могут постичь — трансцендентность
недоступны на нашем мрачном человеческом плане. Одним из следствий этого является то, что
Лернер проводит большую часть книги, обвиняя стихи в том, что они не обладают качествами,
он утверждает, что невозможно обладать, скорее, как можно жаловаться на то, что никогда
побывав в гостях у Санта-Клауса, одновременно рассказывая, что он есть,
конечно не настоящий.Доминанта книги
тогда это не ненависть, а озорное, фрустрированное смущение.
Для начала Лернер воображает себя
на вопрос о поэзии от попутчика в самолете: «Если бы мой сосед в
держит узор над Денвером, призывает меня спеть, требует от меня стихотворение, которое
объединит тренера и первоклассников в одно сообщество, я не могу этого сделать». Это было в
этот момент в книге (тринадцатая страница!), когда я понял, что ненавижу поэзию
значительно больше, чем Бен Лернер, так и не почувствовавший позволения
до такой героической пошлости.Так что же делать с этим надуманным сценарием,
который, кстати, воплощает тональные колебания книги между высокопарными
и вечеринки? Что значит оплакивать свою несостоятельность
что имеет нулевую вероятность произойти? И просят ворваться в песню
действительно что-то, что происходит на рейсах в Денвер? Я не мог не сфотографировать
Бен Лернер в роли певицы в стиле Дженны Марони, выжидающий момента, пока он не
спросил на сцене в караоке-баре, только чтобы отказаться - он слишком скомпрометирован своими собственными
онтологическая конечность! Лернер написал аналогичную сцену в своем сборнике стихов 2010 года Mean Free Path , где динамик прерывается.
от монолога, чтобы сказать: «Вы не слушаете.Другой оратор отвечает:
"Мне жаль. Я думал / Как красота твоего пения переписывается /
надежду, о смерти которой он возвещает». Это ненависти
Поэзии сжато в предложение. Но найдите минутку, чтобы посмотреть на Лернера.
здесь самовозвеличивающий язык, язык, который никто никогда не произнесет. Требуется
искренне верящий в то, что поэзия (не говоря уже о вашей собственной поэзии!) описывается как «красота
твое пение». Тогда проблема не
что Лернер ненавидит поэзию — дело в том, что он слишком доверчив к ее утверждениям.
Средний свободный путь — последний сборник стихов, который Лернер написал раньше. спрыгнуть с корабля на роман, опубликовав Покидая станцию Аточа в 2011 году и 10:04 три года спустя. Оба похожи на дневник повествования, которые рифмуют о невозможности поэзии. Читая Ненависть к поэзии , чувствуешь, что Лернер оставил поэзию позади, потому что роман — медиум, объятие которого обыденность и случайность заставили Милана Кундера в «Искусстве романа» восхвалять ее как «антилирическую поэзию» — позволили ему восхвалять без чувствуя клаустрофобную ответственность поэта говорить об Истине и Красоте.Возможно, его работа как поэта позволила Лернеру испытать свою глубокую и возможно бурная внутренняя жизнь в романе. Как главный герой в Покидая станцию Аточа , признается: «Я давно беспокоился о том, что не способен обладая глубоким художественным опытом, и мне было трудно поверить, что кто-либо был, по крайней мере, у всех, кого я знал». Вы понимаете, что Лернер интеллектуализировал сварливость в отношении поэзии — это просто тщательно продуманная защита, которая отдаляет автора от стыда, дискомфорта и уязвимости, возникающих в результате переживания собственные эмоции.
«Эпическая поэзия», Четыре стихотворения (Les Quatre Poésies) , Клод Огюстен Дюфло ле Жен, ок. 1741.
Метрополитен-музей, Фонд Харриса Брисбена Дика, 1953.Каждый век находит себя мотивированы реакционными желаниями. Возможно, не случайно Китс Романтизм, вдохновленный аркадской фантазией о греческих урнах, эльванских лесах, и неосязаемые истины, проявлялись рядом с грязными потогонными мастерскими Индустриальная революция. В наше время мы проводим бестелесную работу через Интернет, но продаются изображения нас как рабочих в виде джинсов с кромкой, ржавых пишущие машинки, деревянные ящики и другие безделушки ушедшей Америки.я подозреваю, что многие читатели посещают господствующую американскую поэзию как искатели светской веры. Поэзия есть смысл!
Превосходство старомодно способ назвать достоинства поэзии, и Ненависть к поэзии — старомодная книга, болтливость которой скрывает консервативный взгляд на поэзию как на спиритуализм под другим названием. Книга начинается озорно, но заканчивается благополучно. На последних нескольких страницах Лернер признает, что (спойлер!) его глубоко трогают всевозможные повседневные моменты: просмотр общественный театр под открытым небом, мельком наблюдая за мимолетным светом светлячков или видя бесконечные ряды хлопьев Cap'n Crunch, которые, если вам интересно, он описывает как «сладкие бесконечности».Отчужденный скептик вернулся в стадо.
Проблема не в том, что Лернер ненавидит поэзию, а в том, что он слишком легковерен в ее заявлениях.Но вернемся к Лернеру гипотетическая встреча в самолете, и вы заметите любопытную роль, которую он задает поэзию: «Объединить тренера и первоклассников в одном сообществе» — в другом словами, политический проект социальной сплоченности. Название Ненависть к поэзии и его серьезная метафизика опровергают тот факт, что он представляет не только лернеровскую поэтика, но и его политика.
Лернер начинает второй тайм его короткой книги, нападающей на поэтов-авангардистов начала двадцатого века, те, кто слишком ненавидит поэзию, и современные культурные критики, которые могут слишком люблю поэзию или, вернее, некий ностальгический взгляд на нее. Исторический авангард отбрасывает на столетие длинную тень модернизма, более консервативного поэты все еще трудятся внизу сегодня. «Агрессивно поверхностная» критика Лернера обнуляется об итальянских футуристах во главе с Филиппо Маринетти, чьи цитаты составляют суть книги. только настоящие всплески ярости, ярости и нигилизма.По Лернеру, авангард поэты хотят, чтобы стихи были «орудием войны в героическом, революционном борьба." Поскольку революция никогда не приходит, Лернер утверждает, что эти бывшие радикалам остается «ненавидеть стихи за оставшиеся стихи вместо бомб».
Лернер затем опровергает Джорджа Пакер, написавший в 2008 году о поэзии, представленной на президентские инаугурации для New Йоркер и Марк Эдмундсон, пишущий в 2013 году о современной поэзии. для Harper's , которые оба хотят американской поэзии — в настоящее время написанный в личном, идиосинкразическом, субъективном стиле, чтобы ответить на опасения широкой публики.Сегодняшние стихи, сетует Эдмундсон , , «не утоляют жажду читателя к значения, выходящие за пределы опыта отдельного поэта и освещающие мир, который у нас общий». Хотя аргументы Лернера против Эдмундсона более сложным, как мы увидим, он обычно обвиняет этих критиков в том, что они хотят поэзии. вернуться в золотой век, которого на самом деле никогда не существовало. Лернер характеризует авангардисты и эти культурные критики как противоположности, но говорит, что на самом деле они оба движимы одной и той же эмоцией: «гнев на неспособность поэзии достичь реального политические эффекты.”
Конечно, хотелось бы любой форма искусства должна обладать хотя бы некоторыми политическими гранями, но у Лернера есть свои опасения, несмотря на то, что он написал о войне с террором в своем сборнике стихов Angle of Yaw и Occupy Wall Street in 10:04 . Он утверждает, что «оборонительная ярость» этих ненавистников представляет собой «реактивное образование»: они просто горькие об утраченном трансцендентализме поэзии, несмотря на то, что ни авангардисты, Пакер или Эдмундсон, кажется, вовлечены в проект Лернера.Просто не любя поэзии, Лернер представляет себя голосом разума, тем, кто может умерить эти эксцессы и защитить искусство против загрязнения политики. Любопытно посмотреть, что он не делать: выступать за политический проект, который он мог бы предпочесть.
Я прочитал вторую половину Книга Лернера не просто как манифест против политической поэзии, а как страннее и более идеологизировано. В своих нападках на авангард Лернер перефразирует «Теорию » Петера Бюргера. Авангард .Теория Бюргера — потрясающая, если вы когда-нибудь думали об этом. художники-авангардисты стремятся быть как можно более претенциозными — в том, что эти художники-экспериментаторы просто хотели приблизить искусство к жизни. Это означает призывая ваших читателей напиться (как это делал Бодлер), цитируя рэгтайм и коммерческие джинглы (Т. С. Элиот), устанавливая писсуар в художественную выставку (Дюшан) или допустить бульканье улицы в концертный зал (Джон Кейдж). Это могут быть нападки на искусство, но они также и объятия. жизни.
Но если ты веришь в поэзию как чистое святилище за пределами нас, простых смертных, что может быть более отталкивающим, чем иконоборчество, случайность и массовая культура? Модернизм стремился развенчать метафизические основы за истину, которую столь многие философы считают пагубной иллюзией и отвлечение от человеческой жизни. Обвинение, которое Лернер выдвигает как против футуристов, так и против культурных критиков противоположное: их, казалось бы, неуместное желание «вступить история». Это странная критика, которая становится более разборчивой, если вы помните что Лернер считает, что смысл поэзии в том, чтобы предложить убежище от «конечного и исторический — человеческий мир насилия и различия.Этот отрывок дал я пауза, так как я поэт, который снимает слишком дорогую двухкомнатную квартиру находится в мире людей. В то время как авангардная поэзия обычно оформляется как нигилистические нападки на лирическую поэзию, мы можем теперь видеть, что дело обстоит как раз наоборот. правда: Самое обидное в авангардизме — это его попытки беспорядок и избыток в среду, которая против человека, лирика. Читать таким образом, Ненависть к поэзии является предал валентинку поэзии, которая не так уж и демонтирует ее божественность as выражает раздражение по поводу надоедливых людей, которые встают у него на пути.
«Сатирическая поэзия», Четыре стихотворения (Les Quatre Poésies) , Клод Огюстен Дюфло ле Жен, ок. 1741.
The Metropolitan Museum of Art, Harris Brisbane Dick Fund, 1953.Лернер посвящает большую часть своей книги обсуждению идеальный поэт: тот, кто может «объединить нас в нашем различии, составляя коллективный субъект посредством магии языка и стихосложения, тот, кто посредством говоря за себя, могла бы говорить за каждого себя». (Сам Лернер, кажется, тосковать по этой роли: Его дублер-автор в 10:04 , поэт-романист по имени Бен, , думает стать отцом и увещевает себя: «Что тебе нужно нужно использовать самолюбие, которое вы гипостазируете как потомство… и позволить ему разветвляются горизонтально в возможность трансперсонального революционного предмет в настоящем.») Но Лернер признает «имплицитную политику [таких универсализм] меня беспокоит». Под этим он подразумевает тенденцию внутри западного гуманизм считать универсальным субъектом белого гетеросексуального мужчину. Лернер критикует Эдмундсона за заявление о том, что белый чувак вроде Роберта Лоуэлла может говорить за все человечество, но Сильвия Плат может говорить только за женщин. Против универсальное Я, Лернер считает поэтов Амири Барака и Клаудиа Рэнкин как писатели, создающие особую черное «я», и он представляет вдохновенное прочтение Уолта Уитмена, которого Лернер берет за образцового, но неудачного поэта американского радикального инклюзивность.
Больше года спустя 11 сентября Амири Барака выпустил яростное, неоднозначное стихотворение «Кто-то взорвал Америку». «Кто-то» прославился своими репликами предполагая, что израильские рабочие в башнях-близнецах получили предварительное предупреждение о нападениях, предполагая для многих, что Барака верил во всемирную Еврейский заговор. Эдмундсон называет его одним из немногих «великодушных поэтических ответ[ы]» на 9/11, «попытка сказать не как это исключительно для Бараки но как это для всех. Лернер не согласен.Он цитирует речь Бараки. защищаясь от обвинений в антисемитизме, в которых Барака говорит, что стихотворение тематизирует «нашу историю» — историю того, «как страдали чернокожие американцы». от домашнего терроризма» от рук движимого рабства и Джима Кроу. Это означает, что когда вы читаете стихотворение как говорящее «от имени всех», утверждает Лернер, вы «тактически забыть историю насилия против чернокожих» и «повторить игнорирование «нашей [цветной] истории»».
Лернер пытается критиковать универсализм, основанный на белизне, но его политкорректное прочтение стирает Более радикальная программа Бараки, превратившая его в удобоваримый флагман для разнообразие.«Кто-то взорвал Америку» — антивещественная «Песня о себе», максималистская литания обо всех, кто когда-либо был уничтожен или противостоял Американский империализм:
Кто нужно ископаемое топливо, когда солнце никуда не денется
Кто делать кредитные карты
Кто получит наибольшее снижение налогов…Кто взаперти Мандела, Дхоруба, Джеронимо,
Ассата, Мумия, Гарви, Дэшил Хэммет, Алфеус Хаттон…Был это те, кто пытался отравить Фиделя
Кто пытался держать вьетнамцев угнетеннымиКто назначить цену за голову Ленина
Кто посадить евреев в печи,
и кто помог им это сделатьКто сказал «Америка прежде всего»
и одобрил желтые звезды
Поэма говорит от имени угнетенных колониальные субъекты (коренные народы, палестинцы, панафриканские лидеры), Лидеры западных государств (Линкольн и Ленин), чернокожие активисты (Гарви, Хьюи Ньютон, Мумиа) и белые коммунисты (Роза Люксембург, Розенберги, Дэшил Хэммет).Когда Барака дал речь о полемике по поводу стихотворения - и отказался уйти в отставку с поста Нового Поэт-лауреат Джерси — он выступил с хриплым осуждением нацизма, сионизма, Маккартизм, капитализм и война с террором. Несмотря на то, что Лернер характеристика выступления исключительно о черной идентичности, Барака из более обширной линии антикапиталистических радикалов, которые видели свое чернота как лишь часть всемирного сопротивления американской империи, как W.E.B. Дюбуа, который путешествовал по Китаю, чтобы узнать о социализме, и Малкольм Икс, который лоббировал ООН, принимал у себя Фиделя Кастро и называл себя гражданином Азии в знак протеста против войны во Вьетнаме.
Лернер много тратит Ненависть к поэзии на чтение вслух грамматики, размера и пунктуации, но когда он доберется до Уолта Уитмена и Клаудия Рэнкин, его формалистские чтения отделяют его от того, что стихи на самом деле имею в виду. Почему Уитмен велик? Лернер говорит, что это «емкость его местоимения». Когда Уитмен пишет «ты», он охватывает всех этим универсализирующим объятия второго лица, но Лернер указывает, что развертывание «я» и «ты» путь слишком «заменим»; слова означают что-то полностью отличается, если вы конфедерат или раб.
Просто не любя поэзии, Лернер представляет себя голосом разума, тем, кто может умерить эти крайности и защитить искусство от загрязнения политикой.Поправка Уитмена, Лернер утверждает, появляется в «Гражданине : американская лирика » Рэнкина, книге, состоящей из второго лица рассказы о расовой травме. Гражданин беспокойство, — пишет Лернер, — это то, как раса определяет, когда и как мы доступ к местоимениям». Потратив три страницы на обсуждение местоимений Уитмена, Лернер тратит еще две страницы (около половины своего обсуждения Ренкина) на обсуждение о ее местоимениях, прежде чем перейти к пятистраничному обсуждению ее косых черт.( «Технический термин, — сообщает он нам, — это «косая черта».) Хотя это и небезынтересно, Лернер внимательное прочтение местоимений на самом деле является подавленным разговором о расе, способом говорить о «Я» и «ты», а не «белый» и «черный». Читатель, незнакомый с их работы можно было бы простить за то, что они представляли Уитмена и Ренкина вовлеченными в более чем столетие Дуэль в стиле Highlander из-за замены существительного, вместо того, чтобы спрашивать, что значит быть гражданином американской расы проект.
В своем эссе 1980 года «Афроамериканская литература и класс Борьба, — возразил Барака. что такие формалистические чтения представляют собой политическую цензуру.Когда вы закроете читая стихотворение, как это делает Лернер, вы часто в конечном итоге тратите больше времени на разговоры о тире, чем, скажем, об историческом контексте, авторском замысле или политике. Барака рассматривал внимательное чтение как стратегию, применяемую консервативными южными критиками, — он выделил из так называемых новых критиков, таких как Джон Кроу Рэнсом, Аллен Тейт и Роберт Пенн Уоррен, чтобы сосредоточиться на стиле, чтобы не говорить о политике. На протяжении В книге Лернер постоянно ссылается на политику только для того, чтобы подавить настоящую политическую содержание.Он читает в тени идеологий-близнецов, упускающих смысл стихотворения. содержание: Романтическая лирика, представляющая поэзию как искусство чистого дух, и те критики, которых Барака атаковал за то, что они подчеркивали формалистические близкие прочтения ремесла.
Подозреваю провал Лернер идентифицирует действительно возникает при написании под этими противоречиями. лирика просит поэта высвободить вулканическую бесконечность, потрескивающую внутри, но на близком расстоянии читая, такая возвышенная магма остывает в вымученном мастерстве. Лернер пишет в одно замечание, что «настоящие стихи структурно обречены на «горькую логику». которое не может быть преодолено никаким уровнем виртуозности», — но это получает отношения в обратном направлении: именно виртуозность сама по себе ведет к уменьшению поэзия из колдовства в простую технику.
Citizen не мощный из-за его грамматика — это мощно, потому что Ренкин вовлекает читателя за пределы текста. Когда читая Гражданин , у вас нет выбора но либо признать предвзятое поведение, которое вы совершили, либо признать расовая травма, которую вы перенесли. Что делает книга — с ее ярко-белой, бескислотные страницы прямоугольного шрифта без засечек — кураторский текст на стене на этот пережитый опыт расовой травмы. Лернер пишет, что книга заставляет его «осознать, что я, белый человек, на самом деле не могу относиться к опыту обсуждаемый; Я не могу быть жертвой такого расизма.Это внутреннее чувство вины за белый привилегия напомнила мне сцену из 10:04 где главный герой размышляет о обслуживающем его персонале латиноамериканского ресторана и не могу не думать, что его аванс по контракту с издательством почти соответствует их пожизненная зарплата.
Лернер пишет, что «утверждение [ Citizen ] как лирика сбило бы Китса с толку», просто потому что книга написана прозой. Но связь книги с лирикой глубже и политичнее. Говорящий Ренкина часто мечтает об облаках — плавающий образ трансцендентности прямо из Вордсворта, но этот размышляющий частный Я также должен проснуться и принять на себя роль гражданина, измученного черного тело, социальные взаимодействия которого сверхопределены наследием Американское рабовладельческое государство.Лернер может отказаться от поэзии, говорящей за всех, кроме одного. уроков Рэнкина состоит в том, что как бы вы ни стремились к самоанализу, вы все еще застряли, принимая на себя роль «исторической личности», игрока в сфальсифицированном игра превосходства белых. Лернер утверждает, что Ранкин чувствует «недоступность традиционных лирических категорий», но я думаю, что сомнения гражданина носят не столько литературный, сколько политический характер. Нет никого в Гражданин поет «Мы победим». Как и в случае с Та-Нехизи Коутс, Ренкин не видит спасения в перспективе освобождение от расового неравенства.
Точно так же, что имело значение об Уитмене были не его местоимения, а то, кого они назвали: космос граждан и рабочих, таких как беглые рабы, рабочие, арабы-мусульмане и другие люди считались слишком жалкими для американской демократии тогда и сейчас. В 10:04 у Лернера есть свой главный герой предоставить альтернативную характеристику поэта:
Уитмен, потому что он хочет стоять за всех, потому что он хочет быть меньше исторический человек, чем маркер демократической личности, не может написать воспоминания, полные жизненных подробностей.Если бы он раскрыл конкретные генезис и структура его личности… он утратит способность быть «Уолтом». Уитмен, космос».
Хотя это и не так, Лернер говорит как если проект Уитмена был одной из мессианских автобиографий, но причина, по которой Уитмен не представляет своего обособленного исторического «я», гораздо проще: он не пишет автобиографических лирических стихов. Что такого прекрасного и необычного — и сегодняшний читатель, вероятно, утомителен и внелитературен, — любовное желание Уитмена назвать каждое живое существо в мире.(«Пенсильванец! Вирджинец! двойной каролинг!») Эти дикие, ризомные, плюралистические стихи, Лернер говорит, что Уитмен выступает за «противоречия демократической личности, которая не может стать действительной, не став эксклюзив». Затем Лернер характеризует проект Уитмена как невозможный: «Вы Мне не нужно говорить вам, что союз, о котором мечтал Уитмен, так и не состоялся». К честно говоря, я не совсем понял, что имел в виду Лернер, но у меня возникло ощущение он был разочарован тем, что Уитмену не хватило сверхспособностей мутанта, чтобы занять несколько тела одновременно, как Левиафан Гоббса или Вольтрон.Лернер читает Уитмена как единственного человека, заменяющего трансцендентное, но Уитмен заботился больше о нашем мире, чем другой, более чистый, ожидающий нас за его пределами («Мексиканская погонщик мулов»! арабский муэдзин! «крик казака»!). Чего Лернер хочет, так это писателя, достаточно трансценденталистом, чтобы быть всем, а не достаточно политически креативным представить себе угнетенных в мире — другими словами, кого-то вроде Амири Барака.
Самая странная еда на вынос, которую я пробовал после написания этого эссе пришло поразительное осознание того, что Бен Лернер верит больше в политике идентичности, чем Амири Барака.Для Лернера политическая поэзия невозможно, если только вы не черный поэт, говорящий от имени черных людей, или единорог, как Уолт Уитмен, который говорит за всех, но, вероятно, должен проверить его привилегия. Если Лернер ломает руки над тем, насколько больше он зарабатывает денег, чем Латиноамериканский работник ресторана, если читать Гражданин заставляет его чувствовать себя виноватым, тогда его политический кругозор простирается лишь до предела. замечая недостаточность собственного «я». Мы можем думать о Бараке как о черном националист, но глубоко интернациональный поэт перешел к марксизму в середине семидесятых.(«Врагами являются не белые люди, — сказал он однажды студентам Рутгерского университета. — Богатые — ваши враги».) политической программой был марксизм третьего мира, вобравший в себя идеи Черные радикалы 1970-х годов, такие историки, как недавно умерший Седрик Робинсон, который показал расовый характер капитализма, и панафриканские социалисты как Леопольд Сенгор из Сенегала. Если Лернер действительно интересовался политического общества, воображаемого поэтами, он мог бы считать Сенгора и других левые поэты, которые боролись с колониализмом и в итоге стали главами государств, как Амилкар Кабрал, Хо Ши Мин и малоизвестный культурный революционер по имени Мао Цзедун.Эти поэты не считали поэзию и политику чем-то невозможным. перекресток, как и Барака, организовавший Первая конференция Black Power в Ньюарке, основал Комитет за объединенный Ньюарк и разработал стратегию избрания городского совета. первый темнокожий мэр Кеннет Гибсон. Но Ненависть к Поэзии деформирована лернеровским трансцендентализмом. Книга предлагает никакой политики, поскольку политика может иметь место только в человеческом мире.
«Лирическая поэзия», «Четыре стихотворения» (Les Quatre Poésies) Клода Огюстена Дюфло ле Женя, ок.1741.
Метрополитен-музей, Фонд Харриса Брисбена Дика, 1953. Действительно ли люди ненавидят поэзию? Лернер не
действительно ответить на этот вопрос. В конце концов, его книга представляет собой отчет об особом
отношение любви-ненависти поэтов к своему искусству. Чего здесь не хватает
политическая экономика. Поэзия сохраняет некоторый престиж старого мира, материал Шекспира.
в парке и колледже на семинарах по модернизму, поэтому некоторые любители поэзии
рассматривайте его как один из последних оплотов цивилизации против предполагаемого варварства.Но
если оценка поэзии свидетельствует о вашей успеваемости в классе, то поэзия также заканчивается
быть эксклюзивным. Душно и недоступно, когда это называется поэзией, а не
когда это называется стендап-комедией, странным твиттером, хип-хопом, флэш-фантастикой или
произнесенное слово. Кроме того, существует классовое несоответствие между самой поэзией и
тех, кто это практикует. Быть поэтом теперь часто означает быть нищим помощником.
профессор, и трудно видеть в поэте прозорливого героя, если они также
работая за минимальную заработную плату с меньшими преимуществами для здоровья, чем бариста Starbucks.Следовательно
противоречивое положение современной поэзии: поэты не зарабатывают денег, но
сама поэзия высмеивается как устаревшая редкость старых денег
знатоки.
И больше проблема, а именно, что мы живем в мире, управляемом сдвоенными идеологиями наука и капитализм. Если лирика консервативна, потому что она выступает за трансцендентность, то вера в его священную область также означает веру в пространство, не затронутое рациональным объяснением или коммодификацией.У Лорри Мур в рассказе «Потрясающая мать» главный герой посещает колонию художников, который, как выясняется, страдает от невыносимой «поэтессы». Ее поэзия распространена с милыми и неприятными метафорами: одна состоит из повторяющейся строки «the волосатые киви его яиц», а насекомых она называет «божьей опечаткой».
Лернер, вероятно, счел бы нелепостью эти строки доказывают его тезис, но я думаю, что мы находим их смущающими для другой причине: потому что их интуиция кажется уклонением от жизни, подменяя секс и божественность с прихотью.В другой век философы восстали против Бога, и мы живем в постпросвещенческом мире, который они создали. «Божьи опечатки» — это прекрасный пример воспринимаемой причудливости поэзии, доходящей до религии, но без религиозного убеждения в эпоху после смерти Бога. Где все, что существует, может быть произведено, проиндексировано, заклеймено и продано, поэзия может показаться смущающим — последнее убежище магии в мире, который разочарован.
Поэтические термины | Поэзия вслух
Аллитерация
Повторение начальных ударных согласных звуков в ряду слов фразы или строки стиха.В аллитерации не обязательно повторно использовать все начальные согласные; «пицца» и «место» аллитерируются.
Аллюзия
Краткая преднамеренная ссылка на историческую, мифическую или литературную личность, место, событие или движение.
Анафора
Афоризм
Содержательное, поучительное утверждение или трюизм, подобное максиме или пословице.
Арс Поэтика
Термин, означающий «искусство поэзии», стихотворение ars Poetica, выражающее цели поэта в отношении поэзии и/или его теории о поэзии.
Ассонанс
Повторение гласных звуков без повторения согласных; иногда называют гласной рифмой.
Обаде
Любовное стихотворение или песня, приветствующая или оплакивающая приход рассвета.
Баллада
Популярная повествовательная песня, передаваемая устно. В английской традиции это обычно следует форме рифмованных (ABCB) четверостиший, в которых чередуются строки с четырьмя и тремя ударениями. Народные (или традиционные) баллады анонимны и повествуют о трагических, комических или героических 90 031
Пустой стих
Нерифмованный пятистопный ямб, также называемый героическим стихом.
Общая мера
Четверостишие, рифмующееся ABAB и чередующее четырехударные и трехударные ямбические строки. Это размер гимна и баллады.
Бетон или узорная поэзия
Стих, подчеркивающий нелингвистические элементы в своем значении, например шрифт, создающий визуальный образ темы
Исповедь
Созвучие
Сходство в звучании двух слов или начальной рифмы.
Пара
Пара последовательных рифмованных строк, обычно одинаковой длины.
Драматический монолог
Стихотворение, в котором воображаемый говорящий обращается к молчаливому слушателю, обычно не к читателю.
Экфрасис
«Описание» на греческом языке. Экфрастическая поэма — это яркое описание сцены или, чаще, произведения искусства.
Элегия
В традиционной английской поэзии это часто меланхолическое стихотворение, которое оплакивает смерть своего субъекта, но заканчивается утешением.
Эпический
Эпиграмма
Содержательное, часто остроумное стихотворение.
Эпиграф
Послание
Письмо в стихах, обычно адресованное близкому писателю лицу.
Эпиталамион
Бесплатный стих
Неметрические, нерифмованные строки, точно соответствующие естественному ритму речи. В строках свободного стиха может возникнуть регулярный звуковой или ритмический рисунок, но в их композиции поэт не придерживается метрического плана.
Газель
(Произношение: «жрать») Первоначально арабская форма стиха, повествующая о потере и романтической любви. Состоящая из синтаксически и грамматически законченных куплетов, форма также имеет сложную схему рифмовки.
Хайку
Японская стихотворная форма, состоящая из трех нерифмованных строк, состоящих из пяти, семи и пяти слогов.
Изображения
Эти стихи в значительной степени связаны с использованием ярких и вызывающих воспоминания образов для создания очень визуального, образного опыта чтения.
Имажинист
Поэтическое движение начала 20-го века, которое опиралось на резонанс конкретных образов, нарисованных точным разговорным языком, а не на традиционную поэтическую дикцию и размер.
Метафора
Сравнение, сделанное без указания сходства с использованием таких слов, как «подобно», «как» или «чем».
Смешанный
Ода
Формальная, часто церемониальная лирическая поэма, которая обращается к человеку, месту, вещи или идее и часто прославляет ее.Формы его строф различаются.
Пантум
Пастораль
Поэты, писавшие на английском языке, опирались на пастырскую традицию, отходя от атрибутов современности к воображаемым достоинствам и романтике сельской жизни. Его темы сохраняются в стихах, которые романтизируют сельскую жизнь или переоценивают мир природы.
Персона
Драматический персонаж, отличающийся от поэта, рассказчика стихотворения.
Стихотворение в прозе
Прозаическое произведение, которое, хотя и не разбито на строки стихов, демонстрирует другие черты, такие как символы, метафоры и другие обороты речи, общие для поэзии.
Четверостишие
Рефрен
Фраза или строка, повторяющаяся с интервалами в стихотворении, особенно в конце строфы.
Рифмованная строфа
Повторение слогов, обычно в конце строки стиха.
Серия/Последовательность
Сестина
Подобие
Сравнение (см. Метафора) со словами «как», «как» или «чем».
Сонет
Стихотворение из 14 строк с переменной схемой рифмовки.Буквально «песенка», сонет традиционно размышляет об одном чувстве, с уточнением или «поворотом» мысли в заключительных строках.